Читать интересную книгу В стране мехов - Верн Жюль Габриэль

— Верно, — ответила миссис Барнет, — но вы объяснили это явление своеобразным расположением берегов, узостью проливов…

— Я пытался его так объяснить — вот и все, — ответил лейтенант Гобсон, — но позавчера мне довелось увидеть еще более неправдоподобное явление, тайну которого разгадать я не в силах, и не знаю, разгадает ли ее хотя бы один ученый!

Миссис Полина Барнет взглянула на Джаспера Гобсона.

— Что случилось? — спросила она.

— Позавчера, сударыня, было полнолуние, и, по данным астрономического ежегодника, прилив должен был быть особенно сильным. А между тем море не поднялось даже на фут, как бывало раньше! Оно не поднялось вовсе!

— Может быть, это ошибка! — заметила миссис Барнет.

— Нет, не ошибка. Я сам проводил наблюдения. Позавчера, четвертого июля, прилив на побережье мыса Батерст равнялся нулю — абсолютному нулю!

— В чем же дело, мистер Гобсон? — спросила миссис Барнет.

— Дело в том, — ответил лейтенант, — что либо законы природы изменились, либо этот край находится в каких-то особых условиях… Вернее, я не знаю, в чем дело… не способен сделать вывод… недоумеваю… и… встревожен!

Миссис Барнет больше не старалась добиться, чтобы лейтенант Гобсон высказался определеннее. Очевидно, полное отсутствие прилива было не менее невероятно и противоестественно, чем, скажем, отсутствие в полдень солнца над головой. Разве что землетрясение совсем изменило структуру побережья и самой арктической почвы?.. Но подобная гипотеза не могла удовлетворить вдумчивого наблюдателя явлений природы.

О том, что лейтенант ошибся в своих наблюдениях, смешно было и думать; в тот же день — 6 июля — миссис Барнет, по сделанным на берегу отметкам, вместе с лейтенантом удостоверилась, что прилив, в течение всего прошлого года повышавший уровень моря по крайней мере на фут, теперь решительно и безусловно равнялся нулю!

Это открытие сохранили в тайне. Лейтенант Гобсон не хотел — и вполне резонно — вселять тревогу в умы своих товарищей. Однако они часто видели, как, молчаливый и неподвижный, он одиноко стоял на вершине мыса и смотрел на расстилавшееся перед ним открытое море.

В июле охоту на пушных зверей пришлось прекратить. Куницы, лисы и прочие звери уже сбросили свой зимний мех. Охотники ограничивались преследованием съедобных животных — карибу и полярных зайцев, которые — и это заметила сама миссис Барнет — по какой-то по меньшей мере странной прихоти все сбежались в окрестности мыса Батерст, хотя ружейные выстрелы, казалось бы, должны были их мало-помалу распугать.

Наступило 15 июля, но в положении зимовщиков не произошло перемен. Из форта Релайанс по-прежнему не было известий. Долгожданный караван не показывался. Джаспер Гобсон решил привести свой план в исполнение: самому идти к капитану Крэвенти, раз капитан Крэвенти не шел к нему.

Начальником отряда назначен был Лонг. Сержанту не хотелось разлучаться с Джаспером Гобсоном. Действительно, речь шла о довольно продолжительном отсутствии, ибо вернуться в форт Надежды он мог бы не раньше будущего лета и зиму ему пришлось бы провести в форте Релайанс. Это означало не меньше восьми месяцев отлучки. Конечно, сержанта Лонга могли бы заменить не менее надежные Мак-Нап и Рэй, но они были люди женатые. А главное, Мак-Нап был плотник, а Рэй — кузнец, и оба были нужны в фактории, где без их услуг обойтись было трудно.

Лейтенант Гобсон взвесил все эти соображения, и сержант — «в порядке военной дисциплины» — подчинился. Сопровождать Лонга должны были четыре солдата — Бельчер, Понд, Петерсен и Келлет, которые объявили, что они готовы к отъезду.

В путешествие было снаряжено четверо саней в собачьих упряжках. На них предполагалось погрузить продовольствие и самые ценные меха: лисьи, горностаевые, куньи, рысьи, мускусных крыс, росомах, а также лебяжий пух. Отъезд был назначен на утро 19 июля, на следующий день после затмения. Само собой разумеется, Томас Блэк уезжал с сержантом Лонгом, и для перевозки его особы и всех его инструментов были выделены особые сани.

Надо сказать, что в дни, предшествовавшие столь нетерпеливо ожидавшемуся затмению, достойный ученый был предельно несчастен. Переменная погода — то хорошая, то дурная, частые туманы, дожди, после которых атмосфера бывала насыщена влажными испарениями, никак не хотевший установиться ветер — все это вызывало в нем законную тревогу. Он не спал, не ел, он почти не жил. Если в течение тех нескольких минут, что длится затмение, небо будет затянуто облаками; если ночное и дневное светила скроются за густой завесой; если он, Томас Блэк, посланный специально с целью наблюдения, так и не увидит ни сияющей короны, ни красноватых протуберанцев, — какое это будет разочарование! Сколько лишений, перенесенных напрасно, сколько опасностей, пережитых зря!

— Ехать в такую даль, чтобы посмотреть на луну, — и не увидеть ее! — восклицал он комически жалобным тоном.

Нет! С этой мыслью он не мог смириться. Как только наступали сумерки, почтенный ученый взбирался на вершину мыса и глядел в небо. Но в последние ночи он не мог даже утешиться созерцанием белокурой Фебеи. Новый месяц должен был народиться лишь через три дня — сейчас же луна сопровождала солнце в его движении по небосводу и тонула в его лучах.

Томас Блэк частенько изливал свои горести добросердечной миссис Барнет. Отзывчивая женщина сочувствовала ему всей душой и однажды, не зная, чем бы его еще утешить, сказала, что барометр, кажется, поднимается, что теперь, как-никак, стоит лето и потому…

— Лето! — воскликнул Томас Блэк, пожимая плечами. — Разве в подобных краях бывает лето?

— Ах, мистер Блэк! — заметила миссис Барнет. — Предположим даже, что вам не повезет и этого затмения вы не увидите. Но ведь будут же другие! Затмение, которое должно состояться восемнадцатого июля, надо думать, не последнее в нашем столетии.

— Нет, сударыня, — ответил астроном. — Нет, до тысяча девятисотого года предстоит еще пять полных солнечных затмений: первое ожидается тридцать первого декабря тысяча восемьсот шестьдесят первого года, оно будет полным в Атлантическом океане, Средиземном море и в пустыне Сахаре; второе — двадцать второго декабря тысяча восемьсот семидесятого года — будет полным на Азорских островах, в Южной Испании, в Алжире, Сицилии и Турции; третье — девятнадцатого августа тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года — в Северо-Восточной Германии, Южной России и Центральной Азии; четвертое — девятого августа тысяча восемьсот девяносто шестого года — будет наблюдаться в Гренландии, Лапландии и Сибири; и, наконец, в тысяча девятисотом году, двадцать восьмого мая, в Соединенных Штатах, Испании, Алжире и Египте состоится пятое полное солнечное затмение.

— Значит, мистер Блэк, — подхватила миссис Барнет, — если вы пропустите затмение восемнадцатого июля тысяча восемьсот шестидесятого года, то легко утешитесь тридцать первого декабря тысяча восемьсот шестьдесят первого! Что значат какие-то семнадцать месяцев!

— Чтобы утешиться, сударыня, — серьезно ответил астроном, — мне придется ждать не семнадцать месяцев, а двадцать шесть лет!

— Почему так?

— Потому что из всех этих затмений полным в странах, расположенных в северных широтах — Лапландии, Сибири и Гренландии, — будет лишь затмение девятого августа тысяча восемьсот девяносто шестого года!

— А зачем вам наблюдать затмение непременно в северных высотах? — спросила миссис Барнет.

— Как зачем, сударыня! — вскричал Томас Блэк. — Да потому, что это представляет величайший научный интерес! Очень редко удавалось наблюдать затмение в близких к полюсу широтах, то есть там, где солнце, низко поднимаясь над горизонтом, открывает взору диск внушительных размеров. Это же относится и к луне, которая должна закрыть собою солнце, и очень возможно, что при таких условиях изучение светящейся короны и протуберанцев даст удивительные результаты! Вот почему, сударыня, я приехал вести наблюдения выше семидесятой параллели. Подобный случай повторится лишь в тысяча восемьсот девяносто шестом году! Поручитесь ли вы, что я доживу до того времени?