— Не могли? Почему? — удивился Том.
— Я не могла даже продолжать занятия в школе, — ответила Лизель. — Мне нужно было зарабатывать на жизнь…
— А что случилось? — мягко спросил он.
— Вмешалась реальная жизнь. — Лизель обрисовала предмет тремя простыми словами, которые она использовала уже не один раз. Эта лаконичная фраза и ее очевидное желание свернуть разговор все эти годы спасали ее от многословных объяснений.
Это не означало, что она избегала возможности рассказать людям о том, что случилось. Что она не любила, так это сочувствие, которое вызывала ее история, это смущало. Люди жалели ее, а жалость она не выносила. Она хотела, чтобы знакомые вели себя с ней так же, как с любым другим человеком, но когда кому-то говоришь, что ты сирота, отношение автоматически меняется.
Ее родителей больше нет, но в мире есть много других людей в том же положении и еще хуже, и посмотрите на нее, она уже взрослая, и родители могли бы сказать, что теперь пришла ее очередь нести ответственность. Жизнь ставит вопросы, и решение их зависит только от тебя.
Том смотрел на Лизель и ждал объяснений, но не только объяснений — он хотел услышать всю историю. Неудивительно, что, научившись обращаться с животными, он обладал огромным терпением, что не могло не вызывать доверия. Лизель понимала, что может рассказать ему все, и знала, что за этим последует: он примет информацию спокойно, без драматизма.
— Моя мама и отец погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было пятнадцать, — сказала она.
Он медленно кивнул. И единственная эмоция, которая выдала его, — он прикусил нижнюю губу.
— Это, должно быть, было ужасно.
— Да, было тяжело.
Том на какой-то момент поймал ее взгляд, а потом перевел разговор, на другую тему:
— Жена моего друга художник.
— Правда? И что она рисует?
— Пейзажи, портреты, дома, животных — все, что вызывает у нее чувство восхищения, — ответил он. — Она очень славная. Несколько ее работ будет представлено на выставке в Труро, которая открывается в пятницу вечером. Я обещал приехать. И еще одно… Вы бы не согласились поехать со мной?
— Вы серьезно?
Том кивнул.
Лизель улыбнулась, и ее лицо осветилось тихим внутренним светом.
— Это будет замечательно, если я смогу освободить вечер.
— Думаете, возникнет проблема?
Лизель энергично покачала головой, несмотря на то, что толком не знала. На прошлой неделе было так много гостей, что само по себе прекрасно. «Чем больше, тем лучше» — теперь это была новая поговорка Мэрилин, которую она то и дело повторяла. Но это означало, что каждый работник на счету.
— Не думаю. Я поговорю с Мэрилин.
— Конечно, — сказал Том и вытащил из кармана карточку. — Позвоните мне и дайте знать. — Он протянул Лизель свою визитку. — Здесь есть мой мобильный.
— Спасибо, я позвоню.
— Надеюсь, вы сможете освободиться, и тогда я увижу вас в пятницу. Если нет, я постараюсь выкроить побольше времени для Раби на уик-энд.
— Это тоже было бы прекрасно.
— Тогда скоро увидимся…
* * *
Оставив Эда в баре, Мэрилин прошла в столовую. Там, устроившись на софе, она обедала на скорую руку и смотрела на плейере очередную серию «Коронации улиц».
Несмотря на то, что стояло лето, и погода была мягкая, Мэрилин развела огонь в камине — это придавало комнате особую уютную атмосферу, а она всегда любила домашний уют.
Годрич растянулся на коврике перед огнем, он обожал, когда Мэрилин была рядом.
Когда Лизель спросила, сможет ли она уехать в пятницу вечером, Мэрилин улыбнулась и напомнила:
— Тебе не нужно спрашивать у меня разрешения.
— Но я думала, что работаю у тебя.
— Не у меня, а со мной, — поправила Мэрилин. — И тебе не требуется мое разрешение. Мы одна команда, где каждый работает для другого.
— Значит, я смогу поехать в пятницу?
— Конечно, сможешь.
— Я тебе не нужна?
— Мы всегда нуждаемся в тебе, но мы сможем справиться без тебя. Эд будет в баре…
— А все остальное? — Лизель вдруг почувствовала себя виноватой за то, что сестре придется работать без передышки.
— Мы все поделим между остальным персоналом.
— Значит, я смогу уехать?
— Конечно, сможешь. Ты и так пахала целую неделю.
Лизель улыбнулась, поцеловала Мэрилин в лоб, а потом закружилась и запела песню из «Звуков музыки»: «Я просто девушка, которая не может сказать „нет“».
— Она слишком много улыбается, — сказала Мэрилин Годричу, когда дверь за сестрой закрылась.
Годрич широко зевнул и, вытянув длинные лапы, перевернулся на другой бок, подставляя его огню.
— Я бы не хотела, чтобы она так часто улыбалась, — продолжала Мэрилин, бросая Годричу кусочек мяса, чтобы заставить его отодвинуться от огня, прежде чем он начнет дымиться. — Нет ничего хуже, чем любовь без взаимности.
Глава 18
Он забрал ее из отеля в пятницу в половине седьмого вечера.
Не очень понимая, что следует надеть на вернисаж, Лизель просмотрела несколько номеров «Корниш гардиан», которые они держали для гостей, и, рассматривая фотографии разных местных событий, публикуемые в разделе «Кто в чем», пыталась найти что-то подходящее для себя. Она скопировала выходной туалет женщины, которая, как ей казалось, чувствовала себя вполне комфортно в подобной обстановке и была счастлива предстать перед объективом фотографа. За годы работы в баре Лизель заметила, что люди, которые сомневаются, правильно ли они одеты, всегда кажутся закомплексованными.
После долгих размышлений она остановилась на своих любимых черных джинсах (дресс-код не позволял голубой цвет), сапогах на высоком каблуке и просторной блузе бледно-желтого оттенка в стиле кантри, которую взяла у Мэрилин. Туалет дополнял массивный серебряный браслет, когда-то принадлежавший их матери. Волосы она просто высушила и чуть-чуть взъерошила, что соответствовало богемному стилю. Бледный блеск помады на губах, легкое прикосновение кисточки с румянами к щекам и тушь на ресницах — весь макияж, который она себе позволила, но эффект был потрясающий. И когда в этот приятный теплый вечер она услышала, как автомобиль Тома притормозил у дверей, казалось, что заходящее солнце внезапно осветило двери дома.
Том всегда видел Дизель в ее привычной рабочей одежде. И успел привыкнуть к ее облику администратора ресепшен: волосы зачесаны назад, белая рубашка или что-нибудь черное и полное отсутствие косметики. Правда, первый раз он увидел Лизель, когда на ней были пижама и халат, а для совместных прогулок по пляжу она обычно надевала огромную ветровку, на случай ветреной погоды, и старые кроссовки.