Читать интересную книгу «…и компания» - Жан-Ришар Блок

Хмыкнув еще раз, господин Булинье удалился, а Ипполит пустил ему в след одно из тех эльзасских выражений, которые навсегда припечатывают человека со всеми его качествами.

Дело было, конечно, не в похвальбе торговца шерстью. Зимлеры скорее дали бы себя четвертовать, чем скрыли хоть сантим из своих доходов. К тому же по городу ходил слушок, что при подведении балансов «Торгового дома Зимлера» господин Булинье оказался в числе должников, и притом на довольно значительную сумму.

Что касается напыщенной тирады Ипполита и поистине царственной манеры противоречить самому себе, то один лишь Миртиль был способен заметить эту непоследовательность, и он ее прекрасно видел.

Вслед за пристанью Сен-Жиль, где у причалов спали пузатые шаланды, шел переулок Сент-Радегонд, потом показался черный пролет бульвара Гран-Серф. Две-три лавчонки, глухие фабричные стены, узкие улицы, кругом ни души. Ноябрьский ветер вырывался из-за угла, гудя, как органные трубы.

Зимлеры шагали согнувшись, придерживая цилиндры. Ветер трепал их панталоны, как флаги.

— Стой! — внезапно воскликнул Миртиль.

Какое-то черное пятно, чернее ночного мрака, проплыло у них перед глазами. Оно возникло где-то невысоко над землей, и Зимлеры узнали даже в темноте знакомое строение. Они сделали еще несколько шагов. Издалека потянуло терпким запахом, — так порыв ветра доносит отдаленные раскаты грома. К запаху горящей сажи примешивались неуловимые испарения, которые рождает распад материи.

Горела небольшая пристройка при фабрике Лефомбера, где помещались конюшня и сеновал. Рядом находился склад горючего и красителей. Конюх, очевидно, по случаю воскресного дня, загулял в городе.

Затаив дыхание, Зимлеры вглядывались и вслушивались, — но не столько в то, что предстало перед ними, сколько в то, что происходило в них самих.

Неподалеку бакалейщик запирал свою лавку. Вместе с грохотом последней захлопнувшейся ставни потух свет, падавший из ее окон. Зимлеры были одни. Клубы дыма медленно сгущались. Шквал с воем подхватывал их и уносил куда-то вдаль. Тогда, не обменявшись ни словом, братья двинулись в путь и пошли домой все тем же ровным, размеренным шагом.

При свете керосиновой лампы Сара и Гермина что-то шили. Тетя Бабетта дремала над книгой. В полумраке перед камином сидел, скрючившись, хромой, погруженный в какие-то свои мысли. Гийом ходил по комнате, теребя, по обыкновению, усы.

Сара отложила работу и взглянула на мужа спокойным взглядом темных глаз. Гермина печально вздохнула. Тетя Бабетта проснулась. Один дядя Блюм не пошевелился. Старшие Зимлеры подсели к столу; перед их холодной замкнутостью отступил даже этот вечерний покой.

Они не замечали ничего. Они думали о том, что происходит там, на улице. Они задыхались в приятной теплоте комнаты. Ипполит поднялся и вышел. Миртиль последовал за ним. Во дворе, где по-прежнему бушевала буря, они остановились и осмотрели темный силуэт своей фабрики. Ее очертания, ее присутствие, само ее существование успокаивало их. Вдруг новый порыв ветра обдал их волной такой едкой гари, что сомнений больше не оставалось. От фабрики Лефомбера со всеми ее пристройками их отделяло метров двести. Огонь набирал силу.

Братья переглянулись. Ночь была черна, как колодец шахты. Тем не менее они увидели — в буквальном смысле слова увидели, — как мертвенно-бледны их лица.

— Миртиль, — прошептал старший.

— Да, да, Ипполит, — отозвался Миртиль.

Ветер усиливался. Однако у Зимлеров хватило присутствия духа на то, чтобы вернуться домой, снова усесться од лампой и даже слушать пустые разговоры домашних, стенные часы пробили половину десятого: глухой удар, два возникнув, тут же растаял. Ипполит вскинул голову, обвел глазами всех присутствующих, потом поднялся и резким шагом снова вышел. Миртиль не посмел сразу последовать за ним.

Хлопнула железная калитка. Ипполит зашагал по бульвару, с трудом преодолевая бьющий в лицо шквал. Сухой треск заставил его остановиться. Снопы искр вырывались из вырезанных глазков закрытых ставен. Значит, сеновал занялся. Теперь ревел уже не только ветер в органной трубе бульвара.

Ипполит услышал за собой быстрые шаги, он еще раз взглянул в сторону конюшни: она вся светилась изнутри, как череп, в который вставили свечу. Старший Зимлер снова двинулся вдоль длинной стены, дошел до железной решетки и на мгновенье остановился. Сзади шагов слышно не было. Впрочем, кто, кроме Миртиля…

Ипполит протянул руку, пошарил в темноте, нащупал звонок и снова остановился. Наконец он позвонил. Пронзительный, торопливый перезвон со всего размаху рассек темноту и застывшую тишину дома. В особняке Лефомбера вспыхнул четырехугольник окна. Загремел дверной засов. На пороге показался человек в халате, с желтым фуляром вокруг шеи. Он заслонял рукой свечу, пламя ее падало на нижнюю часть его лица.

— Кто там?

— Идите скорей, — закричал Ипполит Зимлер, — идите скорей, господин Лефомбер! Ваша фабрика горит!

XIV

— Не ходите туда больше, господин Жозеф.

— Все, что там было, уже сгорело, теперь ничем не поможешь.

«Хо-хон, хо-хон», — сипел насос, которым орудовали городские пожарные.

— Отойдите! Разойдись!

— Погляди-ка, вон господин Лорилье, вон тот, в меховой шубе.

— Разве при таком ветре что-нибудь сделаешь? Занялось, как ворох соломы.

— А лошадей-то хоть спасли?

— Говорят, поднял тревогу старик Зимлер!

— Кого действительно жалко, так это Бернюшонов… Вот уж несчастные!

— От их домика камня на камне не осталось.

— Да разойдитесь же, сказано вам!

Но кепи блюстителя порядка беспомощно теряется среди толпы.

«Хо-хон, хо-хон…»

— Жалко, господин Гектор только сегодня приехал из Парижа и ничего не знал.

— Несчастные эти Бернюшоны! Уж такие славные люди, мухи не обидят. И старик у них калека.

— А кто этот толстый в черном?

— Как, вы не знаете? Это сын Зимлера, младший… ну, того эльзасца. Кажется, его зовут Жозеф. Да разве я вам не говорил? Он вернулся одним поездом с господином Гектором. Еще в Орме им крикнули: «Ваша фабрика горит».

Поезд тронулся, а они так и не узнали, у кого из них пожар. Так с самого Орма и ехали… Значит, вылезают они из поезда…

— Вон тот толстый в клеенчатом плаще?

— Такой плащ от воды спасет, а от огня нет. Он уже четыре раза в дом лазил. Спас старика Бернюшона и двух лошадей.

— Вот я и говорю — приехали они…

— Да отойдите же, чтоб вас черт побрал! Не понимаете, что ли?

— Ого, Тинус, что-то ты нынче больно загордился. Пойдем лучше пропустим у Пти-Горэ стаканчик, — оно веселее, чем здесь глотку драть.

— Да замолчи ты, черт! Не видишь, что господин Лефомбер идет?

— Значит, вон тот худой, высокий — и есть хозяин? Бедняга! На глазах свое добро горит.

«Хо-хон, хо-хон, хо-хон…»

— Бегут они, значит, сюда со всех ног, видят, что стряслось, ну тогда Зимлер снимает пиджак и лезет в огонь.

— Молодцы!

— Правда, что старик Бернюшон калека?

— А никто не знает, почему загорелось?

— Старик сторож, говорят, заснул на сеновале, а фонаря не потушил.

— Все может быть! Все может быть!

— А молодой Зимлер сторожа тоже спас?

— Да, когда пожар начался, сторож свалился с сеновала в конюшню и сломал себе ногу.

Жозеф, с обгоревшими усами, с опаленными ресницами, в широком охотничьем непромокаемом балахоне, обмотав голову мокрым полотенцем с рыжими подпалинами, энергично расталкивает окружающих.

— Я очень прошу вас, господин Зимлер, не ходите, — раздается усталый вежливый голос Ива Лефомбера, — там уже больше нечего спасать.

— А счета, ваши счета! — вопит Жозеф. — Ведь там же ваши конторские книги! Неужели вы допустите, чтобы они сгорели?

Струи пота, катившиеся по перепачканному сажей лицу, прочерчивали на лбу и щеках Жозефа извилистые красные дорожки.

От конюшни осталась лишь глубокая яма, наполненная черной грязью; поперек нее лежала обгорелая балка. Две груды дымящихся обломков указывали то место, где раньше помещался склад и, чуть левее, домик Бернюшонов. Пожарные, ловкие, как акробаты, и взвод пехоты старались сбить пламя. Главное здание уже загорелось. Откуда-то сверху доносился стук топориков.

Фабричный двор постепенно заполнился народом. Люди шумели, топчась на месте, и когда языки пламени обдавали жаром повернутые к огню испуганные лица, по толпе проходил приглушенный, неясный гул.

— Становись цепью!

— А что, разве насоса не хватает?

— Так я и знал.

— Поговоришь завтра, а пока поворачивайся скорей.

«- Похоже, пол в прядильной занялся.

— Эй, становись цепью! Вам говорят или нет?

«Хо-хон, хо-хон…»

— Ну как, капитан?