— Вид у тебя довольный, — хрипло выговорил он.
— Довольный? Ты о чем?
— Пэппи в беде, а посмотреть на тебя, так ты ждешь не дождешься, когда все будет по-старому, когда добрый дядя врач спасет Пэппи, — ехидно произнес он.
Я закатила ему такую сильную оплеуху, что он пошатнулся.
— Не смей меня судить! — шепотом воскликнула я. — Не смей, слышал? И Дункана Форсайта тоже! Тебе просто завидно оттого, что посторонние люди делают для Пэппи больше, чем ты! Да, чертовски обидно! Но ничего не поделаешь, так что терпи и прекрати срываться на меня!
Он так побелел, что отметины от моей ладони на щеке стали отчетливыми, как родимые пятна.
— Прости, — сдавленно выговорил он. — Ты права. Не беспокойся, я выдержу.
Я притянула его к себе и крепко обняла. Он ответил на объятие, выскользнул из моих рук, усмехнулся и ушел.
День начинался неудачно. А мне еще предстояло зайти к сестре Агате и объяснить, что Пэппи не появится на работе две недели.
— Но это же неслыханно, мисс Перселл! — отозвалась она. — Почему же сестра Сутама не обратилась к нашим врачам?
— Она посещает своего терапевта, — солгала я. — Он, кажется, направляет своих пациентов в больницу Винни и частные лечебные учреждения Восточного предместья.
Почему люди так любят усложнять любой пустяк?
— Это не важно, мисс Перселл. Сестра Сутама работает у нас, следовательно, имеет право на оказание помощи и койку в Королевской больнице, кем бы ни был ее лечащий врач. Ее необходимо просто перевести к одному из наших штатных врачей — а я уверена, вам не надо напоминать, что наши врачи считаются лучшими в городе.
Я продолжала стоять на своем:
— Сестра Топпингем, больше я ничего не могу добавить. Мне известно только, что сестра Сутама предпочитает лечиться у своего врача.
— Очень, очень странно! — Сестра Агата впилась в меня проницательным взглядом блекло-голубых глаз. Она что-то заподозрила, в этом я не сомневалась. Даже самая невежественная старая дева узнает, что один и один в сумме дают третьего, если в течение тридцати лет будет командовать маленькой армией женщин.
— Виновата, сестра, — отделалась стандартным ответом я.
— Ничего, мисс Перселл, ничего. — Она склонилась над бумагами. — Можете идти.
Я вернулась к нам в лабораторию и сразу оказалась в гуще событий, но на этот раз привычных. Привезли беспокойного пациента, потребовалось мое умение ладить с больными.
К счастью, спустя час все было кончено, и мы присели выпить по чашке чаю. К нам присоединилась медсестра травматологии: свадьба приближалась, подготовка затянула всех участников. Но прежде Крис обратилась ко мне:
— Ты почему опоздала?
— Ходила с докладом к сестре Агате. Пэппи все еще больна.
— Что с ней?
— Ничего серьезного, но ее врач порекомендовал ей лечь в больницу.
— Бедняжка! Где она лежит — в Винни или в Сиднейской больнице? Мы с Марией могли бы проведать ее по дороге домой.
— Не выйдет. Она в санатории за городом.
Крис и Мария с понимающим видом переглянулись и затараторили о свадьбе.
Слава Богу, среди наших сотрудников у Пэппи нет близких друзей! Крис и ее подружка наверняка разнесут новость о внезапной болезни Пэппи по всей больнице. Ее знают все, она проработала в рентгенологии тринадцать лет. Признаюсь честно: Крис и Мария здорово напугали меня. Одно дело — побаиваться, что твоя тайна будет раскрыта, и совсем другое — видеть, как окружающие подступают к разгадке твоей тайны вплотную только потому, что личная жизнь твоей подруги стала достоянием общественности.
А если узнают родители? Господи, я умру, если мама с папой будут считать меня разрушительницей семей! Потому что если Кэти Ф. догадается, меня заклеймят как разрушительницу. Разлучницу.
Суббота
17 сентября 1960 года
Сегодня днем, когда приехал Дункан, я расставила все точки над i.
— Я больше не хочу жить в подвешенном состоянии, — попыталась объяснить я, не вдаваясь в подробности о больничных сплетниках и пощечине, которую заработал Тоби. — Да, я выбрала самый неподходящий момент — после того, как ты спас Пэппи. Я, наверное, выгляжу неблагодарной. Но все дело в моих родителях, понимаешь? Дункан, все мои поступки — мое личное дело, пока оно не касается женатого мужчины. В последнем случае это дело общественности. Как я смогу смотреть в глаза родителям? Если мы не остановимся, правда рано или поздно всплывет. Значит, пора остановиться.
Его лицо! Глаза! Бедняга смотрел на меня, как смертельно раненный.
— Ты права, конечно, — срывающимся голосом выговорил он. — Но я предлагаю другой выход. Харриет, я не могу жить без тебя, честное слово, не могу. Я не стану спорить с тобой, любимая: меньше всего я хочу поссорить тебя с родителями. Поэтому я немедленно потребую у Кэти развод. Как только я получу его, мы поженимся.
О Господи! Такой реакции я не ожидала, она была не нужна мне.
— Нет, нет, нет! — закричала я, размахивая руками. — Нет, никогда!
— Ты думаешь, будет скандал? — Его бледность стала пепельной. — Но я уберегу тебя от него, Харриет. Я найму женщину, которая будет доставлять наши письма, мы не станем видеться, пока я не разведусь. Пусть Кэти трубит о своем горе в «желтой» прессе, пусть газетчики ищут виновных! Тебя это не коснется, а все остальное не важно. — Он сжал в ладонях мои руки. — Любимая, Кэти получит все, что пожелает, но это не значит, что пострадаешь ты. Денег нам хватит, поверь мне.
О Господи! Он так и не понял, что я просто не хочу становиться докторшей. Я ни за что не буду просто женой, даже для него. Может быть, я согласилась бы пожертвовать собой, если бы любила его сильнее. Беда в том, что я люблю его только отчасти, а не всецело.
— Дункан, выслушай меня, — жестко заговорила я. — Я не готова выходить замуж и обзаводиться семьей. Честно говоря, я вообще сомневаюсь, что гожусь для семейной жизни, какую могла бы вести с Дэвидом или с тобой.
— Кто такой Дэвид?
Даже в такую минуту он ревновал меня!
— Мой бывший жених и полное ничтожество, — ответила я. — Вернись к жене, Дункан, или найди женщину, которая согласится жить в твоем мире, если мысль о Кэти для тебя невыносима. А меня забудь. Я не хочу крутить романы с женатыми мужчинами и не желаю, чтобы ты считал меня второй миссис Форсайт. Все кончено, больше мне нечего добавить.
— Ты меня не любишь, — безучастно произнес он.
— Нет, люблю. Но не хочу вить гнездышко в пригороде и вечно чувствовать себя виноватой.
— А дети? Ты должна хотеть детей! — спохватился он.