К лекарственным травам принадлежат нижеследующие: кайлун-трава[209], которая растет на болотных местах около Большой реки. Жители декокт[210] сей травы употребляют от чирьев, чтоб разгнаивались скорее. По мнению камчатскому, производит она и пот и выгоняет изнутри все ядовитое.
Чагбан (Dryas Linn.)[211] растет изобильно по всей Камчатке, а декокт его от опухоли и ломоты в ногах употребляется.
Катанагч (Andromeda foliis ouatis venofis Gmel. Sib.). по-российски пьяная трава[212] на Камчатке не столь сильна, как в других местах Сибири. Декокт ее пьют камчадалы для излечения французской болезни, однако без пользы.
Дуб морской[213] (Quercus marina Cluf. et. Lob. ic.) – трава, которая выбрасывается из моря, вареная со сладкою травою от поноса пользует; а морская малина[214], намелко истертая, для скорейшего разрешения от бремени при родинах употребительна. Есть еще морская трава (Species fuci) яханга [215], которая около Лопатки выметывается из моря, и видом походит на усы китовые. Оную траву курилы мочат в студеной воде и пьют от великого реза.
Омег (Cicuta Auct.)[216] растет около рек и близ моря по всей Камчатке. Сия трава особливое их лекарство от того, когда спину заломит тогда натапливают они юрту жарко, как можно, чтоб скорее вспотеть больному, потом трут спину омегом, наблюдая притом со всякою осторожностию, чтоб не коснуться до поясницы, ибо от того скорее смерть последует. Впрочем, от объявленного трения получают облегчение.
Еще надлежит упомянуть о корне згате (Anemonoides et Raminculus), а по-российски лютике[217], которого действие и употребление не токмо камчадалам, но корякам, юкагирям и чукчам небезызвестно[218]. Все объявленные народы толченым корнем лютика намазывают стрелы свои, чтоб раны их неизлечимы были неприятелем; и сие самая истинна, что раны от такой стрелы тотчас синеют, и все вкруг оной пухнет, а по прошествии двух дней, всеконечно, и смерть последует, если не будет употреблено надлежащей осторожности, которая в одном том состоит, чтоб яд из раны высосать.
Самые большие киты и сивучи, будучи легко поранены, не могут долго быть в море, но с ужасным ревом выбрасываются на берег и погибают бедственно.
Глава 6. О зверях земных
Зверей на Камчатке великое изобилие, в которых состоит и вящее ее богатство: в том числе есть лисицы, соболи, песцы, зайцы, еврашки[219], горностаи, ласточки, тарбаганы, росомахи, медведи, волки, олени дикие и езжалые[220] и каменные бараны[221].
Камчатские лисицы[222] столь пышны, осисты и красны, что других сибирских лис и сравнить с ними не можно, выключая анадырских, которые, по объявлению бывалых. в тех местах еще лучше камчатских, что. однако ж, сомнительно: ибо ежели Стеллерово примечание справедливо, что тамошние лисицы, как кочевые татары, не живут на одном месте, что на Камчатке бывает их много токмо временами, что около Анадырска худой их промысел случается, когда на Камчатке довольный, то можно думать, что те же лисицы и из Анадырска на Камчатку переходят и с Камчатки в Анадырск. Сие правда, что на Камчатке лисиц редко в норах находят.
Что касается до родов их, то почти все, сколько их ни есть, на Камчатке примечены, а именно: красные, огненки, сиводушки, крестовки, бурые, черно-бурые и другие, тем подобные[223]. Случаются ж там иногда и белые, токмо весьма редко. Сие достойно примечания, что лисицы чем лучше, как, например, черно-бурые, сиводушки и огненки, тем хитрее и осторожнее, что не токмо камчадалы, но и русские промышленники утверждают за истину.
При мне тому пример был, что славный промышленник из тамошних казаков по две зимы кряду ходил за одною черною лисицею, которая недалеко от Большерецкого острога жила в тундре, и, употребя все возможные способы, не мог ее промыслить.
Промышляют их наибольше отравою, клепцами и луками. Отрава делается из мяса или рыбы, с цилибухой квашеных, которые колобками на свежие лисьи следы бросаются; а клепцы ставят в снежные бугорки с наживою, за которую принимающаяся лисица бывает убиваема. Но чтоб сей способ ловления яснее был представлен, то опишем мы строение оной машины и как и в каких местах она ставится.
Клепцы делаются следующим образом: из обрубка не весьма толстого, длиною в пол-аршина, выверчивается буравом сердце. На средине обрубка делается окно до самого полого места, шириною пальца на три или на четыре. К окну прикрепляется концом дощечка плашмя, у которой на другом конце сделана петля, а близ петли два кляпа на особливых петлях. Кляп, который к концу дощечки ближе, на конце заострен, а другой зарублен и на конце. и на средине.
Сквозь обрубок, который по тамошнему называется колодою, продеваются гужи, то есть веревка толстая из китовых жил плетеная, а чтоб она из колоды не выходила, то по концам укрепляется она деревянными кляпами. В средине гужей посредством помянутого окна утверждается толстая палка, или мотырь по тамошнему названию, с тремя железными зубцами, вколоченными на другом конце, а лежит оный мотырь в противную от дощечки сторону.
С одной стороны зубцов вкладывается в мотырь деревянный гвоздь, на который накладывается имеющаяся на вышеописанной дощечке петля, когда мотырь на дощечку отворачивается, с которою и одной величины бывает.
Для постановления сей машинки делаются из снега бугры, наподобие кочек, и огораживаются мелкими прутьями. С одной стороны бугра вынимается некоторая часть его до самой средины для входа туда лисице: ибо клепца зарывается в бугор таким образом, чтоб мотырь зубцами бил по самой средине полого места, куда лисице входить надобно.
Когда таким образом бугры бывают изготовлены, то зарывают в них клепцы и настораживают. Сперва пригибают мотырь к лежащей плашмя дощечке и задевают за имеющуюся на оной петлю, потом острый кляп накладывают на деревянный гвоздь, в мотыре вколоченный, а поверх его другой кляп зарубкою. После того петля с мотыря снимается, и все напряжение загнутого мотыря держится токмо объявленными кляпами.
За другую зарубку помянутого кляпа привязывается долгая нитка с наживою, которая кладется в полое на бугре место. Вкруг бугра разбрасывается по сторонам мелко искрошенная юкола[224] для приманы к бугру лисицы, которая, собирая оную, заходит и в полое место.