Таким же любителем футбола, как Каширский, был и Канделаки. Он страстно болел за «Спартак», иногда даже брал меня с собой на стадион. Однажды приехали мы с ним в Лужники, сели в репортерской ложе. Смотрю — вокруг сплошь знатоки, все смотрят на поле, что-то между собой обсуждают. А мне все это было неинтересно — и чего там смотреть? Ну бегают двадцать здоровенных мужиков за одним мячом, тягомотина такая, что сил нет. Мне это быстро надоело, и я сказала: «Господи! Хоть бы что-нибудь произошло! Хоть бы кто-нибудь кому-нибудь забил гол!» И в этот момент в ворота «Спартака» влетает мяч! Напророчила! Рядом с нами сидели одни болельщики этой команды, и как же они на меня взъелись! Я думала, что меня если не растерзают, то уж точно испепелят горящими взглядами: «Если все равно, кто выиграет, кто проиграет, то нечего ходить на футбол!» Потом они успокоились, увидев, что я пришла с Канделаки, — он ведь был «свой», значит, и я вроде бы из их лагеря…
Еще один артист, при воспоминании о котором я невольно улыбаюсь, — Владимир Шишкин. Очень музыкальный, пластичный, легкий, он прекрасно двигался, замечательно танцевал. И сколько еще восторженных эпитетов можно привести, говоря о Володе! Он приехал в Москву из Риги по приглашению И. М. Туманова, и первой его заметной ролью в нашем театре стал Иван из «Сына клоуна» Дунаевского. Здесь раскрылось разностороннее дарование Шишкина — его Иван был и остроумный, и скромный, и насмешливый, и лиричный… Несмотря на внешнюю подвижность, иногда даже некую буффонность, Володя был актером глубоким.
Он не просто развлекал публику, он мог больше — он воздействовал на нее. Когда в «Сыне клоуна» Шишкин исполнял арию Ивана, в его голосе чувствовались слезы, а что уж говорить о зрителях — в зале многие плакали… Шишкин вообще был актер своеобразный: вроде бы по амплуа «простак», но в то же время, используя нашу терминологию, был и «фрачник» — так артистичен и естественен был он в этих ролях, в этом костюме.
Недавно я снова просмотрела хранящуюся у меня запись телевизионного спектакля «Граф Люксембург». Замечательный фильм, хотя и черно-белый. И актеры там один к одному: Герард Васильев, Эмиль Орловецкий, Людочка Шахова… Володя Шишкин играет в этом старом фильме, как большой драматический артист…
Я любила играть с ним — он заражал меня своей энергией, живостью, музыкальностью, своим оптимизмом. Помню, у нас с ним была каскадная сцена в «Летучей мыши», о которой я уже упоминала, — «Маска, маска, погоди». Для моей Адели в этой сцене костюм придумала наш хореограф Галина Александровна Шаховская. Правда, художник Риза Осиповна Вейсенберг возражала против такого костюма, потому что он был хоть и красив, но неудобен — белое платье из шифона на розовом чехле и с длиннющим, метра в три шлейфом. Но Шаховская настояла на своем, и мне пришлось приспосабливаться, чтобы управляться с этим «хвостом». Мы с Шишкиным-Фальком обыгрывали эту неудобную деталь костюма: Володя то перепрыгивал через шлейф, то носил его за мной, как паж… Когда мы с ним начинали танцевать, я просто наматывала шлейф на руку, чтобы не запутаться в нем. А тут, еще, кроме проблем с «хвостом», у меня в этой сцене были и другие страхи — вокального свойства. У Адели в сцене бала есть ария, где надо брать верхнее «до». И я никак не могла начать играть по-настоящему — так боялась этой арии. Выйду и с ужасом жду: «Господи, скорей бы только спеть, взять это «до», а уж потом я развернусь». И действительно, спою арию, возьму страшную ноту — и потом уже могу играть в полную силу
Талант Владимира Шишкина справедливо называли солнечным. И человеком он был таким же — добрым, сердечным, излучавшим тепло. Относился к людям с открытой душой, обожал принимать гостей, устраивал для друзей в день своего рождения, в другие праздники настоящие пиры… Но театр, который был смыслом его жизни, обошелся с ним безжалостно. В последний период работы Володя уже плохо себя чувствовал. Он и сам знал, что силы у него уже не те, нервничал во время спектакля. Сейчас уже не помню в деталях, как все произошло: то ли он сам все понял и ушел, то ему предложили сделать это…
Публика любила Володю. Он пользовался популярностью не только как артист оперетты. Шишкин снимался и в кино, например в фильмах «Актриса», «Первая любовь»… Многие помнят его по «Анне на шее», где он и другой наш замечательный актер Г. А. Заичкин очень комично играли двух неудачливых поклонников красавицы Анны — Аллы Ларионовой.
Часто и всегда с успехом Володя Шишкин выступал в концертах. Долгое время его постоянной партнершей на эстраде была наша актриса Наталья Красина, хорошая, крепкая субретка, музыкальная, с приятным голосом. В паре с Шишкиным они очень смотрелись. Это был устоявшийся дуэт для концертных выступлений. Наташу в театре называли щебетуньей. Милая, с приятной внешностью, она и человеком была хорошим. Вообще, у нас в театре, за исключением нескольких человек, люди были нормальные, неконфликтные, порядочные. Не устану повторять, что были мы тогда как одна семья.
Возможно, кому-то мои воспоминания о прежних годах, о моих коллегах тех лет покажутся окутанными розовым флером. Нет, именно такими запомнились мне эти отношения, эти люди. Считается, что в памяти обычно остается самое лучшее, а плохое забывается. Может быть, это и так. Но ведь нельзя же отрицать, что тогда отношения между людьми действительно были другими, не такими, как сейчас. Так что дело тут не в избирательности памяти.
В те годы актеры умели дружить между собой. Мы вместе ездили отдыхать, вместе устраивали вечера отдыха в театре, вместе отмечали праздники, общие и личные, чаще ходили друг к другу в гости. Конечно, у каждого были свои друзья и помимо театра, да и в театре кто-то тебе был более близок, кто-то менее. Но не было у нас тогда деления на «своих» и «чужих». Театр, общее дело объединяли всех, несмотря на то что каждый обладал своей индивидуальностью, своим характером. И не всегда простым.
И вот с приходом нового руководства эта атмосфера общего дома постепенно стала меняться. А потом и вовсе исчезла. Появились любимчики и нелюбимые, два лагеря — «мои» и «не мои»… В результате все рухнуло — того, прежнего Театра оперетты, одной актерской семьи, не стало.
Я никого не хочу осуждать, никого не хочу корить, ни на что не сетую. Просто я вспоминаю и сравниваю. И хочу, чтобы люди узнали подробнее о прежнем Театре оперетты, о тех, кто создавал ему популярность, делал его историю. О тех, с кем мне привелось начать свой путь в театре, прожить в нем жизнь.
Думается, что причина начавшейся уже давно отчужденности между коллегами не только в изменениях, происшедших в театре, — что-то стало исподволь меняться в нас самих, в стране в целом. И как это ни покажется странным, а кому-то, возможно, и кощунственным, но, по моему мнению, в определенной мере этому способствовал и массовый переезд в отдельные квартиры — многие стали замыкаться в своем узком, пусть и более комфортабельном, мирке. Постепенно уходила, а потом и вовсе исчезла (по крайней мере, в Москве) традиция открытых домов, когда можно было прийти в любую дружественную тебе семью запросто. Теперь, если уж собираются в гости, то по какому-нибудь поводу и договариваются заранее. В общем-то, это понятно — ведь не потащишься просто так на другой конец Москвы, например из Давыдкова куда-нибудь в Медведково… Так что в каждом явлении жизни есть свои плюсы и минусы…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});