— Товарищ Артемьев твой жених?
Мне показалось, что я падаю. Но, к счастью, здесь люди не падают, если даже упадут в обморок. Что ответит Тоня? Я пристально посмотрел на неё.
— Да, — ответила она без колебания.
Я вздохнул свободнее и почувствовал себя твёрже на «воздушном» стуле.
— Так я не ошибся, — тихо сказал Палей, и в его голосе мне почудилась грусть.
Значит, и я не ошибся, предполагая, что у них было что-то, кроме научного интереса.
— Я очень виноват перед тобой, Нина… — произнёс Палей, помолчав.
Тоня утвердительно кивнула головой.
Палей взглянула на меня.
— Мы — товарищи, — сказал он, — а с товарищами можно говорить вполне откровенно. Я любил тебя, Нина… Ты это знала?
Тоня немного опустила голову.
— Нет.
— Верю. Я хорошо умел скрывать свои чувства. А ты как ко мне относилась?
— Для меня ты был другом и товарищем по работе.
Палей кивнул головой.
— И в этом я не ошибся. Ты увлекалась нашей работой. А я страдал, сильно страдал! Помнишь, с какой радостью принял я предложение ехать на Дальний Восток? Мне казалось, что когда меня не будет возле тебя…
— Я была очень огорчена, когда наша работа прервалась на самом интересном месте. Все записи ведь вёл ты. У тебя остались формулы. Без них я не могла двигаться дальше.
— И только из-за этих формул ты искала меня по земле и по небу?
— Да, — ответила Тоня.
На этот раз Палей искренне рассмеялся.
— Всё, что делается, делается к лучшему. Ты не раз упрекала меня, Нина, что я человек увлекающийся. Увы! Это мой недостаток, но и моё достоинство… Без этого увлечения я не совершил бы «двенадцати подвигов Геркулеса», о которых сегодня говорил Пархоменко. Кстати, нас всех представляют к награде. Это награда за мой увлекающийся характер… Так вот, — продолжал он. — Уехал я на Дальний Восток и там… влюбился в Соню и женился на ней и уже имею прекрасную дочурку. Жена и дочь на Земле, но скоро приедут сюда.
У меня ещё больше отлегло от сердца.
— Почему же ты стал Евгеньевым? Евгений Евгеньев? — спросила Тоня.
— Евгений Евгеньев — это случайность. Фамилия Сони — Евгеньева. А она у меня оригиналка. «Почему бы тебе не носить мою фамилию» — сказала она мне перед тем, как идти в загс. «Твоя так твоя», — согласился я. Палея мне было не жалко: он человек увлекающийся. Бросает работу на самом интересном месте… Быть может, Евгеньев будет лучшим работником.
— Но почему ты не переслал мне своих записок?
— Во-первых, я был так счастлив, что забыл обо всём на свете. Во-вторых, я чувствовал себя виноватым перед тобой. После своего неожиданного отъезда я два раза был в Ленинграде. И один раз видел тебя с товарищем Артемьевым. Я слышал, как ты назвала его по фамилии. Но я сразу понял ваши отношения. В то время я работал уже в системе Кэца, новая работа совершенно захватила меня. Я весь жил «небесными интересами». К нашей с тобой работе, признаться, потерял всякое влечение. Я помнил, что наши общие записки я должен вернуть тебе… И вот я встречаю товарища Артемьева. А надо сказать, что это случилось в очень горячее время. За час до отлёта на аэродром из Ленинграда мы вдруг получили телеграмму о том, что нам необходимо закупить некоторые физические приборы, только что выпущенные ленинградскими заводами. Мы с товарищем распределили покупки, условившись встретиться на углу улицы Третьего Июля и проспекта Двадцать пятого Октября. Поэтому-то я и уехал так быстро, что не успел сообщить своего адреса. Успел только крикнуть: «Памир, Кэц!» А приехал на Памир и завертелся. Потом улетел на Звезду Кэц, отсюда — в межпланетное путешествие… Вот и весь сказ. Виноват, кругом виноват!
— Но где же, наконец, эти записки? — воскликнула Тоня.
— Только не сбрось меня, пожалуйста, со стула, а не то упаду и разобьюсь на куски, — засмеялся Палей. — Увы, увы! Тебе совсем не надо было летать на небо, чтобы получить их. Они остались в Ленинграде, в доме почти рядом с твоим, у моей сестры.
— И ты не мог даже написать об этом! — с упрёком сказала Тоня.
— Повинную голову и меч не сечёт, — сказал Палей-Евгеньев, подставляя Тоне свою черноволосую голову.
Тоня запустила пальцы в его густую шевелюру и, улыбаясь, потрепала его. Оба они от этого движения закружились.
— Высечь тебя надо, негодника, а не к награде представлять!
— За что высечь, а за что и наградить, — шутливо возразил Палей.
Тоня вдруг обернулась ко мне и сказала:
— Ну, что же, летим на Землю, Лёня?
«Летим на Землю! Лёня!» Как обрадовали бы меня эти слова несколько месяцев тому назад! Теперь же обрадовало только слово «Лёня». Что же касается полёта на Землю, то…
— Об этом мы ещё поговорим. Нельзя же так скоро. И у тебя и у меня есть незаконченные работы, — ответил я.
— Как? — удивилась она. — Теперь ты не хочешь лететь со мной на Землю?
— Хочу, Тоня. Но я накануне величайшего открытия в биологии. И закончить эту работу можно только здесь. А дело прежде всего.
Тоня посмотрела на меня так, словно видела в первый раз.
— Ты, кажется, успешно дозрел на Кэце, — сказала она не то насмешливо, не то одобрительно. — Этой твёрдости характера я в тебе ещё не замечала. Что же, таким ты мне больше нравишься. Поступай, как хочешь. Но я здесь больше оставаться не могу. Свои работы я окончила даже с превышением плана, как говорится, а новые начинать не собираюсь. Мне необходимо окончить ту, которую я начала когда-то с Палеем.
— Да, Нина, — поддержал её Палей. — Впрочем, кажется, ты стала Тоней, как я Евгеньевым. Всё меняется! Ты должна окончить эту работу. Осталось немного. Нельзя такую проблему бросать на половине…
— А кто бросил? — спросила Тоня. — Ну, хватит счётов!.. Пойдём веселиться. Это моя последняя ночь на Звезде!
21. НАКОНЕЦ Я ВЫДЕРЖИВАЮ ХАРАКТЕР
На другой день я сидел в своей зоолаборатории и работал вместе с Зориной. Мы уже были в особых изоляционных костюмах, предохраняющих от действия космических лучей. Над нами были воздвигнуты изоляционные крыши. Только на подопытных животных космические лучи лились, как дождь.
Зорина сообщила мне, что Фалеев поправляется. Его тело и лицо принимают прежний вид. Улучшается и психическое состояние. Но с Крамером всё ещё плохо, хотя Мёллер надеется на его поправку.
Дверь лаборатории открылась. Неожиданно появилась Тоня.
— Я улетаю, Лёня! — сказала она. — Перед дорогой зашла проститься и поговорить.
Зорина, чтобы не мешать нам, удалилась в другой конец лаборатории. Тоня посмотрела ей вслед и сказала:
— Жаль, что ты не едешь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});