сказала Фамка.
Варка непонимающе смотрел на нее. Ему казалось, что он годы провел на темных дорогах, пробираясь по пустым полям и бесконечным холодным чащобам, годы бежал и прятался, коченея от холода и умирая от страха.
– До темноты надо сходить в Починок, оставшиеся вещи забрать.
– Сходим-сходим, – успокоила его Ланка, – ты уж сиди, грейся.
Варка, как вошел, потянулся к печке и теперь всем телом прижимался к ней, если б можно было, то забрался бы внутрь, в самую середину пылающих углей. С самого утра у него болела голова и снова бил озноб.
Жданка торопливо выпутывала из-за пазухи нескладную птицу. Вид у птицы был вполне мертвый. Крылья беспомощно распластались по полу, клюв полуоткрыт, глаза затянуты белой пленкой.
– Это что, едят? – сухо поинтересовалась Фамка.
– Бедненькая, – ахнула Ланка, села на корточки, осторожно тронула поникший хохолок, – надо ее покормить… или хоть водички.
Жданка кинулась за котелком. Птичий клюв осторожно погрузили в воду, но это не помогло. Несчастная птица только взъерошила помятые перья и жалобно квакнула.
От этого странного звука проснулся крайн. Он и в самом деле спал, а не прикидывался, как решил было Варка. Оторвал всклокоченную голову от лежанки, и какой-то миг Варка имел возможность наслаждаться редкостным зрелищем. На высокомерном лице, вечно искаженном гневом или отвращением, мелькнуло наконец что-то человеческое: сонное удивление и расслабленная нежность.
– Белая цапля, – пробормотал он, – белая цапля с Бреннских болот… – и окончательно проснувшись, соскочил с лежанки. – Что вы с ней сделали?!
– Мы – ничего, – поспешила заверить его Жданка.
– Где взяли?
– Подобрали на дороге.
Крайн опустился на колени. Длинные желтоватые пальцы коснулись окровавленного клюва, осторожно развернули подрезанное крыло, пробежали по лапке с обрывком веревки.
– Двуногая мразь, что сотворила это…
– Он умер, – сказал Варка от печки, – замерз в лесу.
– Умер?! Надеюсь, – голос крайна сорвался, – очень надеюсь, что его смерть не была легкой.
Жданка пыталась что-то объяснить, но ее явно не слушали. Крайн съежился, склонился над птицей – живое воплощение горя и отчаяния. Нескладные худые локти, острые плечи, торчащие лопатки… Лицо, полностью скрытое неопрятными космами. Только пальцы едва шевелились, ласково перебирая грязно-белые перья, да шелестел невнятный шепот, похожий на деревенский плач по покойнику. Варка разобрал что-то вроде «сестрица моя милая… загубили, замучили… ничего не могу…». Прислушиваться он не стал. Сильно клонило в сон, а мерное бормотание довершило дело.
* * *
Пробуждение было ужасно. Таких звуков он не слышал с полузабытых липовецких времен. Варка вскочил на ноги, намереваясь дорого продать свою жизнь.
По комнате с дикими пронзительными криками металось нечто белое и нескладное. За ним, нечленораздельно вопя, скакала Жданка. Ланка визжала, зажмурившись и заткнув уши. Илка дергал ее за руку и пытался что-то спросить. Крайн сидел на полу, прислонившись к лежанке с таким ошеломленным лицом, как будто его только что хватили обухом по голове.
– Как я это сделал? – задыхаясь, проговорил он.
– Чего не знаю, того не знаю, – заметила сохранившая полное спокойствие Фамка, – вы крайн, вам виднее.
– Я – мертвый крайн. Я не мог… – Теперь крайн с безумным видом рассматривал свои дрожащие руки.
– Значит, смогли. Или она сама оклемалась.
– Дура, – подал голос Варка, – у нее самое меньшее три ребра сломано.
– И осколки проткнули легкое. И общее истощение. – Крайн поднял глаза на Варку. Взгляд был умоляющий. Варка ничем помочь не мог. Кто его знает, как устроены крайны.
– А если, – тихонько предположил он, – у вас ничего и не было отнято? Сами-то вы не отказывались. Может, это как награда… ну… за нас?
– Не было отнято? Кто знает, каким судом нас судят и на каких весах…
Жданка пыталась накрыть птицу курткой. Птица орала и билась. Ланка визжала.
– Вы бы лучше придумали, как ее унять, – предложила невозмутимая Фамка.
– Унять? – Казалось, до крайна все доходит с огромным трудом. – Унять… да, конечно. – Правая рука дрогнула, словно против воли хозяина. Движение кисти было коротким, но завораживающе изящным.
Первой замолкла птица. Замерла на одной ноге, склонив хохлатую голову, уставилась на узкую кисть, повторившую тот же манящий жест, и, плавно взмахнув крыльями, очутилась рядом с крайном. Тут ей, по-видимому, необычайно понравилось. Она живо вспорхнула на лежанку и, пристроившись чуть ли не на макушке у крайна, начала чистить перышки и время от времени копаться клювом в его волосах. Наверное, надеялась найти там что-нибудь съедобное. Крайн не возражал. Он снова уставился на свою руку, будто бы та совершила нечто невозможное.
– Так, – сказала Фамка, – а чем мы ее кормить будем?
– Кашей, – заискивающе улыбнулась подкравшаяся поближе Жданка. – Она же маленькая… много не съест…
– Она не будет кашу, – пробормотал крайн, – они лягушек едят. Слизняков… Мелкую рыбешку.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Ланка. – Варочка нам рыбки наловит. Правда, Ивар?
– Еще чего, – Варка повернулся к ней, намереваясь до последней капли крови отстаивать свое право мирно сидеть у печки, – сами ловите.
– Ой, – ахнула Ланка, – что у тебя с лицом? – Ее тонкие пальчики коснулись левой скулы, погладили щеку.
– А что?
– Фингал. Здоровенный, – приглядевшись, сообщила Фамка.
– Шел ночью по лесу, приложился о дерево.
– Злобные нынче в лесах деревья, – заметил крайн.
Пальцы-клещи впились в Варкин подбородок.
Льдистые глаза вдруг оказались слишком близко. Варка зажмурился и дернулся, вырываясь. Встречаться взглядом с крайном он смертельно боялся.
Вырваться ему не дали.
– С людьми, конечно, намного труднее, – донесся до него горячечный шепот, – но если получится… если только у меня получится…
– Не надо! – взмолился Варка, наплевав на самолюбие и необходимость держать лицо перед девчонками.
Опухшую левую щеку и разбитую скулу обожгло такой лютой болью, что захватило дыхание и из зажмуренных глаз сами хлынули слезы.
Варка вывернулся, со всего маху стукнулся затылком об печку, сгоряча заорал что-то вроде «отвали, козел!» и только потом открыл глаза. На него никто не обращал внимания. Все курицы смотрели на распахнутую дверь. Дверь с треском захлопнулась.
* * *
Крайн отыскался в ущелье ручьев. Нахохленной черной птицей сидел на высоком камне, с головой завернувшись в старое одеяло. Поодаль бродила белая цапля, копалась в незамерзающих озерцах, выковыривала из-под камней сонных улиток. В ранних сумерках ее оперенье сияло точно серебряное.
Варка стиснул зубы и пошел к крайну, таща за собой упирающуюся Жданку.
– Ну… – сказал он в неподвижную горбатую спину, – это… фингал-то сошел.
Крайн глянул через плечо и вновь отвернулся.
– Вар, пойдем, нетрогай его, – прошептала Жданка.
Но Варка не двинулся с места.
– Э… я того… нагрубил… и прошу прощения.
Никакого ответа. Белая цапля полушагом-полулетом подобралась к своему спасителю и,