Рис, немея от ужаса, не сводил взгляд с безжизненного тела комиссара, плавающего в собственной крови. Потом он рухнул перед ним на колени. Пальцы Патела слабо шевельнулись.
Что-то покатилось по полу, но Рису было не до того. Он, дрожа, положил окровавленную голову начальника и друга себе на колени и ощутил слабый металлический запах крови.
— Рис… — зашептал Пател хрипло. — Я должен тебя предупредить… «Мулы»… Я только что узнал…
— Берегите силы, Чан. Я позову на помощь.
Слабые пальцы уцепились за его рукав.
— Это важно. Ты должен узнать… Стеги…
Голос Патела стих, голова запрокинулась, глаза уставились невидящим взглядом лингстеру в лицо. Потом бесцветные губы снова пришли в движение, и до слуха Риса донеслись последние слова комиссара:
— Спаси мою семью!
Еще какое-то время Рис смотрел на мертвеца, потом осторожно опустил его голову на индийский ковер и выпрямился.
Убийца все еще стоял, сжимая в руке кинжал и глупо глядя на результат своего коварства. Рис шагнул в его сторону, и туземец, опомнившись, поспешно вылез в окно.
Рис оглянулся напоследок на мертвое тело, чувствуя, как в душе закипает ярость. Рядом с трупом осталась лежать его разбитая фляжка, издающая масляный запах разлитого зита.
Квартира семьи находилась в конце длинного коридора на третьем этаже. Рис заскользил по деревянному паркету, который по утрам натирали до блеска улыбчивые слуги-стеги, те самые — либо их друзья или соседи, — на чьих руках осталась кровь Чандры Патела. За все пятнадцать лет существования на Кришне колонии землян стеги не доходили до подобной агрессивности.
Мучительное ощущение похмелья вернулось, в голове у Риса снова поплыл туман, не позволявший представить картину убийства Патела с прежней ясностью. Ему не повредил бы сейчас глоток спиртного, но он знал, что теперь обязан оставаться трезвым как стеклышко.
Дверь в спальню комиссара была распахнута настежь. Рис услышал скрежет, издаваемый тяжелыми чемоданами, когда их волочат по деревянному полу, и беспорядочные звуки, свидетельствующие о поспешных семейных сборах.
Он постучал для приличия, чтобы предупредить о своем появлении, и вошел, не дожидаясь приглашения.
Трехлетняя Джилан, позднее дитя Пателов, сидела на огромной кровати среди груды алых и бирюзовых подушек и молча тискала плюшевую игрушку. Рису всегда чудилось что-то неземное в этом ребенке, рожденном на Кришне. Старшая дочь пришла матери на помощь и села вместе с ней на крышку донельзя набитого дорожного сундука. Глаза у Литы были темно-карие, с золотыми проблесками; Рис чувствовал, что, выйдя из неуклюжей подростковой поры, она превратится в экзотическую красавицу-тигрицу. Пока же она оставалась девчонкой со скверным характером.
— Данио! — Найяна Пател просительно подняла глаза. — Кроме тебя, нам некому помочь. Слуг как ветром сдуло.
— При всем уважении, мэм, я вынужден посоветовать оставить эту тяжесть здесь. Пора уносить ноги.
Она уставилась на него, теребя пояс длинного нарядного платья.
— Не могу же я уехать без…
Ему пришлось схватить ее за локоть и подтащить к двери. Младшая дочь заголосила, старшая вцепилась ему в рукав длинными ярко-красными ногтями.
— Не трогайте мою мать! — приказала она.
Он сбросил ее руку.
— У нас нет времени.
Глаза Найяны Пател расширились: только сейчас она заметила у него на руках кровь.
— Чандра?.. — испуганно прошептала она, и ее смуглое лицо вмиг стало серым.
Он боялся, что, узнав от него правду, она упадет в обморок, исключив тем самым возможность спасения. Но она и сама догадалась, что произошло непоправимое: зажала себе рот унизанной кольцами рукой, чтобы подавить крик. Потом подошла, звеня браслетами, к кровати и взяла на руки младшую дочь. Та возмущенно залепетала, выронив любимую игрушку. Забыв о вещах, женщина сама устремилась к двери.
Лита насупила брови, поправила прядь медных волос, потом подхватила чемодан поменьше, стоявший у кровати. Рис почувствовал волну презрения. «Какой вы странный, Данио! — сказала она ему однажды. Вы что — монах, извращенец? Почему вы не обращаете внимания на женщин?» Сама того не зная, она затронула сокровенное: после смерти жены он ни разу не был близок с женщиной.
Мать уже стояла у двери, дочь шагнула следом за ней.
— Подождите! — Рис опередил их и первым опасливо выглянул за дверь.
Коридор был пуст. Дом погрузился в безмолвие, трагедии как не бывало. Но Рис всеми фибрами души чувствовал, что с прошлым покончено навсегда. Лестница, ведущая на крышу, находилась в противоположном конце коридора, где не было ни других дверей, ни балконов, ни даже окон. Это крыло представляло собой опасный тупик.
Но у беглецов не оставалось иного выхода. Со стен на них взирали голографические портреты прежних комиссаров и их жен — мужчин в белых облачениях и женщин в церемониальных сари, труднейшей задачей которых во время службы на Кришне было сохранение индуистских традиций перед лицом безразличия и слабой обучаемости стегов. Достаточно было поглядеть голограмме в глаза, чтобы услышать голос, декламирующий правила дипломатического протокола или отрывки из «Бхагавад Гиты». Но Рис не смотрел на портреты, потому что не ждал от них подсказок: ни один из прежних земных посланцев не пережил кошмара, какой выпал на их долю. В полном молчании они дошли до лестницы, ведущей на крышу. Осторожно открыв дверь, Рис напряг слух.
Внизу находился маленький садик, где Пателы предавались медитации. В нише стояла голографическая статуя Кришны, окруженная цветами. Это зрелище всегда наводило Риса на мысль о том, как мало Пателы заботились о постижении местных традиций. Впрочем, в этом они мало отличались от других жителей колонии, не зря названной Нью-Бомбеем.
Снаружи крепчал влажный ветер, сгибая вершины деревьев. Деревья были высокие, тонкие, дотягивавшиеся кронами до крыши резиденции. Стегское название этих прутиков означало в переводе «Ловушки душ» — еще одно свидетельство того, как плохо Рис в действительности понимал этот язык и самих стегов. Воздух уже был насыщен тяжелым духом надвигающегося муссона. Ноздри Риса тревожно затрепетали.
С крыши была видна другая, внешняя стена, отделявшая Нью-Бомбей от города, приземистого и неопрятного. К югу от города поблескивала Межевая река, на севере и на востоке высились величественные горы. На северо-западе горная гряда немного понижалась, где-то там находился перевал, ведущий в заросшую травой долину, на базу космолета. Единственная их надежда на спасение заключалась в попытке добраться до базы «Звезды Калькутты».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});