что Вам надо от меня?
— Позволите пройти в дом?
Женщина немного подумала и сделала пару нехитрых, но весьма полезных умозаключений.
— Триста рублей есть? — спросила она.
Владимир кивнул.
— Тогда пошли!
Маргарита провела Владимира на кухню и села за небольшой потрескавшийся обеденный стол, указав детективу стул напротив неё. Сев на предложенное место, он снял шляпу и осмотрелся: пожелтевшие, местами отошедшие от стены обои в цветочек, старая газовая плита на две конфорки, от которой шёл тонкий запашок утечки, шкаф для посуды, приделанный к стене, кухонных стол, заставленный пустыми стеклянными банками и бутылками и неработающий советский холодильник, в котором стояла чёрная кастрюля и куча пустых стеклянных банок. В углу стояла пятилитровая бутылка с бурой жижей, но вместо крышки на горлышко натянули резиновую перчатку. Сам дом провонял запахом чего-то перебродившего и мочи.
— Как Вас, Вы сказали?
— Владимир.
— А! Точно! Вовчик, значит… А я — Рита! — женщина протянула руку новому знакомому.
Владимир молча пожал её.
— Выпьем за знакомство?
Детектив отрицательно покачал головой.
— Извините, не могу. Я — на работе, и должностная инструкция запрещает мне принимать любую пищу и любые напитки от тех, с кем я работаю.
Она пожала плечами.
— Ну… Инструкция есть инструкция, ничего не поделаешь… А я, пожалуй, выпью…
Маргарита достала из-под стола начатую бутылку крепкого спиртного без этикетки, но мутный белый цвет давал понять, что это был самогон первого прогона. Она плеснула себе в стакан, а потом по привычке повела бутылку ко второму.
— Точно не будете?
— Точно не буду, извините.
— Да ладно! Не извиняйтесь! — она оставила бутылку на столе, потом вынула из ящика стола тарелку с солёными помидорами, — угощайтесь, если передумали. Помидоры соседка дала на поминки. Хорошие, кстати, — она подняла стакан, — ну, сынок… Пусть земля тебе будет пухом…
Маргарита залпом выпила стакан, звучно выдохнула, налила себе ещё и закусила помидором.
— Так что Вы хотели узнать, чего ещё не знают менты?
Детектив вынул смартфон, включил диктофон и поставил на запись.
— Дело в том, что помимо Вашего сына, его друга и той женщины, на которую они напали, в том лесу в тот день, был кто-то ещё. Моя задача состоит в том, чтобы это выяснить. От Вас, Маргарита, мне нужно, чтобы Вы максимально подробно рассказали всё, что происходило в тот день. Даже то, чего говорить нельзя. Я — не полицейский и ничего никуда передавать не буду. Всё, что Вы мне скажите, я буду использовать только для своего расследования.
— Складно ты, Вова, говоришь… — женщина ушла в себя, пытаясь вспомнить начало недели, она откусила от помидора и начала рассказывать, — в тот день Гошка в школу не пошёл, нет… Он даже будильник не ставил. Я на него наорала, чтобы он в школу ушёл, но… — она вдруг остановилась, — он не подчинился. Мне пришлось его поколотить. Какая бы я не была плохая мать, но я его любила! — в её глазах блеснули слёзы, — и била я его, чтобы он не стал таким же как я! — её голос сорвался, она зарыдала, — в последние месяцы я замечала, как он меняется. Он становился более замкнутым, он меньше общался со мной. Нашёл где-то телефон, сутками сидел с ним, читал всякие статейки про маньяков и оружие.
Женщина плеснула себе ещё самогона в стакан.
— И этот его дружок…
— Никита?
— Да! Этот гадёныш! Это он втянул моего сына в это болото! Только этот сучёныш живой, а мой лежит… — она спрятала лицо руками и заплакала навзрыд, — я даже не знаю, где он лежит! Я даже не могу прийти на его могилу…
Детектив молча сидел и смотрел, как женщина плачет рядом со стаканом самогона. Плакала она минут десять, прежде чем продолжила говорить.
— После того, как я его поколотила, он схватил молоток и пошёл на меня, я испугалась, что сейчас он меня забьёт. У него такой взгляд был… как будто он уже делал так… Но в тот момент пришёл Иваныч.
— Иваныч?
— Да, Иваныч, он живёт через три дома отсюда. Мы с ним выпиваем частенько. Это остановило Гошу. Но он сказал мне, что убьёт меня, если не сегодня, то завтра или послезавтра… Он сказал, что однажды я не проснусь. И я ему поверила… — женщина выпила стакан и сразу же налила следующий.
Владимир оценил, что в бутылке хватит ещё на два с половиной таких стакана.
— Потом Гоша бросил молоток в свой рюкзак, развернулся и пошёл. В дверях он столкнулся с Иванычем и едва не сбил его с ног. Иваныч ему крикнул, чтобы тот смотрел, куда идёт, но Гоша даже ухом не повёл. Он ушёл. Как оказалось — в последний раз.
— Может… — начал Владимир, — Вы знаете или видели что-то ещё? Скажите мне свои даже самые, как Вам кажется, глупые догадки или умозаключения.
— Есть один момент. Это сон.
Владимир кивнул.
— Слушаю Вас.
— В ту ночь, я ещё не знала, что мой сын мёртв, мне приснился кошмар, — она положила ладони на стол и смотрела на Владимира в упор, — будто бы я в какой-то пустой комнате с маленьким окошком, в самой середине пола было сливное отверстие. А вход был через железную дверь. Я стою рядом с детской кроваткой, а там лежит мой Гоша. Совсем маленький с голубой ленточкой. Он смотрит на меня ясными глазками. А я — на него. И пытаюсь понять, как мы сюда попали. Вдруг я отхожу к стене, а кроватка с младенцем исчезает. Вместо неё на полу лежит мой уже взрослый Гоша. Именно такой, каким он ушёл. Но он был мёртв. Глаза смотрели в никуда, а из шеи хлестала кровь. Тут железная дверь открывается, в дверях стоит высоченный мужик в белой куртке, он входит в эту комнату, подходит к Гоше, смотрит на него с таким презрением и даже какой-то ненавистью, на глазах у него очки, а потом он смотрит на меня. И говорит, мол, «Вот ты не доглядела за своим ребёнком, теперь — это мой ребёнок. А ты