Читать интересную книгу Сэр Невпопад из Ниоткуда - Питер Дэвид

За сим следовал отрезок дня, когда мой наставник и господин бывал наиболее активен (не считая времени приема пищи, о чем я уже упоминал). Часа в три-четыре пополудни он, как правило, выходил на главную городскую площадь, где прогуливался, улыбаясь прохожим и время от времени останавливаясь, чтобы поболтать с купцами и лавочниками. Горожане из числа простолюдинов очень его любили и уважали, потому что он до них снисходил, и им это льстило. У остальных рыцарей, разумеется, не было времени и желания беседовать с людьми столь низкого звания. А Умбреж вел подобные разговоры с большим удовольствием. И хотя ему нередко случалось терять нить беседы или повторять одно и то же по нескольку раз, а порой начисто забывать, к кому он только что обращался, купцы и лавочники от души ему это прощали, находя старика рыцаря забавным и милым.

Совсем иного мнения о моем наставнике придерживались все до единого рыцари из числа приближенных короля. Я быстро усвоил, что сэр Умбреж является посмешищем в глазах придворных и замковой челяди. Разумеется, в открытую они над ним не насмехались, хотя вполне могли бы себе даже и это позволить — Умбреж все на свете забывал и перевирал, и потому шутки в свой адрес и самих шутников помнил бы не долее минуты. Но придворные тем не менее предпочитали злословить о нем заглазно. Помню, однажды несколько рыцарей от души веселились неподалеку от главного входа в замок, обсуждая моего наставника и не заметив нашего с ним приближения. Я хорошо расслышал, с какой издевкой говорили они о старике, и мне стало неловко. Что же до тугоухого Умбрежа, то он только взрывы смеха и различил и, подойдя к развеселой компании вплотную, стал хохотать с ними вместе, сам не ведая над чем. Разумеется, шутники при этом просто взвыли от смеха.

Умбреж был оставлен при дворе в знак особой к нему милости со стороны короля Рунсибела. Последний, когда еще был юнцом, однажды подвергся нападению целой шайки разбойников-головорезов. Умбреж был в ту пору простым воином-наемником. При виде юноши, отважно сражавшегося за свою жизнь с целой толпой негодяев, он поспешил к нему на выручку, помог отбиться от нападавших — весьма искусно управляясь, если верить рассказу короля, со своим мечом, копьем и щитом, — и после того как больше половины разбойников были убиты, а оставшиеся в живых обращены в бегство, приготовился было дать своему коню шпоры, но Рунсибел осведомился о его имени, и Умбреж с готовностью назвался. Тогда будущий властитель Истерии пообещал, что в случае если станет королем, отважному воину будут пожизненно гарантированы рыцарское звание и придворная должность, а также сопутствующие последней достаток, почет и уважение. Умбреж в ту пору не придал обещанию невзрачного с виду юноши никакого значения, но годы спустя Рунсибел и в самом деле пробил себе дорогу к Истерийскому трону и, что самое удивительное, сдержал слово, данное наемнику. Со времени их первой встречи немало воды утекло, и Умбреж здорово сдал за эти несколько десятилетий. Но могло ли это хоть что-то значить для могущественного короля Истерии? При взгляде на старого воина он всякий раз вспоминал себя безбородым юнцом, а своего спасителя — все тем же неустрашимым воином, каким тот был когда-то, заслуживающим самых высоких почестей, самых щедрых наград.

Все это было очень трогательно и, безусловно, делало честь нашему доброму королю, однако не мешало рыцарям относиться к сэру Умбрежу как к какому-то шуту гороховому.

Мне было бы плевать, как воспринимают старика окружающие, если б насмешки, адресованные ему, не затрагивали, причем в весьма значительной степени, также и вашего покорного слугу. Будучи оруженосцем ходячего посмешища, я сам сделался объектом зубоскальства окружающих и ничего не мог с этим поделать. Нынче, оглядываясь назад, я склонен относиться к тогдашним проявлениям неприязни и пренебрежения к своей персоне с философским спокойствием и с великодушным признанием того факта, что, скорей всего, на месте любого из моих тогдашних ровесников оруженосцев сам вел бы себя в точности так же. Но в то время, о котором я веду речь, мне было не до великодушия. Я злился на всех и вся и ужасно тяжело переживал те унижения, которым подвергался. Мой собственный внешний изъян, разумеется, только усугублял положение. Калека оруженосец при выжившем из ума старике рыцаре, вот кем я тогда был.

Мои ровесники, повторюсь, не упускали случая как-либо меня задеть. В этом они брали пример со своих наставников рыцарей. Те едва ли не в открытую насмехались над Умбрежем, а их подопечные упражнялись в остроумии на мне. Заводилой среди этой ватаги юнцов был оруженосец сэра Кореолиса, называвший себя Булатом Морнингстаром. Сомневаюсь, чтобы это было его настоящее имя, скорей всего, что-то вроде воинского псевдонима, который он сам придумал. Вероятно, чтобы лишний раз подчеркнуть свое превосходство над остальными.

Булат был в избытке наделен всем тем, чем я мечтал обладать и чего был лишен по прихоти судьбы. Он был красив, высок, силен и строен. Чего стоила одна его походка — небрежная, вразвалочку и вместе с тем изящная. Рассуждая о чем-либо, он никогда не обращался непосредственно к своему собеседнику. При звуках его голоса мне лично всегда казалось, что речь Булата адресована всем окружающим без исключения. Кстати, голос у него был удивительно глубокий, бархатистый и музыкальный, и Булат то понижал его, то мягко повышал, и когда он говорил, у слушателей возникало ощущение, что из уст его льется какая-то мелодия, песня. По правде сказать, «пел» он по большей части хвалы самому себе.

Этому светловолосому гиганту, как вы можете догадаться, уверенности в себе было не занимать. Он считал, что все на свете ему по плечу. И лично меня больше всего бесило, что это было очень похоже на правду! Остальные оруженосцы, разумеется за исключением меня, были все как на подбор сильные, крепкие и смелые юнцы, но с Булатом мало кто из них мог сравниться. Поэтому они единогласно избрали его вожаком своей стаи. Он всегда и во всем задавал тон, его авторитет был непререкаем.

В отличие от мальчишек из нашего Города, которые не упускали случая задать мне, маленькому калеке, взбучку и изукрасить мое тщедушное тело узором из синяков и царапин, компания Булата действовала иначе: эти предпочитали наносить мне другого рода увечья, они ранили меня словом, царапавшим душу. Ей-богу, с прежними моими недругами было проще, синяки и царапины, как оказалось, заживают куда быстрей, чем душевные раны.

— Как успехи у доблестного оруженосца сэра Умбрежа? — бывало, с ехидной улыбкой осведомлялся Булат. — Поди, много пришлось в последнее время сражаться? И еще больше практиковаться во владении мечом? Довелось ли тебе сегодня победить дракона, Невпопад? О, я и забыл, ты ж ведь наверняка отправляешься в странствие на поиски приключений, за славой! Эй, оглянись, Невпопад! Прекрасная дама попала в беду! Она, бедняжка, пропадет без твоей помощи! Торопись!

Подобные речи, как вы догадываетесь, завершались оглушительным хохотом всей компании. Потом, вволю повеселившись, оруженосцы окидывали меня презрительными взглядами и продолжали свои разговоры, в которых я не участвовал.

Неприятно в этом сознаваться, но меня подобные поддразнивания ужасно злили, просто приводили в бессильную ярость.

Умом-то ведь я прекрасно понимал, что переживать мне было решительно не из-за чего. Я уже не раз упоминал, что к рыцарям и к самому понятию рыцарственности относился весьма скептически. Точнее, терпеть не мог это сословие, будучи не понаслышке знаком с некоторыми повадками его представителей. Мне было известно, сколько зла способны причинить благородные сэры ни в чем не повинным людям. Причем сделать это походя, торопливо и бездумно. Мое существование служило постоянным напоминанием обо всем этом.

Но я так часто и подолгу наблюдал, как они, эти насмешники-оруженосцы, упражняются в фехтовании, я с завистью следил за тем, как день ото дня растет их мастерство под руководством опытных наставников. Их попеременно заставляли наносить удары по деревянным чурбанам, колоть их и рубить, а после сражаться друг с другом. Мне, само собой, никогда не доводилось участвовать в подобных забавах — ведь за процессом обучения оруженосцев воинской науке должны были наблюдать рыцари, которым те служили и повиновались, мой же доблестный ментор редко когда бодрствовал дольше получаса кряду.

Дни тянулись за днями, складываясь в недели и месяцы, потом уж и год миновал, но для меня все оставалось по-прежнему. Я просто не знал, куда себя деть и как выразить переполнявшие меня злость и досаду. Прочих оруженосцев наверняка удивляло, что я не делал никаких попыток изменить свое положение и продолжал болтаться по крепости без дела, мозоля им глаза. Возможно, кто-нибудь иной на их месте восхитился бы моей преданностью слабоумному рыцарю-наставнику и самой идее рыцарства, но Булат и компания были куда как от этого далеки. Они попросту решили, что я слишком глуп, чтобы осознать всю нелепость и унизительность своего положения при дворе, и только потому не пытаюсь сбежать.