Читать интересную книгу Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник) - Георгий Вайнер

Карабин больше не существовал отдельной неодушевленной жизнью – он стал частью меня, мы слились в один боевой механизм, который не может ошибаться, не знает пощады.

Я поднял карабин и прицелился в далекую телеантенну за окном, она плавала тоненькой ниточкой в натекающей вечерней мгле, в подступающей ночи, в мире, который почему-то хочет вытолкнуть меня из этой яркой праздничной жизни.

Я стоял недвижимо, чувствуя, как теплое дерево приклада врастает в мое плечо. Как легко поразить любую цель, плюнув на версту раскаленным куском свинца! Указательный палец начинает почти неощутимое, невидимое глазу движение, ниточка замерла в кольцевом створе мушки, дыхание остановилось, и – щелк – негромкий щелчок холостого выстрела!

Серия – щелк! – щелк! – щелк!

Бесшумно я упал на пол, быстро, плавно – перекат через спину – щелк! – щелк! – щелк! Ах, как жалко, что стальное чмоканье курка быстрым злым пунктиром рассекает песню Макаревича!..

Я спружинил на ногах, вскочил, упал и снова дал серию: щелк! – щелк! – щелк! Прыжок, кульбит, и опять серия – пока еще холостых выстрелов. И все надо делать очень быстро, беззвучно, неслышно, только Макаревич – под негромкое частое клацанье затвора-автомата – пусть поет свою грустную песню о дружбе, об ушедших временах, о разведенных путях:

…В добрый час, друзья, в добрый час!..Я вас жду, я помню о вас…

Я должен двигаться гибко, стремительно, бесшумно. Это не тренировка, не разминка. Это репетиция. Как языческий шаманский танец войны, пусть это будет ритуал неотвратимой смерти.

Я услышал шорох за спиной, опустил карабин и обернулся – в дверях ванной Лора с ужасом смотрела на меня.

Сергей Ордынцев:

МАЛЯВА НА ДИСКЕТЕ

Когда я пришел к себе в кабинет, мой личный секретарь, именуемая Леной Остроумовой, сидела с телефонной трубкой в руках за моим столом. Закрывая ладонью микрофон, она сообщила мне:

– Ленин прав, кино – важнейшее искусство для народа! Житья нет от сумасшедших, – убрала руку и сказала в микрофон: – Я вам все объяснила, присылайте в письменном виде, до свидания…

Положила трубку, встала из-за стола.

– С чужого коня – посреди грязи… Хотя вы не чужой, а Верный Конь…

Я хмыкнул, усаживаясь в кресло. Вообще-то кресло было огромное, мы бы там и вдвоем поместились. Вполне возможно, было бы удобнее. Или приятнее.

– What’s up? – запросил я свой рабочий аппарат. – Что происходит в нашем милом зверинце?

– Я получила для вас еще несколько справок из Интерпола от вашего коллеги Пита Флэнагана. – Лена положила на стол пластиковую папочку и деловито спросила: – Как я поняла, Хитрый Пес – это Александр Игнатьич?

– Да. А что?

– За что это вы его так?

– А он сам придумал для нас эту игру. Нам было лет по десять… Индейцы… Рыцари тайного ордена… Потом мы превратились в пиратов. Потом были космические разведчики… Потом мы были ремарковскими товарищами… Потом мы были очень многими… Пока не превратились в сегодняшних уродов.

– Занятно, – усмехнулась Лена. – Сейчас уже, наверное, никто не играет в такие игры… И никто так не дружит.

– Так, как мы дружим сейчас, кажется, дружат все…

Лена рассмеялась – лицом она была похожа на куклу-неваляшку: круглая мордашка со вздернутой носопыркой и огромными синими, якобы простодушными глазами. Такие беспомощно доверчивые очи бывают только у аферистов «на доверии».

– Мой отец говорит, что раньше дрались до первой кровянки, а сейчас – до последнего издыхания…

– Ну, Лена, ваш отец, – замминистра, он-то уж знает, о чем говорит. – Я начал просматривать содержимое папки.

– Родней попрекаете? – со вздохом спросила Лена.

– Ни в коем случае! Завидую… – рассеянно ответил я, читая документы – увлекательнейшие изыскания моего друга Флэнагана. Потом поднял голову: – Лена, я не хочу, чтобы эти бумаги шли через нашу службу безопасности…

– Не доверяете?

– Лена, о чем вы говорите? – с возмущением откликнулся я. – Доверяю! Конечно, доверяю. Но хочу дышать отдельно.

– Я вам сегодня же открою отдельный интернетовский адрес, – пообещала Лена, а я думал о том, что никакой новый адрес не решает моих проблем. При желании можно будет снимать информацию с интернетовского провайдера, на который выходят связи всего холдинга.

Ничего-ничего, как когда-то меня подбадривал Кот хохляцкой поговоркой, – ще конячья мама нэ сдохла!

– Сергей Петрович, а что вы собираетесь делать вечером? – оторвала меня от раздумий Лена.

Я удивленно воззрился на нее:

– Сегодня? Вечером? Не знаю… Работать, наверное… А что?

– Нельзя так стараться на работе, – уверенно сообщила Лена. – Жизнь пройдет, скоро состаритесь – потом и вспомнить нечего будет. Пойдемте вечером куда-нибудь! Попьем пива, пожуем креветок, потанцуем… Вы танцевать-то умеете?

– Умею, – неуверенно ответил я, пытаясь вспомнить, когда это я танцевал последний раз. Встал с кресла, подошел к ней и уставился с интересом в ее бездонные наивные девичьи глазки. – Лена, я вам в отцы гожусь… – сказал я достаточно трагически.

– Не хвастайтесь! И не выдумывайте! В ваши времена в седьмом классе еще не жили половой жизнью, так что не рядитесь мне в папаши. Не обижайте девушку отказом – у меня может вырасти комплекс. Пойдем?

– Меня Хитрый Пес загрызет, если узнает, что будет ужинать без меня, – начал я трусливо отнекиваться.

– Я надеюсь, вы не кормите его грудью? И вообще, мне кажется, ему сейчас не до вас…

– Почему вы так решили? – насторожился я.

– Мне так показалось, – неопределенно сказала Лена.

– Креститься надо…

– Я крещеная.

Распахнулась дверь, и вошел, пыхтя, Сафонов. Здесь бытует милый товарищеский добрососедский обычай – входят без стука. При этом наверняка без «стука» мышь не пробежит.

– Я к тебе на минутку…

Лена собрала все бумаги:

– Сергей Петрович, документы я принесу через сорок минут…

Кузьмич уселся поудобнее, спросил:

– У тебя в холодильнике есть холодное пиво?

– Не знаю, я не покупал.

– Ты и не должен покупать, обслуга, надеюсь, позаботилась…

Я открыл дверцу заделанного под темное дерево холодильника – елки-палки, настоящий мини-бар, как в хорошей гостинице. Только по размерам его надо было бы называть макси-баром.

Взяли по бутылке «хайнекена», присосались, и Сафонов, сглотнув до половины, наконец спросил:

– Кот не объявлялся у тебя?

– Нет, пока молчит, – вздохнул я. – Алексей Кузьмич, а что вы вообще думаете о действиях Кота?

– Кота? Думаю, что он лихой парень. Ему бы не из винтаря на бегу стрелять, а с Каспаровым играть – может быть, тоже стал бы чемпионом… Тебе босс сказал, что на этой дискете?

– Нет.

– И мне не сказал. Предупредил лишь, чтобы в Кота ни при каких обстоятельствах не стреляли. Я полагаю, если бы Люда – простодушная дуреха – не сунула дискету прилюдно у тебя на глазах, он бы и не сказал нам об этой весточке. Уверен, что это – «малява», письмо блатное…

– Мне кажется, это ультиматум, – предположил я. – Не знаю, что там есть на этой компьютерной «маляве», но у меня ощущение, что Кот сделал «рыбу», как в домино. Нет хода.

– Беда в том, что Кот – камикадзе, – покачал тяжелой головой Сафонов. – Он топчет тропу в один конец, он будто не собирается возвращаться…

– А что с мальчиком? С Ванькой?

– С Ванькой все нормально. Мы дружим – я его прикрываю, а он меня ненавидит.

– Почему? – удивился я.

– А ты поставь себя на его место… Большой уже парень – ему охота с друзьями погулять, в футбол он хорошо играет, девочками стал интересоваться. А с ним повсюду три амбала: один за рулем, два – впритык за спиной. В школу, в кино, на дискотеку… Ванька на стадионе по полю с мячом бегает, а они, как тренеры, за сеткой стоят. Это для мальчишки – жизнь? Он и уверен, что всю эту неволю устроил я…

– Еще два дня, и Ванька – в Швейцарии.

– Честно сказать – не дождусь этого. Гора бы с плеч свалилась…

Кот Бойко:

РЕКОГНОСЦИРОВКА

Ржавый вездеходный танк Карабаса притормозил в слабо освещенной аллее около стадиона «Ширяево поле» в Сокольниках. Я мазу держу: если Карабас, напившись, оставит его здесь, придется ему переходить на пеший ход – сроду он в этих местах не сыщет свой «ровер»!

Неуютно здесь ночью. Мне лично, во всяком случае, здесь не нравится. Желтые пятна редких фонарей, сизая мгла, корявые кроны старых деревьев, черные полосы неровных теней. Пустынно кругом. Не парк, а кладбище какое-то. И ветер с присвистом носит по мостовой клочья бумаги, обрывки афиш, перекатывает пустые жестянки кока-колы. Мне бы совсем боязно стало, если бы ногой я не упирался в лежащее под сиденьем помповое ружье «мосберг» – эта штука по мощности залпа сравнима с баковой пушкой крейсера «Аврора».

Карабас, сидящий за рулем, показывал мне:

– Вот у этих ворот они стопорят свой «мерс» – наверное, ехать дальше мальчишка не велит. Отсюда они топают пешком в раздевалку. Два ломовых чудозвона все время с пацаном… На разминке и игре они стоят с обеих сторон поля у вратарской площадки. Ломовики хорошо тренированные, дело знают. Финальный свисток – они пацана мигом перекрывают и сразу в раздевалку. Один у входа, другой – к дверям душа… Водила в «мерсе» уже дожидается их с включенным движком. В кабине у него – автомат «узи».