— Максим, я люблю тебя, ты же знаешь, — заговорила она прерывающимся голосом, — но не могу я жить с тобой вместе и замуж за тебя не могу выйти! У меня обязательства… Я не в праве их нарушить, пойми! Разве нам плохо с тобой сейчас?
Он осторожно высвободился из Катиных объятий:
— Мне — плохо! Я семью с тобой хочу, детей! Я не пацан безусый, чтобы тебя по ночам в окошко выманивать. А если вместе не быть, тогда зачем все?! — Максим упрямо вскинул голову. — Ты же не пускаешь меня в свою жизнь, от слова совсем. Дочкой только отговариваешься. Она обо мне даже не знает, я уверен! И знакомить ты нас с ней не собиралась.
— Ты… бросаешь меня? — спросила Катя мертвым голосом.
Максим долго молчал. Она решила, что не дождется ответа, но он заговорил:
— Думаю, что ты со мной не просто так, что-то у тебя ко мне есть! И как с мужиком тебе со мной в кайф, чувствую! Однако не складывается у нас, — он обжег ее отчаянным взглядом. — Чем-то держит тебя свекор и крепко держит! Признайся, деньгами?! Продалась, значит! Любовь побоку, главное — богатство Озеровых из своих цепких рук не выпустить! Скажи, правильно я догадался?!
Кате показалось, что горло ей сдавило стальным обручем.
— Что молчишь? Ответь, может, я не прав! — настойчиво требовал Максим.
Катя, наконец, разлепила пересохшие губы:
— Ты не прав и в тоже время в чем-то прав. Одновременно…
Он жестко усмехнулся и произнес:
— Вот когда определишься, тогда и поговорим.
Кате очень хотелось плакать. Но слезы куда-то исчезли, как тогда, пять лет назад, после их с Максимом тяжелого разрыва.
«Сейчас он уйдет, и все закончится. Как же мне жить без него?! Зачем мы начинали все с чистого листа?» — промелькнули у нее в голове отчаянные мысли.
Максим с пронзительной тоской посмотрел ей в глаза и глухо сказал:
— Поезжай, тебе еще до Порецкого добраться надо! Уже почти стемнело. А я заправляться буду, сейчас машины пойдут одна за другой, — он кивнул и тяжело зашагал по снежной каше к своей «японке».
Катя на автомате села в ауди, осторожно развернулась и выехала со стоянки. В груди разрастался ледяной ком безысходности. Она почувствовала, как он коснулся сердца, и оно откликнулось острым болезненным покалыванием. Так обычно покалывают пальцы, когда отходят от мороза.
Катя свернула по трассе на Порецкое, когда вдруг перед глазами поплыли радужные круги. Она съехала на обочину и заглушила мотор. Откинула сиденье, легла поудобней и закрыла глаза.
«Не буду думать сейчас о Максиме, а то сойду с ума. А мне нельзя сходить с ума — у меня завтра комиссия. Полежу немного, и все пройдет, — уговаривала она себя. — Просто последнее время я сильно нервничаю и устаю. Дима всегда говорил, что у меня слабые сосуды и мне нельзя переутомляться. Но ничего, завтра пройдет комиссия, и на неделю предоставлю себе отпуск».
Катя свернулась калачиком и погрузилась в тяжелое забытье. Очнулась она от шума проезжавших мимо машин. Резко села, в панике взглянула на панель приборов и облегченно вздохнула. Всего двадцать минут прошло, а показалось, что уже наступило утро!
Память услужливо подсунула картину разговора с Максимом на заправке. Грудь вновь начала разрываться от острой пульсирующей боли.
«Нет, — приказала себе Катя, — никаких терзаний, особенно на людях! Переживу, мне не привыкать. Максим не причем, я сама во всем виновата, знала, что не нужно начинать, а вот поди же ты…»
Она упрямо сжала дрожавшие губы и рывком тронула машину с места.
***
— Баба Люб, когда мы с Димой жениться собирались, он мне про венок говорил. Это зачем? Положено так, что ли? — спросила Катя после ужина, наблюдая, как баба Люба тщательно протирает стол полотенцем.
Старая женщина замерла и с удивлением взглянула на Катю:
— Что это ты вдруг сейчас поинтересоваться решила?
Катя пожала плечами:
— Да так, что-то вспомнилось.
Баба Люба вздохнула и тяжело опустилась на табуретку:
Глава 23
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Катя
— Когда-то в нашей округе обычай был такой. Сплетет парень девке венок, наденет на голову — значит, сватов собрался засылать, — разъяснила старая женщина. — Да кто же в наше время плести чего будет? Вот только и осталось от обычая, что слова: дескать, тебе одной плету венок. Без этих слов у нас девушек в загс не ведут! — Баба Люба опустила глаза и грустно вздохнула: — Мой перед сельсоветом, как списываться пришли, тоже шептал в ухо. Куда деваться, принято так!
Она убрала вымытую посуду и засобиралась домой.
— Завтра в школу не поведу Соню, посидишь с ней? — попросила Катя. — Мне в Артемьевск рано выехать нужно. Да и забрать дочку вовремя не смогу. Вообще неизвестно, когда вернусь!
— Посижу, как не посидеть, — исполнилась важности старая женщина. — А школа как же? Может, мне Сонечку отвести, а потом сходить за ней?
— Баба Люб, не смей приближаться к школе, слышишь?! Дай мне слово! — испуганно попросила Катя. — Ничего страшного, если один день пропустит! Я договорюсь с Татьяной Александровной!
— Нет, так нет, что ты разволновалась, — примирительно ответила старая женщина и поинтересовалась: — А Глашка где, аль случилось что?
— Заболела, — коротко бросила Катя и заторопилась. — Некогда мне, баба Люб! Еще в Чебоксары хочу позвонить да одежду на завтра нужно приготовить. Скоро Соню укладывать!
Только успела баба Люба уйти, как позвонил Слава. Катя плотно прикрыла дверь в кухню и приняла вызов.
— Я тут узнал кое-что. Один мужик мне по большому секрету сказал, — возбужденно зашептал в трубку Глашкин друг, — дело там какое-то темное. Толком никто ничего не знает. А только лежат наши козлы, которые Глашку затюкали, в городской травматологии в Артемьевске со сломанными руками и сотрясением мозга. Оба, представляешь?!
— Что?! Руки сломаны? В аварию, что ли, попали? — с замиранием сердца спросила Катя.
— Говорю же тебе, все мраком покрыто, — рассердился Слава, — но мужик намекнул, вроде как они крутую тачку немного царапнули. А хозяин у тачки, видно, попался не из простых смертных! Да и жутко злой в придачу. Парней приложил сгоряча, чтоб, значит, глядели лучше, когда паркуются. И машину ихнюю забрал! Наверное, на покрытие своих убытков. И ведь не пикнешь! Еще легко отделались, твари поганые! — С ненавистью сказал Слава и выдал матерную тираду.
— Вот как в жизни бывает, — задумчиво протянула Катя. — Что ж, поделом им досталось!
Слава замялся, а потом тихо спросил:
— Ты в бога веришь?
— Верю и тебе советую, — ответила Катя и попросила: — Съезди со мной завтра, пожалуйста, в Артемьевск на день, я уплачу. Глашу теперь караулить не надо!
— Во сколько? — уточнил Слава.
Она на секунду задумалась:
— Подъезжай к семи.
***
Катя
20 ноября 2020 года, пятница
Слава не подвел, прибыл, как и обещал, ровно в семь утра. Катя поймала на смартфоне его входящий вызов и заспешила в прихожую одеваться.
Кинула на себя в зеркало придирчивый взгляд и поморщилась: пришлось воспользоваться косметикой, что Катя делала крайне редко. Ей от отца достались темно-синие глаза и яркие пухлые губы, а от мамы — светлая чистая кожа. Но за последнее время Катя сильно похудела и осунулась. Побледневшее лицо отливало синевой, под глазами залегли глубокие тени. Пришлось «подправляться» тональным кремом, тушью и румянами. Губы она решила не трогать: как есть, так и есть — не любила привкус помад.
Катя надела кожаные сапожки на среднем устойчивом каблуке и лиловую блузку с серой юбкой чуть ниже колен — наряд, что она надевала на первое сентября провожать Соню в школу. Блузка освежала усталое лицо, невысокие каблуки стройнили и без того подтянутую фигуру. Правда, подводила юбка. Мало того, что спадала с талии на бедра, так еще норовила соскользнуть и с них. Пришлось срочно зауживать, иначе Кате грозила перспектива предстать перед комиссией в неглиже!