Тэйлос судорожно вздохнул. Второе воскресенье сентября — день, когда Грэйс устраивал свой чудовищный и великолепный праздник — было слишком быстро.
— В этот раз четырнадцатого сентября, — голос его неожиданно надломился. — Дэвид, разве мы можем остановить это?..
— Должны, — отвернулся от него Дэвид. — Брун не позволит ему обрести могущество. И мы обязаны помочь ей.
— Что именно сделал Грэйс когда-то? Что за артефакт он использовал? — вспомнил обрывки разговоров с Брун Тэйлос. — Расскажи мне, что такого чудовищного он уже совершил, отчего Брун обязана остановить его?..
— Разве тебе недостаточно того, что он задумал? — Дэвид коротко взглянул на него через плечо, внезапно развернулся и обнял за плечи: — Тэйлос! Одни стремятся к могуществу, вторые — к бессмертию, кто-то пытается подтолкнуть к гибели целый мир, а кто-то хочет сохранить гармонию. Грэйс был учеником Ариана, но цель у него была лишь одна — стать сродни божеству, получить так много сил, чтобы никогда не задумываться о человеческой смерти… — он качнул головой. — Артефакт, который он использовал, позволил остановить время, удержать старение, но этого ему оказалось мало, и он захотел отринуть человеческое в себе, — и тут он отпустил его, отступил. — Прости, я больше путаю тебя, чем объясняю.
Тэйлос сглотнул. То, как Дэвид удерживал его, пробудило в теле странные ощущения, будто бы воспоминания растекались в его мышцах, существовали в его крови, но совсем стёрлись из разума. Из-за этих разнородных и непонятных отголосков он едва осознал, о чём говорил Дэвид.
— Существует ли Светоносный? — спросил он вместо того, чтобы попытаться взыскать с памяти за неясную пустоту. — Всегда полагал, что это лишь удобная выдумка, но соприкоснувшись с этой стороной мира, начинаю задумываться, что ему находится место в системе. Но если он есть, отчего не хочет остановить происходящее, отчего не вмешается?..
— Такого Светоносного, что мог бы вмешаться, не существует, — хмыкнул в ответ Дэвид. — Но Грэйс, обретя своё могущество, может стать таковым. Боюсь только, что с милостью и прощением у него не задастся.
— Значит, буквально мы должны остановить восхождение бога, — Тэйлос покачал головой. — Если бы в годы обучения я услышал от тебя нечто подобное, подумал бы, что ты сошёл с ума.
***
Чтобы отправить Брун сообщение, Дэвид не стал полагаться на почтовые службы или телеграмм. Вместо того он расчертил пространство пола в библиотеке несколькими геометрическими фигурами, написал множество странных символов и расставил свечи.
— Ты должен вовремя разбудить меня, чтобы я нашёл дорогу назад, — объяснил он Тэйлосу задачу. — Когда догорит алая свеча, приведи меня в чувство.
Тэйлос коротко кивнул, хоть происходящее его настораживало. Вместе с Дэвидом они расположились в центре рисунка. Энрайз закрыл глаза, лицо его стало очень спокойным и будто бы… пустым. И вглядываясь в его черты, Тэйлос поймал себя на мысли, что вспоминает времена обучения в университете.
***
Тень от громады университета пересекала кладбище, потому часть могил — особенно старых, с покосившимися надгробиями, — оказалась едва ли не в сумраке, а другая всё ещё освещалась позолотевшим на закате солнцем. Тэйлос остановился на посыпанной гравием дорожке, прямо на границе между светом и тьмой. Он точно не знал, что привело его сюда, возможно, покой и уединённость этого места, а может, неясное и тревожное осеннее чувство, овладевавшее им всякий раз, как наступал сентябрь.
Он прогуливался между могил, читая таблички или рассматривая каменных ангелов и скорбных дев, пока не заметил неподалёку знакомую фигуру. Теперь же медлил, не зная, стоит ли подойти, стоит ли нарушить чужое уединение.
Довольно далеко, среди освещённых золотым сиянием памятников, стоял Дэвид. Он был одет в чёрный плащ, а в руках вертел совершенно не вязавшиеся с дорогой тканью простецкие цветы, наверное, сорванные тут же, на одной из тех могил, к которым забыли дорогу родственники усопших.
Тэйлос всегда был рад поговорить с Дэвидом, невероятно умным и всесторонне образованным, но желание завести интересную беседу спорило с ощущением неуместности. Разве сам он не искал одиночества, когда вошёл сквозь приоткрытые ворота? Разве Дэвид не захотел бы так же остаться наедине со своими мыслями?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вздохнув, Тэйлос на мгновение чуть склонил голову и вдруг заметил, как в пальцах статуи рядом что-то блеснуло. Заинтригованный, он приблизился, но тут же разочаровался — это была лишь ниточка паутины, в которой запутался солнечный блик. Ничего особенного.
— Должно быть, это невероятный дар, — Дэвид возник рядом так быстро, что Тэйлос растерялся, потому ничего не смог сказать в ответ, — я имею в виду — дар подмечать такие вещи.
Кивнув на паутинку, Дэвид протянул руку, затянутую атласной чёрной перчаткой, и коснулся холодных каменных пальцев, смахивая и сминая работу неведомого паука.
— Естественная красота порой принимает причудливые формы, да?
Тэйлос кивнул и тут же, торопясь, продолжил, чтобы Дэвид не счёл его бесчувственным:
— Немногие найдут это привлекательным. Пауки — не самые приятные соседи человека, разве нет?
— О, человечество даже не подозревает, насколько неприятными соседями обзавелось, и пауки тут — наиболее безобидные, — Дэвид говорил будто бы себе, и Тэйлос не совсем понял, о чём он. — Однако посмотри, эта ловчая сеть не может больше поймать насекомых, но вполне способна удержать суть самой осени.
В тончайших нитях, теперь трепетавших в поднявшемся ветре между пальцев Дэвида, дрожало закатное пламя.
Тэйлос очаровался, он всматривался в открывшуюся глазам картину и забыл, что, вероятно, Дэвид ждёт его ответа.
А потом свет исчез.
— Как точно сказано, — слова дались с трудом и прозвучали странно, но Дэвид будто ничего не заметил, хоть и смотрел очень внимательно.
— Пожалуй, нам пора возвращаться в корпус, — бросил он словно между прочим. — Мы продрогли, не помешает выпить горячего грога. Я угощаю.
— Разве… — тут Тэйлос понял, что кладбище погрузилось в сумрак и солнечные лучи больше не расчерчивали его на две равные половины. Солнце село. — Как быстро исчез свет.
— Быстро? — улыбнулся Дэвид и осторожно подхватил его под локоть, увлекая к выходу. — Иногда время теряет всякое значение, течёт будто бы само по себе, а наш бедный разум не способен уловить его движение. Тогда-то нам и кажется, что поток времени может ускоряться или замедляться. Но, скорее, это мы внезапно останавливаемся или бежим быстрее него.
— Интересная мысль, — Тэйлос поддержал разговор. — Значит, это только для меня всё произошло слишком скоро?
— Возможно, — и улыбка Дэвида стала шире.
Только сейчас Тэйлос заметил, что его руки больше не скрывает чёрная ткань. Но когда Дэвид успел снять перчатки, оставалось для него загадкой.
Вечером, оставшись в скромной комнате общежития, где ему приходилось ютиться во время учёбы, Тэйлос остановился у окна, за которым виднелись университетский сад и часть стены, обегавшей всю территорию и местами выгибавшейся причудливым каменным позвоночником древнего чудища.
За окном было темно, потому стекло могло служить подобием зеркала. Тэйлос сначала смотрел за собственное размытое отражение, а потом с удивлением отметил, что в волосах будто бы запутался цветок. Тэйлос поднёс руку и нащупал уже немного увядшие лепестки.
Он выпутал растение из волос и рассмотрел его с придирчивой внимательностью, не понимая, как же оно могло оказаться там, где нашлось. Это был тот самый цветок, что Дэвид вертел в руках, когда Тэйлос заметил его на кладбище.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Причудливая шутка…
Тэйлос уже собрался выбросить цветок, но в последнюю минуту передумал и бережно положил его на письменный стол, обрекая засохнуть, но остаться напоминанием о вечере, в котором солнце было поймано паутинкой, а время бежало слишком быстро.
***
Вздрогнув, Тэйлос очнулся от воспоминаний. Огонёк алой свечи, превратившейся в лужицу воска, едва трепетал, остальные свечи горели едва-едва, и в комнате сгустился сумрак.