— Ты ему не веришь.
— Не верю.
— А сама?
— А что сама?
— Себе веришь? Своим чувствам к нему?
— Да какие там чувства? Там безумие какое-то, Полин. Я будто с цепи рядом с ним сорвалась. Ни есть, ни спать, ни жрать не хотела и не могла. Я будто им питалась, его энергией, его запахом, его ласками, его… — Она тяжело уронила голову на сложенные на столе руки. — Он мне сни-и-ится, Поль. Каждую ночь снится. Типа зовет меня, просит о чем-то, руки протягивает.
— Может, так и есть? Может, в кои-то веки мужик не обманул тебя, а сказал правду — что любит и хочет быть с тобой.
— Он иностранец.
— А ты какая-то инопланетянка для него. Летом в меха вырядилась. Позвони ему, Лан. Ну наберись духу и позвони. Лучше один раз пережить даже самую неприглядную правду, чем всю жизнь потом мучиться, что упустила свой шанс на счастье.
— Счастье каждый вечер гадать, с кем он и где? Он же кобель, Полин. Первостатейный кобель, из тех, у кого сносит крышу, стоит на горизонте появиться очередной течной сучке. А мне все это терпеть?
— Тьфу, дура какая.
— Дура, — согласилась моя неумная. — Мало того, что мать-одиночка, так еще и дура. Вдвойне не повезло моему лялику.
— Блин, некому тебе снять штаны и набить морду за такое непроходимое упрямство.
— Ой, кстати про морду набить. Слушай, я уж и не знаю, то ли это гормоны играют, то ли взаправду, но мне прям кажется, что за мной кто-то следит.
— Большой брат за всеми следит, — не удержалась от шпильки я.
— Да нет, серьезно. Мне тут несколько дней назад какой-то бомж в подворотне чуть ли не под ноги кинулся, я аж завизжала, хряснула его сумкой по башке и убежала — хорошо, что не на шпильках как раз была. А потом он мне стал постоянно всюду мерещиться: то в метро мелькнет, то вечером будто крадутся сзади. Оглянусь — а кто-то в урне копается. Н у ведь только бомжи полезут в мусорку, правда?
— А зачем какому-то бомжу следить за тобой? — невольно улыбнулась я.
— Ну, не знаю — ограбить?
— Скорее, на бутылку стрельнуть.
— Или на хлеб. Они же все вечно голодные такие-е-е, сироти-и-инушки-и-и, безотцовщины-ы-ы, — не выдержала и разревелась обуреваемая гормонами подруга.
Дурдом «Ромашка», ей-богу.
Глава 28
— Прошу прощения, боюсь, вы только зря тратите свое и мое время. Господин Зарицкий не примет вас. У него очень плотное расписание.
Секретарь — не секретарша и, ни боже упаси, не секретутка, а именно секретарь — ухоженная, подтянутая, облаченная в строгий костюм и такое же выражение лица, глаз и всего остального, — изобразила уголками губ неубедительную попытку сочувствующей улыбки.
— Простите, как к вам обращаться? — Кто сказал, что через три минуты эта прохладная глыба спокойствия не растает, как сливочное масло в духовке?
— Елена Валентиновна.
— Ну да, так вот, милая Леночка, предлагаю вам спор. Или как когда-то говорили — побьемся об заклад? В течение следующих пяти, ну максимум семи минут Владимир Аркадьевич даст вам суперсрочное задание. А я помогу вам его выполнить в такие сроки, что после этого вас повысят до… ну, скажем, до старшего секретаря.
— Благодарю покорно, милостивый сударь, как когда-то говорили, но я более чем довольна своей нынешней позицией, так что в повышении не заинтересована. Даже если речь идет о должности аж старшего секретаря, — холодно парировала Леночка.
— Хм, ладно. Тогда… Тогда по-другому. Если вы исполните то самое поручение волшебно быстро, то получите в этом году такой рождественский бонус, что сможете позволить себе взять и полететь в отпуск куда хотите, даже, скажем, на Сейшельские острова! — Не могу поверить, что и это ее не проймет.
— У меня аллергия на жару, поэтому я предпочитаю проводить свой отпуск там, где прохладно.
— Сдаюсь, — задрал я руки. — Даже не буду больше строить предположений о том, как вы распорядитесь наградой, полученной через пять, нет, уже через три минуты.
— Могу я предложить вам кофе или чай?
— Знаете, я бы предпочел «Взрывной мине…». Ох, простите ради бога, я имел в виду название коктейля. И я даже соглашусь на чай, поскольку понимаю, что вы просто хотите чем-то занять мой рот… Я имею в виду язык. Да не краснейте вы так. Никакого подтекста. Я понимаю, что вас нервирует и смущает моя болтовня. А тем временем… Пять. Четыре. Три. Два. Один. И-и-и…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— И вы так и не сказали, какой чай — черный или зеленый.
Не понял?
Я глянул на экран телефона — хм, операция прошла успешно. Возможно, просто еще система уведомлений не успела сработать.
— Лена-а-а-а!
А нет, успела.
Громкий вопль из кабинета заставил невозмутимую любительницу прохлады подскочить и в недоумении уставиться на закрытую дверь руководства. Но ее усадил на место звонок стационарного телефона.
— Владимир Аркадьевич, что-то случи?.. Да, конечно. Срочно. Как, еще раз, имя этого человека? Марк Владимирович? Зарицкий? Это… Все, все, бегу искать.
— Леночка, никуда бежать не надо. — Я лениво потянулся в кресле. — И чай можно заносить сразу туда. Если хотите все же заработать повышенный бонус, советую вместе с чаем принести нарезанный лимон. Если память мне не изменяет, у папы в кабинете всегда есть коньячок и пара рюмочек. Не то чтобы я так уж сильно люблю «Хеннесси», но тут реально есть повод.
Секретарь несколько секунд беспомощно переводила взгляд с телефона на столе на меня.
— Ну, я пошел? Или лучше, наверное, вы первая зайдите и пригласите меня. Так будет прям вообще супер. А уж высшим пилотажем с вашей стороны будет отменить на сегодня все встречи — вряд ли хоть одна из них сегодня состоится, — улыбнулся я и многозначительно пошевелил бровью, вставая и одергивая пиджак.
Папа всегда умел подбирать профессионалов в команду. У него только со мной и вышла в свое время промашка. Хотя… Жизнь показала, что и здесь он не так уж и ошибся. Настал тот момент, когда он имеет право сказать: «А я тебе говорил, свин неблагодарный!».
— Владимир Аркадьевич, вы просили найти Марка Владимировича. Он уже может заходить? — сориентировалась Елена Валентиновна, открывая пошире дверь в святая святых корпорации, о работе в которой простые смертные могли только мечтать.
«Хеннесси» не хватило.
Как не хватило и «Коннемары» бочковой крепости, которую папа держал для супернеординарных ситуаций.
Леночке пришлось не только нести нам вторую порцию лимончика, но и заказать на двоих столик в «Мариотте», потом отменять заказ, потом заказывать снова, но уже доставку с обслуживанием, потом вносить кое-какие изменения в заказ… В общем, папа реально умел подбирать профессионалов в штат — все вежливо, спокойно, без цыканий, вздохов и укоризненных взглядов. И офигенски вкусно — при том, что папа, разумеется, не удосужился даже взглянуть на меню, лишь посмотрел недоуменно в мою сторону, когда секретарь уточнила у меня, не страдаю ли я пищевой аллергией на определенные продукты. Не-а, пищевой не страдаю. Да вообще никакой теперь не страдаю. Потому что, приняв решение и начав воплощать его в жизнь, я почувствовал удивительное облегчение и воодушевление одновременно.
— Но как? Бл*, за такой срок? Как ты сумел? — никак не мог успокоиться Владимир Аркадьевич.
— Знаешь, пап, да все объяснимо. Я просто вообще не парился. Не нервничал, не ломал голову, не стеснялся, меня не мучали угрызения совести, потому что у меня ее не было. Я не рвал на ж*пе волоса из-за падений и потерь, иногда потому что забывал о некоторых позициях, а они, упав на дно, через полгода вдруг так взлетали, что я выигрывал даже не в десятки, а в сотни раз. В общем, то самое мое качество, которое ты всю жизнь пытался выжечь из меня каленым железом — распи*дяйство чистой воды — вот оно, как мне кажется, и вылилось в такой результат.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Но он же потрясающий! За каких-то пять лет ты шестикратно приумножил одолженные тебе…
— Спиз*енные, ты хотел сказать. — Я глотнул ароматный напиток, огненной дорожкой прокатившийся по пищеводу.