с ним развеялись все ночные страхи. И развеялись зря. Но вот дневное светило зашло за тучи, не успев даже взойти в полную силу, и длинные тени от всех дерев и даже от травы высокой исчезли, будто их и вовсе не бывало. Погода обещала быть пасмурной, по-осеннему мрачной.
Витязь разбудил своих спутников. Поднявшись, они подкинули веток в костёр и стали готовить еду. А едой той был заяц сероухий, которого поймал Волнозор в пору своего дозора, разглядев среди травы. И вскоре под умелой рукой берегина зверёк превратился в чудесное яство, приправленное травами и солью. Даже Серый Волк, что связанным лежал поодаль, стал принюхиваться, учуяв вкусный завтрак. Когда же заяц был приготовлен, путники расселись вокруг костра и стали есть, разрезая мясо ножами и говоря меж собой. А начался их разговор с вопроса, который задал Брисинор:
– Рана моя немного залечилась, и я чувствую себя лучше, друзья мои, но что же нам делать с тем, кто нанёс мне это ранение?
– С Гвиулисом? – усмехнулся Всесвятлир. – Порешим его здесь, шкуру снимем на шубы, не будет больше беспокоить путников проезжих.
– Нет! – воскликнул Волнозор, взглянув на серого зверя. – Он создание древнее: таких мало осталось. Нельзя брать на себя такое преступление, как убийство. Быть может, этот оборотень один такой остался. В конце концов, он может дать нам клятву.
– Он же волк, он зверь, пусть и был когда-то человеком! – рассмеялись Беленир и Всесвятлир, но Брисинор молчал, догадываясь, что Серый Волк не так прост, как о нём все думают.
– Говорят, всякий оборотень может говорить, – рёк Волнозор, – просто его надо понять. А этот волк, ходит молва, способен сказывать прямо как человек. Ваш конь тоже, вон, глагольствует: волшебные звери ещё не перевелись на свете, значит и оборотни говорить не разучились. Быть может, повести с волком речь премудрую, растолковать ему в чём дело?
Тут Всесвятлир освободил волку пасть и все обратились к зверю, а он устремил на них свой взор, опасаясь, что они затеяли что-то недоброе:
– Ну что, умеешь ты говорить, зверь лесной, али нет? – Гвиулис молчал, а потом взвыл, чая обмануть витязей.
– Что ж! – сказал Всесвятлир. – Раз он не умеет говорить и клятвы нам не даёт, то давайте снимем с него шкуру! – все одобрительно покачали головой, несмотря на порицания Волнозора, который настаивал на том, чтобы отпустить зверя.
– Не надо убивать меня, сгожусь я ещё вам! – провыл испуганно волк хриплым и осипшим голосом, силясь порвать верёвки.
– Говорит, он говорит! – воскликнул Беленир. Вмиг все окружили Гвиулиса, а Беленир спросил:
– Зачем же ты пытаешься убежать? Верёвки зачем хочешь порвать? Ведь, как ты сказал, ты нам сгодишься!
– Обманщик! – завопил Всесвятлир, намереваясь получить с оборотня добрую шубу.
– Нет, давайте вначале выслушаем, чем он нам сгодится! – посоветовал Волнозор. – Быть может, нам и впрямь нужна его помощь.
Все послушались мудрого совета, и даже Всесвятлир вскоре утих и дал вставить слово Гвиулису. И заговорил зверь серохвостый, и голос его был груб и страшен:
– Живу здесь не я один: поблизости можно встретить Егу – колдунью коварную, ужасную видом и мыслью! – все ахнули и удивлённо посмотрели на волка. – Да, да, ведьма эта проклятая обитает совсем близко и, наверняка, появится, ежели я опутан вервями. Меня одного она только и побаивается, а все остальные ей не страшны. Коли вы не развяжете меня, вам грозит гибель! Ночью она уже наблюдала за вами.
– Вот чего удумал! – рассмеялся Всесвятлир. – Чтобы мы его развязали! Может ему ещё и зайца поймать, а потом в рот положить?
– Пусть говорит: этой ночью я видел, как два глаза светились во тьме, а до этого, пока вас не было, прилетал Ведан – ворон с дорожного камня и тоже сказал что-то про ведьму, – промолвил Беленир, и все вновь навострили уши и принялись внимать волку, и даже конь, который не раз видывал говорящих зверей и сам таковым и являлся, подивился речам Гвиулиса.
– Могу я поклясться, что не буду против вас пакостить! – рёк зверь, Беленир кивнул головой в знак согласия, и оборотень вымолвил златое слово клятвы:
– Клянусь я Солнцем и Луною да своею головою, хвостом серым и шерстью доброй, что не учиню никакого зла, направленного против вас, пусть даже не будет у меня иного выхода спасти собственную шкуру.
– А теперь скажи против кого, вас?! – заржал конь, заметивший лукавство в словах Гвиулиса. – А то, быть может, ты имеешь в виду только двуногих.
– Противу вас всех! – взвыл тоскливо волк. – Неужто не понятно?
– А ты поклянись опять и именно против кого ты делать ничего не будешь, конь прав, больно уж ты хитёр! – воскликнул Всесвятлир. – А то по моему хотенью снимем с тебя шкуру, чтоб не рявкал.
– Хорошо, согласен! – обречённо взвизгнул Гвиулис, помахивая серым хвостом, который выпутался из верёвок. – Клянусь я Солнцем да Луною и своею головою, что не буду творить всякое зло против вас: коня богатырского, благородных витязей да берегина мудрого, иначе вылезет с меня вся шерсть и ни единого волоса на мне не останется, а хвост, тот вообще отвалится да скрутится, словно невесть что.
– Вот теперь другое дело, – заявил Беленир. – Вот клятва, так клятва! И без всяких недоговорок, и для слуха красива, а самое главное: она сдержит тебя от всяких глупостей.
Витязи доверились волку и разрезали узы, что связывали его, и Гвиулис оказался на воле. Он вздохнул полной грудью и тотчас оглушительно взвыл, немало испугав доброго коня. Да так взвыл, что Космач аж подскочил, а стоявшие поблизости Всесвятлир и Брисинор вздрогнули.
– Что ж, теперь я должен идти с вами, а то Ега подколодная вылезет откуда-нибудь и вам будет несдобровать! – прорычал волк, размяв лапы после долгого лежания. – Берёте ли вы меня с собой? Но знайте, я зверь дикий, потому могу и наворотить чего-нибудь, и злости во мне много, и лишь клятва будет её сдерживать. Но удержать меня от того, чего в клятве не оговорено вы не сможете, так что думайте. Это очень доброе предложение с моей стороны, ибо без меня вас истерзает подколодная Ега, а она очень зла и коварна. Она умеет навести колдовство, от которого будут бессильны мечи и не защитят щиты и броня!
– Не знаю, как можно ему доверять! – первым вскрикнул Всесвятлир, ткнув в оборотня пальцем. – На одни его глаза разбойничьи посмотрите. Посмотрите на них – в них только злоба и ярость!
– У нас нет лучшего выбора, кроме как взять его с собой, иначе не миновать страшной напасти. Без