Читать интересную книгу Даниил Галицкий - Антон Хижняк

— Только ежели бы не Мстислава посылать? — подхватывает его мысль посадник.

Архиепископ хитро улыбается.

— Суесловие… Хитришь! Не свои мысли открываешь, чужие слова повторяешь!

— Не буду, не буду! — льстиво извиняется посадник. — Твои слова, твои слова… Я бы и сам войско повел в Галич.

— Ты? — с издевкой прищуривает глаза архиепископ. — Сие не для тебя. Не таким, как ты, водить войско. Неповоротлив, аки медведь… Толстый жбан с медом! Ты и меча не подымешь. Удумал такое — войско вести! Ха-ха-ха!

Посадник и виду не подал, что нарочито так выразился о Мстиславе, — пускай тешится, пускай насмехается архиепископ.

Архиепископ же вдруг умолк, он уже задумал воспользоваться приездом галичан, чтобы возвысить себя в глазах новгородцев. Вольница будет ублаготворена.

— Вече, вече скликать! — велел он посаднику. — Ударить в колокол, пусть сходятся. День назначим. А ты, — он поманил пальцем, и посадник наклонился к нему, — ты пошли кого-нибудь из своих людей, пусть шепнет на Торжище, что, мол, некий боярин не желает, чтобы галичанам помогли. Понимаешь? Начнут кричать, а мы скажем: «Подать сюда того боярина-смутьяна! Не помилуем за то, что супротив Новгорода Великого осмелился пойти!»

Так долго ходил Иванко по Новгороду, что и ноги отказывались носить. Чувствовал он себя здесь как дома. Откуда и приятели взялись! Будто сызмальства с ними рос, зовут к себе в гости; одни тянут завтракать, другие — обедать, а вечером хоть разорвись на части — и сюда, и туда надо идти мед пить.

— У нас не столько денег, сколько у купцов да бояр, но душа у нас к родным щедрая, на мед как-нибудь наскребем, не обедняем, — говорили Иванке его новые приятели.

Подружились они с ним сразу, с первой встречи, — по душе пришелся им веселый галичанин-кузнец: был он такой же, как и они, работящий человек. А еще больше укрепилось их расположение к нему после того, как Иванко стал к наковальне в кузнице Якуна и на деле показал, какой он мастак в кузнечном деле.

Поглядеть на умельство Иванки собралось много кузнецов. Хозяин кузницы уже и не рад был, что вчера, когда пили мед, перехватил лишку и заспорил с Иванкой: кто из них лучший меч выкует. При споре были свидетели — они и разнесли слух, что галичанин будет меч ковать.

— Куда вы лезете? — горячился Якун. — Места нет. У меня же двор маленький.

Правду сказать, покрикивал он больше для виду, а в душе доволен был, что люди собрались по такому случаю. Видно, никогда еще так не волновался Иванко. Как же, такие почтенные судьи пришли! Вон сидит длинноусый, с загорелым лицом старейший новгородский кузнец. Наклоняется Якун к галичанину-соседу и шепчет:

— Сей длинноусый такие мечи кует, что воеводы ссорятся из-за них, каждый хочет получить меч его работы.

Люди сидят вокруг — и прямо на земле, и на деревянных бревнах. Дверь в кузницу открыта, хоть и немного, а все же будет и им видно, а достойнейшие тут же, в кузнице.

В голове Иванки мелькнула предательская мысль: «Почто похвастался? А вдруг не выйдет?» Но он отогнал ее, даже рукой помахал над головой, словно отгоняя назойливую муху. Подошел, взял в руки кричу. Мельком взглянул — железо доброе, тягучим будет в ковке. А хозяин слукавил, не дал готовой длинной полосы, из нее можно было бы быстрее сделать. Видно, нарочно подсунули этот кусок, чтобы испытать гостя.

Иванко оглянулся — хозяин стоит у порога, наклонился к длинноусому. У меха стоит помощник Иванки. Еле удержался Иванко от улыбки. Вот молодцы! Ну и помощник! Здоровенный детина с крепкими, длинными руками. Этот как ударит молотом — наковальню в землю вгонит.

Что сделать, чтобы не жгло в груди, чтобы не дрожали руки и ноги? И все же не корил себя Иванко, что дал вчера согласие: пусть посмотрят, как умеют галичане оружие делать! Эх, если бы отец тут был! А руки все-таки дрожат. Иванко выжидает еще мгновение, сжимает правую руку в кулак, потом берет кричу и несет к горну, подсовывает ее длинными клещами к ослепительному огню. Помощник помает жару — так нажимает на рукоять, что мех раздувается со свистом. Глаза Иванки встретились с глазами помощника, и Иванко с радостью заметил, как тот подбадривающе подмигнул ему: ничего, мол, не бойся, я помогу.

Пока парень нагревает кричу, Иванко берет с полки длинные стальные прутья и, волнуясь, перекладывает их на другое место. Но все его внимание — у горна. Помощник не спускает глаз с Иванки, ждет: как только тот махнет рукой, схватит кричу большими клещами и положит на наковальню. Иванко пробует один молот — легковат, не годится, тут нужен потяжелее. И он выбирает молот с удобной ручкой.

— Держи! — приказывает он помощнику.

Сказано будто и резко, неприветливо, но это для других, а помощник слышит в этих словах просьбу товарища: «Не подведи меня, помоги».

Длинноусый что-то шепчет Якуну. Они зорко следят за гостем. Иванко хоть и не смотрит на них — он вообще ничего не видит, кроме раскаленного железного куска, — но чувствует, что за каждым его движением следят, не отрывая глаз. Только бы не осрамиться, только бы не упустить миг, когда железо будет готово! В одно мгновение Иванко вспоминает все, что говорил ему отец о нагревании железа на огне, об умении вовремя увидеть золотисто-красный блеск, когда железо словно бы само просит: «Бери меня из горна!» Как много значит для кузнеца своевременно выхватить раскаленный железный кусок! Иванко догадывается, что именно за этим и следят. Очень легко прозевать: упустишь момент — перегреется, переварится железо, и ковать его уже невозможно, станет оно хрупким, ломким. Плохо, когда и недогреешь. Попробуй тогда его ковать! Такое железо отец называл сырым.

«Смотри, сынок, оно как недопеченный хлеб. Снаружи будто и зарумянился каравай, а внутри сырой», — говорил отец.

Как пригодилась теперь отцовская наука! Когда Иванко подал знак помощнику тянуть железо клещами, когда крикнул: «Держи!», он был уверен, что и отец именно в это мгновение начал бы ковать. И все же что-то екнуло внутри и застыло, будто Иванко проглотил кусочек льда. Г-гух! Г-гух! — звучат удары молота. Помощник проворно поворачивает железо клещами, а вслед за тем Иванко бьет молотом. От раскаленного железа отскакивают искры, кусок железа растягивается в длину, становится тоньше.

Иванко перехватывает клещами в свои руки и уже сам поворачивает железо, ставшее послушным.

Часть дела уже сделана, неопрятный кусок превратился в сплюснутую полоску. Но нужно еще с двух сторон наварить твердое железо, то, которое дает крепость мечу, — нужно лезвие приварить. Иванко клещами переносит приплюснутый кусок в горн, берет стальные прутья и, разжарив их на огне, прикладывает с двух боков к будущему мечу. Пристали! Теперь огня, побольше огня! Помощник яростно работает рукояткой, из меха с шипением вырывается воздух.

Что творится вокруг? Иванко ничего не замечает. Пот капельками скатывается со лба, ручейками течет по щекам, проникает за ворот рубахи. Еще никогда Иванке не было так страшно, даже тогда, когда лицом к лицу сходился в лесу с воеводой. Тогда над головой свистел меч воеводы и смерть витала рядом. А ведь тут вокруг свои, добрые друзья. Отчего же так боязно ему и зуб на зуб не попадает, отчего дрожат ноги? Иванко кусает губы, тяжело дышит и еще быстрее двигается возле наковальни. Чего же он боится? Свою кузнецкую честь не хочет уронить. Одобрительно кивает длинноусый, подмигивает Якун. Умелый кузнец этот галичанин! У порога все больше собирается охотников посмотреть на невиданное диво — ведь никто еще не превзошел новгородских ковачей-умельцев. Какой-то шум у порога, кого-то не пускают, слышны пререкания. Якун машет рукой: «Не мешайте!» Но эта перебранка не доходит до слуха Иванки — он забыл обо всем, ничего не видит и не слышит.

— На ногу наступил, медведь! — выкрикивает у порога дружинник Мстислава Микула, расталкивая толпу и пробираясь к Якуну.

Тот сердито качает головой, показывает кулак. Но Микула не обращает внимания на эти угрозы. Разве по-на-стоящему сердится побратим Якун? Высокий, проворный Микула уже улыбается Якуну, сверкая белыми зубами, которые так идут к его аккуратной бородке. Он на цыпочках подходит к Якуну.

— Почто ты размахался руками?

Якун молча показывает на Иванку.

— Вижу! — шепчет Микула. — И спешил сюда ради этого, взглянуть хочу, а они за полы хватают, не пускают.

На его обветренном, опаленном солнцем лице дружеская улыбка, и глаза смотрят так лукаво, что Якун только успокоительно машет рукой: садись, мол.

Снова Иванко бьет меньшим молотом по сваренному железу. Он уже похож на меч, этот железный кусок. Быстро летает молот в Иванковых руках: раз — удар по наковальне, два раза — по мечу. Славно приварились концы, надо их теперь отковать с обеих сторон, чтобы лезвие стало острым. Железо послушно помается, концы становятся тоньше и тоньше. Иванко спешит, пока оно не остыло, берет еще меньший молот и часто-часто выстукивает. Та-та-та-та-та! — трещит в ушах. Правая рука непрерывно летает в воздухе. Вот уже отковано и с другой стороны, можно посмотреть. Иванко разжимает клещи и кладет их на скамью, обматывает тряпкой конец меча там, где должна быть рукоять, и поднимает его. Прищурив левый глаз, рассматривает правым — меч ровный, нужно только наточить.