Читать интересную книгу Гарем ефрейтора - Евгений Чебалин

— Понятно. А понятые? — накалялся в азарте куратор.

— За кого меня принимаете? Не было никого.

— Охранники? — учел и этот фактор Кобулов.

Усмехнулся нарком: его учат жить? Чиркнул ребром ладони по горлу:

— Вчера ночью, в ауле Кень-Юрт.

— Башковитый ты мужик, — размягченно выдал комплимент генерал. — Есть какие проблемы еще?

— Серов вынюхивает, по следу идет, — ухнул абориген.

— Та-ак, — заметно, на глазах отдалялся и холодел Кобулов. — Ну и что ты от меня хочешь?

— Командируйте меня в Москву. Сейчас. С этим. Лаврентий Павлович лучше нас знает, на что это использовать.

Драгоценный сиятельный блеск на дне чемоданчика безнадежно угасал для Кобулова: вынырнул третий, неприкасаемый, кому предназначалось это великолепие. Длинный предлагал включить в дело Папу, рассчитывал на его «крышу», чтобы укрыться от стальных челюстей Серова.

Что будет иметь с этого он, Богдан Кобулов? Увесистый саквояж под ногой и хороший настрой Папы. Не так мало. Надо только подсуетиться, чтобы для Папы показательно высветилась роль Богдана во всей этой катавасии.

Длинный играет способно. И по правилам. Его вступительный взнос, что греет щиколотку даже через сапог, — пока мизер, кусок дерьма, о которое не стоило пачкаться, если бы игра велась не по правилам. Но абориген успел получиться в этой дыре. Нужный кадр.

Так подытожил ситуацию Кобулов. «Пусть катится к Папе. И чем быстрее, тем лучше, пока не встрял Шибздик. А в случае чего — моя хата с краю, за все в ответе Папа».

— Час тебе на сборы. И — брысь! Я дам в Москву записку по ВЧ, — ледяным тоном уронил замнаркома.

Гачиев вышел в сумрачный коридор. Глубоко, с дрожью вздохнул: пока пронесло. Пора делать следующий ход. Вынул пистолет, сдвинул предохранитель. Накинул на дуло носовой платок, уткнул холодную сталь в край плеча — по касательной. Мышцы стали деревенеть от предстоящего. Сдавленно, остервенело зарычав, нажал на курок.

Пистолет грохнул, дернулся в руке. Плечо взрезала боль. Отходя от пережитого, распуская сжатое в комок тело, Гачиев скособочил голову. Гимнастерка на плече напитывалась кровью.

От тычка изнутри распахнулась дверь, в коридор выскочил Кобулов, оторопело уставился на наркома:

— Кто стрелял?

— Все в порядке, товарищ генерал, — разлепил губы посеревший Гачиев. — Все нормально. Проба ствола. — Развернулся, зашагал к выходу, странно кренясь на левый бок. Дулом вниз плыл над полом зажатый в руке пистолет.

Наркому внутренних дел СССР

генеральному комиссару госбезопасности тов. Берия

Совершенно секретно

ЗАПИСКА ПО ВЧ

Мною командирован в Ваше распоряжение нарком Гачиев с особо ценным грузом. Сопутствующие обстоятельства Гачиев объяснит Вам лично.

Кобулов

Прошло трое суток. В кабинете Аврамова раздался звонок. Серов взял трубку.

— Серов у аппарата.

— Тебе что надо от Гачиева? — дребезжащим металлом спросила Москва. — Злость на нем срываешь? Все твои дурацкие претензии и обвинения мне адресуй. Сам разберусь. За его безопасность, как приедет от меня, головой отвечаешь. Тебя послали Исраилова ловить, а ты мышей ловишь, своих травишь, работать всем мешаешь. Последний раз предупреждаю: не суй нос в дела Кобулова и Гачиева. Мне тут про твое самодурство кое-что рассказали. В случае чего, будешь отвечать по законам военного времени.

Трубка отпустила порцию длинных гудков.

Серов сидел, уронив голову на руки. «Упустил оборотня. Выскользнул. Чистоплюй паршивый, руки марать не захотел… Стрелять, пулю в лоб влепить нужно было этой сволочи! Понадеялся, что сам уйдет с дороги. Идиот, теперь расхлебывать будешь. Их банда страшнее исраиловской… Сеют национальную отраву, вражду к нам сеют. А травиться будут дети наши, внуки… Что делать?! Ладно, это потом. Теперь главное — Ушахов».

Глава 21

Сталин, слушая доклад Жукова, ходил по кабинету. У окна, прислонившись спиной к стене, поблескивал синевато-стальным пенсне Берия. Рядом с Жуковым закаменел начальник разведуправления. Эти двое ничего не понимали в происходящем. Почему доклад о положении на Юго-Западном фронте делает не его командующий, а Жуков, чей Западный фронт прикрывает пока Москву? Отчего здесь нет Тимошенко, а Жуков оперирует цифрами, военно-стратегической фактурой чужого фронта с напористой уверенностью очевидца?

Эта роль была неясна и самому Жукову. Сталин предпочитал держать любой созревающий многоходовой замысел в себе до последнего момента. Около недели назад Верховный позвонил Жукову в штаб Западного фронта, сказал в трубку буднично, неторопливо:

— Есть одно небольшое дело, товарищ Жуков, о котором не следует особенно распространяться. Надо вылететь к соседу — Тимошенко, на Юго-Западный фронт, проанализировать обстановку. Когда сможете доложить положение дел?

Жуков запросил неделю. Сталин отпустил только пять дней. Первое, что нужно было Верховному, — выпроводить широколобого упрямого русака из его военной вотчины, чтобы запустить туда своих ищеек, дабы они без помех прощупали, обнюхали и обрисовали, что дали нововведения Жукова в разведслужбе. К чему затеян и продолжается этот цирлих-манирлих с разведчиками?

На Западном фронте с июня сорок второго года расцвел разведренессанс. Неугомонный реформатор Жуков до этого лично обследовал разведработу в 5, 34, 49, и 50-й армиях, после чего 27 мая спустил грозную директиву, по которой разведслужбы фронта получили лучшее автоматическое оружие, обмундирование, особый режим службы, кормежку. Были возведены в культ техника обучения захвату пленных, психологическая и физическая подготовка. Разведчик, приволокший «языка» награждался в обязательном порядке не позднее чем через сорок восемь часов после дела.

Жуков убыл на Юго-Западный фронт. Эксперты, запущенные к нему в это время Сталиным, доложили вскоре несколько обескураженно: уровень разведывательной информации у Жукова в ротах, полках, дивизиях, знание противника на порядок выше, чем на других фронтах. Напрашивался вывод: жуковская реформа требует поощрения и немедленного внедрения в действующей армии. Верховный, улавливая острейшим инстинктом смертельную опасность, сгущавшуюся на юго-западе, винил в этом фронтовые разведки, профукавшие замыслы врага.

Сдали Керчь, Харьков. Только что пал Севастополь. Сталина изводила неясность общего стратегического плана немецкой группы армий «Б». Командующие наших армий сдавали на юге одну позицию за другой, на разносы Сталина, клокотавшие бессильным гневом, на запросы о планах противника мямлили невразумительное.

Именно тогда у Верховного созрело решение сделать своим заместителем Жукова, у которого без тычков и подталкиваний вдруг прорезались разведзубы. Вот пусть и слетает на юг, к Тимошенко, разнюхает, чем там пахнет.

Слетал. Теперь докладывал, не подозревая еще о скором переходе в замы к Самому. Пахло пораженческой бедой. Но где? На каком направлении?

— Почему доклад из вас надо тащить клещами? — раздраженно спросил Сталин. — Дальше. Что с резервами, которые мы отдали Голикову под Воронеж?

Жуков, переждавший паузу, невозмутимо ответил:

— Они нанесли удар южнее Ельца, как и планировалось. Лист вынужден был бросить туда двадцать четвертый танковый корпус и три пехотные дивизии. Прорыв к северу от Воронежа не состоялся.

Сталин кивнул, ткнул трубкой в сторону начальника разведуправления, повторил с грозно-торжествующей интонацией, напоминая о давнем споре:

— Не состоялся! Сколько осталось от резервов в результате?

Жуков помолчал, ответил с плохо скрытой, гневной тревогой:

— Пока не получено точных данных, товарищ Сталин. Рейхенау и фон Вейхс перемалывают их. С хрустом.

И словечко это, никак не вписываясь в обстановку кабинета, в ситуацию, остро полоснуло по сознанию всех, еще более сгустило и без того гнетущую атмосферу.

Сталин покосился на Жукова. Пересиливая себя, напомнил:

— Отдадим Воронеж — обнажим южный путь на Москву.

Резко, почти фальцетно, озвучился вдруг Берия:

— За отход без приказа расстреливать командиров на месте!

Жуков едва приметно дрогнул, с острой неприязнью метнул взгляд в сторону наркома. Они все — штабники и фронтовые, прожаренные порохом полководцы — научились, как и сам Сталин, бесследно пропускать через себя подобные трескучие залпы, на которые был горазд в этом кабинете нарком.

Жуков не удержался на этот раз. Спросил, подчеркнуто деловито, подпустив в голосе кислотную язвительность в малых дозах:

— Это указание тоже передать Василевскому, товарищ Сталин?

Сталин с некоторым удивлением глянул на Жукова, сухо бросил: