Проходило время, сознание ещё трижды уплывало, собственные ладони давно перестали ощущаться. Они превратились в кровавое месиво, как и остальное тело. Каждое движение продолжало изощрённую пытку, когда с тебя мелкой стружкой сдирают кожу. Слёзы давно выплаканы, голос охрип от вытья в темноту из-за боли и страха. Эту дорогу я обильно оросила кровью. Сознание постоянно балансировало на грани и наступило своеобразное отупение, когда двигаешься на автомате и протискиваешься дальше, почти забыв о цели, о себе. Просто знаешь, что так нужно и делаешь это с собой снова. Маленький шаг — новая боль, она обжигает спину и грудь, но из-за странного тумана в голове, ты чувствуешь её откуда-то издалека. Остатки одежды болтаются кровавыми лохмотьями, и кажется, что нет сил даже на малейшее движение. Но ты снова делаешь новый шаг, и всё повторяется вновь. До тех пор, пока двигаться становится некуда.
— Это тупик, — шепчет паника, но даже её истеричный голос далёк и не может пробиться сквозь дурман в голове.
Рука протискивается в очень узкий проход, там за ним ждёт расширяющееся пространство. Но как преодолеть рубеж? Нужно подняться немного вверх, уперев руки и ноги в стены. Окровавленная кожа скользит по острой поверхности и не даёт закрепиться. Я ползу, пытаюсь нащупать более широкий лаз, и даже чувствую лёгкий поток свежего воздуха. Ещё усилие, нужно последнее усилие! Остаётся неистово потянуться к источнику внутри себя, призвать всей душой хотя бы маленькую нить силы.
— Приди, молю! Помоги!
Необходимо стать тонкой и гибкой, как веточка. Стройное тело представляется узкой змейкой, способной проникнуть под любой камушек. Я растекаюсь струйкой воды и преодолеваю любую преграду. Что для меня узкий лаз — просто безделица, а не преграда. Делаю глубокий вдох и втягиваю в себя живот, хотя, какой у воды живот? У неё нет неуклюжего, ободранного тела, застрявшего в стене, поэтому она свободно проходит сквозь узенькие расщелины и падает вниз с двухметровой высоты.
Сознание вернулось вместе с болью. Голова раскалывалась, похоже, я опять ударилась ею о камень. То ли увиделось в бреду, как моя плоть стала водой, то ли мокрое от крови тело само смогло протиснуться сквозь отверстие в стене, уже не разобрать. Я столько раз теряла сознание, что сейчас путалась в реальности. Глаза, привыкшие к полной темноте, теперь щурились и болели от яркого света. Он лился откуда-то сверху. Я подтянула к себе колени и попыталась осмотреться вокруг. Повезло добраться до большой пещеры, и здесь, слава богу, не было той страшной темноты. Пейзаж не сильно поменялся, везде снова белые стены и большие обломки скальной породы, но вверху обнаружился выход наружу. Именно оттуда проникал солнечный свет, и к нему вело нагромождение камней. А это значит, что нужно ещё немного проползти и я смогу вновь взглянуть на синее небо и согреться под светом двух светил этого странного мира, так щедро дарящего удивительные зрелища и тяжёлые испытания.
— Ещё чуть-чуть, ну пожалуйста, — уговаривала себя.
Я пыталась пошевелиться и с тоской смотрела на свет. Но тело отказывалось терпеть дальнейшие издевательства над собой и не подчинялось приказам и мольбам. Глаза нашли ту самую расщелину, из которой мне посчастливилось выпасть сюда. И если бы на створках узкого прохода не темнели кровавые отпечатки пальцев, я бы ни за что не поверила, что в такую узкую щель можно протиснуться. От свежего воздуха в голове понемногу прояснялось, но чётко вспомнить, как удалось проскользнуть через ушко иголки, да и вообще добраться сюда, так и не получалось.
— Осталось всего несколько шагов. Просто несколько шагов, — твердила себе, собираясь с силами. — Не для себя, я сделаю их для Аморана. Ради него смогу, должна.
Перед глазами снова возник образ любимого, и запекшиеся губы растянулись в вымученной улыбке. Солнышко моё, Аморан, я обещала, что вернусь к тебе из любой бездны и отсюда тоже выберусь. Ты согреешь в горячих объятиях и окутаешь родным ароматом летних скошенных трав. Зелёные глаза наполнят мир покоем и нежностью. Вот, смотри, я уже поднимаюсь на четвереньки и карабкаюсь по камням к свету, твоему свету. Ладони соскальзывают, а ногти давно стёрты до мяса, но ведь осталось потерпеть ещё чуть-чуть? Глазам больно смотреть на твой лик, прикрою их на минуточку. Дыхание свежее и чистое шевелит волосы. Полежу под твоими ласковыми лучами и согрею озябшее, усталое тело. Да, я устала, очень утомилась, любовь моя. Почему же так холодно? Согрей, не уходи, потому что сил больше нет, я отдала их все…
Глава 8
Пальцы легонько касались полупрозрачной поверхности, тёплой и шершавой. Она, словно тонкая кожица, пронизана бессчётными сосудами и капиллярами, утолщающимися к низу. Как сквозь мутное стекло, внутрь яйцевидного кокона проникал свет, он давал возможность не чувствовать себя запертой в мрачном замкнутом пространстве. Я удивлённо рассматривала свои руки с аккуратными ноготочками, розовую и гладкую кожу, под которой виднелись синие змейки тоненьких вен. Исчезли следы пребывания в жуткой зловонной расщелине. Никаких шрамов от многочисленных порезов и ссадин не осталось, только чистая и обновлённая кожа. Боль оставила меня, и измученный организм наполнялся энергией и силами. Он нежился в животворящих потоках, что исходили от мутных стенок кокона.
Я лежала, свернувшись калачиком, на дне большого сосуда, похожего по форме на гигантское яйцо. Здесь, как в утробе матери тепло, спокойно и уютно. Мысли текли неспешно, будто опасались нарушить благостное состояние покоя и расслабления. Где бы я ни очутилась, мне необходимо сейчас именно это. По ту сторону промелькнула тень, кто-то двигался снаружи. Но кто там находился, разглядеть подробнее не получалось, виднелся только размытый силуэт, не более. Мне ничего неизвестно о намерениях существа, что находилось совсем близко. При таких обстоятельствах надо бы испугаться или насторожиться, но исцеляющая сила наполняла душу негой и доверием ко всему миру вокруг.
К внешней стороне кокона прикоснулась большая ладонь. От прикосновения мягкая поверхность чуть продавилась внутрь. Я разглядела мутные очертания пяти пяльцев и не смогла удержаться, положив на них ладошку со своей стороны. Тут же кокон пришёл в движение, он раскрывался подобно бутону, чтобы выпустить во внешний мир. Я почти сожалела об этом, нехотя возвращалась к обыденным ощущениям реальности, покидая уютный безопасный мирок без забот и проблем. Свежий воздух окутал обнажённое тело, лежащее в позе эмбриона, а яркий солнечный свет ослепил глаза. Я хлопала ресницами и щурилась, с трудом пыталась привыкнуть к такому интенсивному освещению. Не терпелось разглядеть обстановку, а так же незнакомца, что стоял надо мной. То, что это мужчина, было понятно сразу по большим кожаным сапогам и брюкам, а вот остальная фигура тонула в слепящих лучах солнц. Это всё ещё мир Эбилла, и если одно солнце вполне можно принять за земное, то пульсирующее сияние белого светила невозможно спутать ни с чем. Значит, мне довелось столкнуться с редким обитателем этого безлюдного места? Или незнакомец сам является гостем?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});