Читать интересную книгу Пастырь добрый - Попова Александровна

— Ты кулачонками на меня не постукивай, — одернул его тот, глядя на подчиненного, тем не менее, сострадающе и незлобиво. — Хальтер-младший тоже исчез из своей комнаты. Кристина Шток также не была отыскана в течение первых суток. И кроме малефиков, Гессе, в этом городе все еще существуют обыкновенные, заурядные преступники…

— Нет, — отрезал он убежденно. — Сейчас даже грабежей нет — спросите у бюргермайстера, за последние дни ни единого. Они сидят тихо; не в их интересах провоцировать власти. Несколько краж — и все.

— Майстер Керн сказал… — начал нерешительно Бруно, сегодня незаметный, как никогда, и понурый, точно груженный камнями тяжеловоз; Курт нетерпеливо обернулся к подопечному, и тот продолжил чуть слышно: — Майстер Керн вчера сказал, что мы не знаем, каких событий ожидать. Не знаем, чего эти ребята добивались своими жертвами, что начнется этим утром… Быть может, вот оно? И все жалобы Мозера-младшего на говорящие шкафы — лишь совпадение? Или именно его… исчезновение — это очередная их уловка, с тем чтобы по нервам ударить побольнее…

— Послушай своего помощника, — кивнул Керн, и он распрямился, глядя на начальника сквозь злой прищур:

— Нет. Теперь я решать буду сам. Как верно заметил Дитрих, ранг позволяет.

— О моем ранге не забывай, Гессе, он-то мне позволяет несколько более…

— В моих сопроводительных бумагах, если я не ошибаюсь, есть примечание от ректората святого Макария — если я решу вести расследование, если на какое-либо дело обращу внимание, вам рекомендовано оказать мне всяческое содействие. И на примере моего прошлого дела, Вальтер, вы должны были убедиться в том, что это имеет под собою основание.

— Ну, пусть так, — согласился Керн. — И что же ты намерен делать, в таком случае?

— Пойду в дом Мозеров и осмотрю комнату.

— Veto, — отозвался Керн тотчас. — Когда Друденхаусу было нечем заняться, я исполнял commendatium[74] святомакарьевского ректората, тогда — я мог сидеть и ожидать, чем увенчаются твои прозрения, теперь же все иначе. И без того ты положил полчаса на избиение Дитриха и собственное бичевание; все, довольно. В Друденхаусе сотня подозреваемых и свидетелей, в Кельне тысячи готовых к мятежу и резне недоумков; на твои изыскания у нас попросту нет времени.

— Я иду в дом Мозеров, — тихо, но непреклонно повторил Курт. — Ваши указания, Вальтер, я полагаю ошибочными, посему намерен действовать в соответствии с собственными заключениями.

— Голову теряешь, Гессе, — предупредил Керн тихо; устремленный на него начальственный взор он снес стоически, не отведя взгляда и не убавив тона.

— Не сказал бы, — твердо выговорил Курт и развернулся к двери, кивнув на нее подопечному. — Со мной, в Друденхаусе от тебя все одно толку нет.

— Veto, — донеслось в спину снова, и Бруно приостановился, в растерянности переводя взгляд с одного на другого. — Стоять, Хоффмайер. Шаг в сторону порога — и чаемая свобода станет отдаленнее еще лет на десять.

Мгновение тот нерешительно мялся, переступая с ноги на ногу посреди комнаты, и, наконец, чуть слышно проронил:

— Простите, майстер Керн. Я тут не решаю — я ведь не Друденхаусу принадлежу, а академии; стало быть, его приказ для меня выше вашего.

На миг в каменных стенах нависла тишина, в которой слышно было, как затаил дыхание даже Ланц, привыкший в обращении с майстером обер-инквизитором к некоторой вольности.

— Бунт на корабле? — спокойно, с опасной мягкостью в голосе осведомился, наконец, тот. — Может, на мое место сядешь, Гессе?

— Может, когда-нибудь и сяду, — откликнулся Курт и решительно, не колеблясь более, вышагал в коридор.

— А старик ведь прав, — заметил подопечный, оглянувшись через плечо на тяжелую дверь. — Людей недостает, время поджимает; ты не в шутку решил инквизировать шкаф? Глупо. И нерационально.

— Возьми курьерского, — не ответив, распорядился он отрывисто. — Галопом по домам арестованных. В одном из них сейчас Штойперт. К Мозеру его. Я буду ждать там. Это — понятно?

Бруно скосился на его лицо с недовольством, но возражать более не стал, лишь разразившись тяжким осуждающим вздохом.

***

Кожевенный монополист пребывал в состоянии тихого помешательства: в одной из комнат, когда Курт переступил порог, надрывался младенец, заглушаемый лихорадочными, бессмысленными увещеваниями матери сквозь откровенные рыдания, чьи-то всхлипы доносились с кухни — вероятно, кухарки или еще какой прислуги, да и сам Штефан Мозер-старший смотрелся не лучшим образом, говоря сквозь зубы, коротко, точно бы опасаясь, что вместе со словами улетучатся остатки его выдержанности, столь явно необходимой сегодня хоть кому-то в этом доме. На просьбу осмотреть комнату сына тот лишь молча повел рукой, приглашая майстера инквизитора за собою, и первым поднялся по скрипучей лестнице, отполированной ногами, судя по всему, не одного поколения Мозеров.

Каморка, как и говорил мальчик, впрямь оказалась небольшой; даже дешевая комнатушка, снимаемая Куртом, была куда объемистей, и отделение части стены, забранной досками в виде полок с дверцей, впрямь выглядело решением вполне разумным и единственно верным. Сейчас она была приоткрыта, и в темную щель виднелись уложенные вещи, какие-то перышки, камешки и голова деревянной лошади, глядящей на вошедших бесстрастно и тупо…

— Майстер Ланц являлся сюда, говорил с вами о страхах Штефана? — спросил он негромко, глядя на крючок из крепкой, наверное, кольчужной проволоки; тот покривился.

— Да, он приходил. Я едва со стыда не сгорел, когда узнал, что мой сын наведывался в Друденхаус рассказывать небылицы.

— Вы предпринимали какие-нибудь меры?

— Меры? — с нервозным смешком переспросил Мозер. — Да, меры я принял. Выпорол как следует, чтобы не морочил людям голову.

Вот так, подумал он, поморщась, точно от боли. В ответ на просьбы о помощи парень получил ремня от отца и порцию равнодушия и насмешек от тех, от кого этой помощи ждал. И, в конце концов — что? Смерть?..

— Вы что-нибудь меняли здесь? — спросил Курт и, не услышав ответа, обернулся к хозяину дома. — Я подразумеваю — вы прикасались тут к чему-либо после того, как обнаружили исчезновение Штефана? Окна, двери, вещи — все так, как было?

— Я ничего не трогал. К чему мне это…

— Стало быть, дверца шкафа была открыта? — уточнил он, и тот нахмурился, отозвавшись с неприкрытым раздражением:

— Вы не можете всерьез об этом говорить, майстер Гессе. Я вполне отдаю себе отчет в том, какими делами должно заниматься Инквизиции, однако ж рассматривать хоть бы и в теории…

— Была или не была? — чуть повысил голос Курт, оборвав его на полуслове, и тот натужно кивнул:

— Да, была. И что с того?

— При том, как ваш сын был напуган тем, что происходило… или — ему казалось, что происходило… в его комнате — как вы полагаете, он уснул бы, не накинув крючка?

— Значит, — нетерпеливо возразил тот, — крючок он снял утром!

Курт вздохнул, не оспорив слов Мозера и не согласясь с ними; бросив взгляд на стул, криво сдвинутый в сторону от шкафа, он неспешно приблизился к окну, хотя и отсюда было хорошо видно, что рама с цветными стеклами укреплена уже по-зимнему, гвоздями с загнутыми шляпками.

— Вы первый просыпаетесь в этом доме, верно? — не столько спросил, сколько констатировал он и, не дождавшись ответа, продолжил: — Засов на двери — вы ведь задвигаете его на ночь?

— Опускаю, — уточнил Мозер, — но к чему вы это?

— Засов был опущен этим утром?

Мгновение тот безмолвствовал, то ли припоминая, то ли пытаясь понять, к чему клонит этот странный следователь, и, наконец, кивнул:

— Да, был. Каждое утро его снимаю я, так было и сегодня.

— Итак, — подытожил Курт негромко, — окно забито, засов на двери был утром опущен; ставни первого этажа, да и прочих комнат, я полагаю, в том же виде. Когда вы уходили в лавку, в доме оставалась бодрствующей прислуга (если мне верно передали), которой ваш сын также на глаза не попадался, и никто не видел его ни за завтраком, ни выходящим из дому; стало быть, ни в какое иное время, кроме как ночью, он из дому уйти не мог. Я все точно говорю?

— Да, но… — начал Мозер и осекся вдруг, побелев щеками и метнув в сторону злополучного шкафа настороженный, неверящий взгляд. — Но как же… Это ж попросту вздор, небывальщина!..

— Вы сами едва не сказали это, майстер Мозер, — вздохнул он, вновь подступив к приоткрытой дверце. — «Но как же» тогда Штефан покинул дом. А все свидетельства указывают на то, что его уже не было, когда проснулись вы. И кроме того… Одежда, лежащая на этом стуле — та, в которой он был накануне? Простите меня за резкость, однако ж, не голым ведь он ушел из дому.

Тот не ответил, однако и возражать более не стал, и по сорванному дыханию за плечом неясно было, сдерживает ли хозяин дома не приличествующие мужчине слезы или же почти явленные ему доказательства сверхобычности произошедшего ввергли его в возбужденность и растерянность. Курт смолкнул тоже, осторожно, медлительно ведя ладонью по косяку шкафа, словно надеясь нащупать некий незримый след. Хотелось бы знать, подумал он невольно, припомнив осунувшееся лицо Томаса Штойперта после его прогулки по городу, как это — ощущать события, которых не видел, и видеть то, о чем не знаешь…