Читать интересную книгу Кучум - Вячеслав Софронов

Выждав окончания службы, к Ивану Васильевичу неслышно подкатился колобком Богдан Бельский, что-то зашептал на ухо. Тот усмехнулся, отчего правую щеку свело, словно судорогой, и обратился к митрополиту:

— Могу ли я испросить твоего благословения на честной пир для воинства своего во имя успешного похода нашего?

Антоний торопливо благословил царя с сыном, прошептав старческими губами:

— Царь сам себе владыка… Чего меня, немощного, спрашивать. Я в делах мирских не советчик…

— Посидишь с нами за столом? — приподнял вопросительно брови Иван Васильевич.

— Вели не неволить меня. Пусть обратно в келью отвезут…

— Ай! Уезжай, коль брезгуешь, неволить не стану, — и, круто повернувшись, зашагал к стоявшему неподалеку летнему дворцу.

Богдан Бельский, пока шел смотр и молебен, успел установить прямо во дворе длинные широкие столы, накрытые узорчатыми скатерками и уставленные блюдами с жареным мясом, кубками с вином. Несколько слуг катили мимо столов большие дубовые бочки с вином, предназначенным для угощения простых воинов. Воеводы и сотники были приглашены за царский стол. Ермак, в смущении подойдя к столам вслед за остальными, увидел сидевших напротив Барятинского и Репнина, машущих ему руками. Обойдя вокруг, сел меж ними, принял пододвинутый ему кубок.

Иван Васильевич пожелал всем с честью повоевать с королем польским и изгнать его с русских земель. Все дружно подняли кубки, выпили, потянулись к угощению. Потом говорил воевода Шуйский, пообещавший царю жизни не пожелать, но отвадить поляков соваться на русскую землю; вставали другие воеводы, тоже обещали сложить головы, но не пустить поляков к Москве. Ермак уже особо и не слушал их речи, а больше поглядывал на сидевших за столами воинских начальников. Большинство среди них были молоды, но встречались люди почтенного возраста, что сидели поближе к царскому краю.

Неожиданно Иван Васильевич, пьющий со всеми наравне, и каждый раз осушая до дна наполненный виночерпием кубок, сморщился и спросил громко Богдана Вольского:

— Отчего мясо такое жесткое? Кто готовил?

— Да как всегда… Повар твой, государь, Матюшка.

— Почему мясо жесткое? — с пьяной непререкаемостью повторил царь, ткнув пальцем в кусок, лежавший перед ним.

— Так то, видать, медведь больно старый, — попытался отшутиться Бельский, — долго жил на свете.

— Это какой медведь?

— Государь велел сам зарезать второго дня медведя старого, что при дворе в клетке держали.

— Моего Мишаню зарезали? — закричал царь, и было трудно понять, то ли он шутил, то ли сокрушался о своем любимце. — А кто теперь меня веселить будет вместо него?

— Кто царя веселить будет? — выкрикнул тоже изрядно захмелевший царевич Иван. — Ты, Богдашка?

— Да есть молодой медведь. Его и оставили.

— Где он? — Иван Васильевич повел головой вокруг, словно медведь мог находиться где-то рядом.

— Где ему быть… — ответил Бельский, — в сарае на цепи сидит.

— Вели привести к нам. Хочу проверить воинов своих. Кто против медведя выйдет один на один, тому панцирь знатной работы подарю.

— Добре, добре, — закивали головами гости, ожидая интересное зрелище. Лица у всех раскраснелись, глаза заблестели.

— Ведут, ведут медведя, — указал рукой царевич Иван, выскочивший из-за стола.

Двое здоровенных мужиков, натянув в разные стороны цепи, прикрепленные к ошейнику, надетому на шею медведю, вели его к столам.

Тот упирался всеми четырьмя лапами, шел, смешно переваливаясь с одного бока на другой, тянул носом воздух, чуя аромат, исходящий от столов. Собравшиеся гости при виде зверя зашумели еще громче, застучали, затопали ногами, чем окончательно привели медведя в замешательство. Он уперся в землю и натянул цепи, не давая слугам тащить его дальше.

— Ишь ты! Не хочет к нам за стол. Не хочет! — засмеялся Иван Васильевич. — Ну, молодцы, выходи, кто не боится!

В дальнем конце поднялся высокий светловолосый детина в красном стрелецком кафтане и, развязывая на ходу кушак, направился к медведю.

— О, да то Ильюха Муха! — заволновались за столами. — Этот сдюжит! Силища у него дурная.

— Давай, Ильюха, заломай его! — поддержали крепыша стрельцы. — Не выдай! Панцирь царский получишь!

Илья скинул с себя кафтан, обнажив могучую фигуру, и широко развел руки, как бы приглашая медведя помериться силами. Слуги бросили цепь и отскочили в разные стороны. Медведь некоторое время стоял неподвижно, а потом неожиданно отвернулся от людей и не спеша заковылял обратно в сторону сарая.

— Испужался мишка Ильюху нашего! — засмеялись за столами.

— Нет! Так ты панцирь от меня не получишь, — замахал руками Иван Васильевич, — без драки не дам. Догоняй мишку, побори его! Тогда и панцирь твой.

Ермак сразу определил, что медведь слишком молод и, видимо, вырос в неволе, был почти ручным. Это не тот лесной хозяин своих владений, хитрый и коварный, что может одним взмахом лапы переломить хребет лошади, свернуть голову человеку. Этот, видать, еще и крови людской не пробовал, а испугавшись шума и криков, поспешил убраться восвояси. Но и он мог быть опасен, если раздразнить. Хорошо, если Илья понимал это…

А Ильюха, подзадориваемый выкриками товарищей, бросился следом за убегающим медведем и, догнав его, ухватил за цепь, дернул на себя. Тот недовольно зарычал, повернул голову к человеку, показал клыки. Стрелец дернул еще раз и отскочил. Медведь рассердился и, быстро развернувшись, махнул лапой, пытаясь достать обидчика, но Илья ловко увернулся от звериных когтей и снова дернул цепь. Никто не успел и заметить, когда тот, поднявшись на задние лапы, пошел на человека.

На этот раз Илья не стал уклоняться, а шагнул навстречу, также разведя руки, как это делают бойцы во время борьбы на поясах.

— Зря он так… — прошептал Ермак, причмокнув губами. Он весь подобрался и напряженно наблюдал, чем закончится этот поединок. Сила человека и неопытность зверя делали их примерно равными. Но нельзя допускать, чтоб медведь обхватил его, притянул к себе.

Но так и случилось. Сжав Илью мощными лапами с боков, медведь когтями впился ему в спину, сдирая кожу. Брызнула кровь, потекла, заструилась по спине, но Илья не ослабил хватку, пытаясь повалить косолапого на землю. Тот не поддавался и, почуяв незнакомый ему прежде запах человеческой крови, вконец взъярился и так стиснул Илью поперек спины, что затрещали кости, и тот, разжав руки, без сознания упал на землю. Медведь же облизал лапы от крови, опустился на все четыре и склонился над лежавшим человеком.

— Ой, задерет его! Задерет! — закричали стрельцы. — Тащите пищали! Не дадим Ильюху замучить до смерти!

— Не сметь! — вскричал, вскакивая, Иван Васильевич. — Думали, запросто так царский панцирь получить?! Не выйдет. Сам вызвался, вот пусть кто желает безоружным на помощь выходит. А с оружием — не сметь!

Над столами повисло замешательство и Василий Ермак явственно услышал, как кто-то рядом заскрежетал от злости зубами, Репнин негромко выругался, Федор Барятинский сжал кулаки. Но никто, ни один человек, не смел подойти к разъяренному запахом крови зверю, ожидающему, когда стрелец придет в себя. Правда, пока он был жив, но Ермак по своему опыту знал, что очнувшись человек начнет сопротивляться, попытается убежать от зверя, а это добром обычно не заканчивается.

Он вновь оглядел сидящих за столами воевод, сотников и понял, что ни один из них безоружным не посмеет приблизиться к медведю. И тут его взгляд встретился с насмешливым взором царских глаз. Иван Васильевич лукаво смотрел, чуть приподнявшись с кресла, пытался угадать, решится ли кто-нибудь выйти на поединок, и уловил при этом внутренний порыв Ермака. Тому показалось даже, будто царь слегка подмигнул ему, поощряя на поединок.

— Неужто не найдется храбрец, кто товарищу поможет? Эх вы, люди ратные… — разочарованно произнес Иван Васильевич.

— Я бы с рогатиной пошел, — глянул на отца царевич Иван.

— Сиди уж… Без тебя разберутся.

Напряжение возрастало, и к тому же Илья, пришедший в себя, пошевелил рукой, провел ей по лицу, чем вызвал злобный рык медведя. Тот поднял переднюю лапу и ударил по голове стрельца, и он вновь затих.

— Нет, не могу я смотреть на это, — проговорил Василий, вставая, выбравшись из-за стола, — лучше самому мертвым рядом лежать, чем наблюдать, как другого убивают, — ни к кому не обращаясь, пробормотал он и уверенным шагом двинулся к медведю.

— Ай, да казак! Каков молодец! — выкрикнул чей-то пьяненький голос, но его больше никто не поддержал. Остальные, наученные горьким опытом Ильюхи, скованно молчали.

Василий сорвал с себя кушак, обмотал им левую руку, оставил свободным один конец и, легко взмахнув им в воздухе, начал вращать, отчего перед ним образовался круг от быстрого движения куска материи.