Драные навесы провисли в безветрии. От вездесущих базарных запахов — гниющих овощей, засиженного мухами мяса, нечистот, сливаемых в открытые канавы позади прилавков, потных лохмотьев самих торговцев — к горлу подкатывала тошнота. Чья-то пухлая, почти детская ручонка ухватила его за рукав. Он обернулся и увидел предложенную ему палочку с полусырым мясом. Мясник смотрел на него в упор.
О том, что это еще юнец, говорили уродливые отложения жира на шее. За спиной у молодого торговца лежали рядком ощипанные создания, мелкие и крылатые, которых аборигены ловили и жарили на углях. Здесь, как и на других подобных прилавках, мясо предлагалось с гарниром коричневато-красными печеными клубнями. Рис отрицательно покачал головой и тут же об этом пожалел — с похмелья виски отозвалось резким стуком. Юнец за прилавком ухмыльнулся. Все они выглядели недорослями, их лица никогда не покидало детское выражение. Взрослые оставались пухлыми, и единственное, что отличало их от подростков, исчезновение шейных жировых колец.
Пожилого стега Рис не встречал ни разу. Ни стариков, ни старух, ни даже туземцев преклонного возраста. Он не знал, как это объяснить: то ли все они умирали, едва достигнув зрелости, то ли прятали своих стариков, то ли убивали. Люди относились к аборигенам с подчеркнутым пренебрежением, не интересуясь ни их обычаями, ни языком; здесь никогда не высаживались ксеноантропологи, а ксенолингвисты, сначала отправленные сюда Гильдией, поторопились убраться восвояси.
Пойменную равнину, на которой раскинулся город стегов, обрамляли горы, именуемые Костями Создателя; из-за них уже выкатилось солнце Кришны, заставлявшее старые зазубренные горы блестеть, словно скелет доисторического мамонта. Рис вытер потную шею, мысленно кляня медлительных женщин. Они могли проводить у прилавков с мерцающей тканью по многу часов, щупая рулоны и возмущаясь высокими ценами.
Торговцы, не вставая с корточек, молча протягивали свой товар, без всякого любопытства взирали на землянок и лишь изредка рисовали на квадратиках сырой глины простые значки, ведя таким способом учет проданного. Письменности у стегов не существовало, их арифметика не отличалась изощренностью.
Под одним из прилавков лежал в подвешенной плетеной колыбели младенец-абориген, родитель которого не обращал на него ни малейшего внимания и ленился отгонять от его личика насекомых. Супруга комиссара поначалу пыталась научить жителей Кришны элементарной гигиене, но успеха на этом поприще не добилась.
— Данио! — Найяна Пател поманила Риса пальцем. Видишь этот рулон? Узнай, сколько за него просит косоглазый жулик.
Вот для каких презренных целей требовались жене комиссара услуги лингстера с лицензией Гильдии!
Найяна Пател, как и вся остальная человеческая колония, не потрудилась овладеть местным языком, ограничившись «кухонным стегти» — примитивным набором из нескольких местных словечек и собственного индо-английского, на котором она обращалась к служанкам из местных, работавшим в колонии.
— Данио! Смотри, какая парча!
Рядом с мужчиной-стегом стояла женская особь, готовая приступить к торгу. На ней было бесформенное коричневое одеяние и ожерелье из серых глиняных шариков — резкий контраст с кричащей синей татуировкой ее спутника. На Кришне в диалог вступали только женщины, словно мужчины считали ниже своего достоинства молоть языком.
Но прежде чем Рис успел приступить к своим обязанностям, ожила мини-рация, которую он по настоянию комиссара неизменно носил на запястье во время вылазок на базар. Он поднес крохотный приборчик к уху.
— Рис! Ты нужен мне здесь. Немедленно! — Голос комиссара Чандры Патела заухал у него в черепе и снова вызвал приступ похмельной головной боли. Рису показалось, что у него в голове ожила стая летучих мышей. Он впился взглядом в свою трясущуюся кисть.
— Сэр?..
— Только что пришло донесение. «Мулы» собираются на том берегу Межевой реки.
За два года с небольшим, что Рис провел в этом забытом Богом месте, это повторялось уже в третий раз. Банда «мулов» — так люди прозвали вторую расу Кришны за длинные лошадиные лица — врывалась в город и безобразничала там несколько дней, причем всякий раз перед приходом муссона. Ничем особенно страшным это не грозило — разве что небольшими стычками со стегами да двумя-тремя сгоревшими дотла лавчонками. Среди хобби комиссара был и сбор сведений о «мулах», по большей части анекдотических.
— Все дело в муссоне. Сами знаете, что это за дурацкое время года. — Рис лениво косился на женщин, оживленно щупающих радужные шелка. — До Нью-Бомбея «мулам» нет никакого дела.
— Возможно. Но я нашел запись о нападении на нашу новорожденную колонию пятнадцать лет назад. Тогда они почти что ее уничтожили.
Дочка комиссара оглянулась и, видя, что Рис смотрит на нее, показала ему язык. Он нахмурился, девчонка рассмеялась.
— Первые комиссары были очень неаккуратны с записями, — признал Пател. — Вряд ли им можно полностью доверять. Но я все равно не хочу рисковать.
— Со «Звездой Калькутты» никому не справиться.
— Вези женщин обратно в резиденцию, Рис. Немедленно!
Женщины были недовольны, но Рис остался глух к их возмущению. Выполнив приказ начальника, он заперся в своей каморке и налил в рюмочку зита. Напрасно в Академии думали, что он сломается. Да, ремесло лингстера полно трудностей, какие даже лучшему члену Гильдии не всегда по плечу. Но он пока еще держится…
Он присел перед компьютером и тронул клавишу, превратив экран монитора в зеркало. Давно уже он не использовал искусственный интеллект по прямому назначению; а ведь было время, когда он часами просматривал файлы, посвященные флоре и фауне Кришны. Но здесь и искусственный интеллект, и высококвалифицированный лингстер оказались лишними.
Он угрюмо разглядывал собственную отечную физиономию, завитки темных волос, еще не тронутых сединой, скулы, обтянутые воспаленной кожей, синие глаза с красными прожилками, похожими на следы раненой птицы на снегу. Потом отодвинулся, чтобы в очередной раз вознегодовать на лишние два килограмма, испортившие талию.
Он переоделся в свежий комбинезон тропической белизны, наскоро причесался, выключил зеркало и покинул свою комнату, чтобы почти в ту же секунду вернуться за фляжкой с местной горячительной жидкостью.
Дверь первого этажа была распахнута — небрежность слуги-стега, не ведающего, как действует система центрального кондиционирования. В холле было жарко и душно, зато ощущался аромат зацветших в далеком океане водорослей. Совсем скоро муссон превратит и улицы человеческого анклава, и город аборигенов в реки грязи, а воздух — в мокрое одеяло, пропитанное заразой. Рис со злостью захлопнул дверь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});