свой свет. И куда-то туда ушла душа моего папы. Сейчас, он мне не нужен, но когда его знания пригодятся — он вернется.
— Спасибо, — проглотила я подкативший ком.
Это мое бремя. Колдовское. Неверное для этого времени. Иду вразрез церкви, но все-таки иду. И как хорошо осозновать, что где-то там за снежными дорогами у меня есть дом. В том доме тепло и уютно. Там меня ждут и не предадут.
— Душу тянет от тоски...
31
Ночь меня застала с малышкой на руках. Я опять сидела и не знала переживет ли ребенок ночь. От ее постели не отходила. Боялась.
Зоря уснула, сморенная суточными тяготами. За детьми присматривала самая бойкая из всех — Леля. Она меня и спрашивала обо всем и сейчас сама с малыми ребятами помогала. Всех на двор свела, умыла, уложила. Старших по мелочам не тревожила. Некоторых девочек подрядила кормить тех кто сам не мог. Хорошая девка растет. Домовитая.
Все то мне и радость, смотреть на Лелю сказ сказывающую. Она про курочек говорила, которые когда-то людьми были. И так у нее складно получалось, что все детки от ее говора засыпали.
Меня тоже сон сморил. Заманил в свои сладкие сети и тело пудовым одеялом укрыл. И вижу я не лес свой привычный, где род Полоза обитал, а берег реки крутой. Иду по тому берегу. По самому краешку. Камушки из-под лаптей осыпаются и в бурный поток падают. Того и гляди, сама сорвусь и вниз скачусь. Но тверд мой шаг, а путь хоть и сложен, но кажется привычным. Будто всю жизнь по краю иду и не качаюсь.
Вижу, впереди мост огромный. Бревенчатый. Белыми медведями украшенный и плющем обвитый. Красивый мост. Не один зодчий делал. Не один год украшали.
Возле первого бревнышка стоит старушка в белом одеянии и пса на цепи придерживает. А животинка у нее непростая, трехголовая. И смотрят три пары кровавых глаз на меня с жаждой.
— Заблудилась, ведьмочка? — старушка удивлена моему появлению. Смотрит на меня во все глаза, скоро дыры протрет.
— По дороге крутой сюда дошла, — отвечаю бабуле и поясно ей кланяюсь. Надобно уважать старость. Тем более, что старушка явно не из простого люду будет. — Не ведаю каким путем и с какими мыслями к вам обратилася.
— А что это ты на руках своих несешь, ведьмочка?
Смотрю. Действительно. Даже во сне девочку больную не отпускаю. Будто коршун впилась в ее крохотное тельце. Не могу позволить ей умиреть, хоть и понимаю, что бессильна я перед бедой неминуемой.
Чувствую, как слезы по щекам покатились. Горючие на землю упали. Смотрю на маленький лобик и ручки и вспоминаю свою Марьяшу.
— Не могу, — зашептала я. — Не могу, бабуля. Не могу отпустить! Это же дочка моя!!!
Упала на колени и разрыдалась так, будто глаза мои сами в реку обратились. Дитя от сердца не отпускаю, чувствую как глаза от слез горят. Сердце замирает и стонет душа.
— Полно тебе будет, — тронула меня за плечо сухонькая рука. — Своих родишь. Вон, какая богатырская пара подобралась. Век вас в одну нить сплетали. По разным путям искали, но свели. Ты баба молодая. И сын будет, и дочь. Коли захочешь еще семерых родишь. Отдай мне ребенка. Не держи его душу.
Смотрю я в глаза темные и понимаю, что не могут они человеку принадлежать. Да и сон странный. Больно на явь похож.
— Моя она! Не отдам! — взлетела с колен. Отскочила от старой и даже бежать приготовилась.
За моей спиной рыкнули. И понимаю что там не собаченка стоит, а зверь громадный. Страшно поворачиваться.
— Ее родные заждались, — старушка покачала головой и на ту сторону моста посмотрела. — Зовут ее по имени. Сами дальше не идут. Там мать совсем молодая. Год назад только родила. Первенца. А потом беда пришла и хворь ее с мужем забрала.
— Родители?
Взглянула на тот берег. И впрямь, стоит молодая пара. Все в белом. Руки в мою сторону протягивают и рты в немом крике открывают. Женщина вся извелась. Слезы горькие глотает. Мужчина за плечи ее обнимает и на меня страшным взглядом поглядывает. Того и гляди, кинется. Не посмотрит что мост волшебный разделяет.
— Если бы у тебя Марьяну забрали, чтобы ты сделала? — тихий, вкрадчивый голосок старушки.
У меня уже нет ответа.
Я не уверена что делаю правильный выбор.
Ступаю на первую белую дощечку моста.
— Сама малышку отдам, — вытираю свои слезы и иду вперед.
Под ноги не смотрю, там вода шумит, завывает. Только в глаза матери горемычной. Женщина понимает все и сама бежит мне на встречу. Она еще и руками машет, чтобы я не торопилась. Муж ее за ней не поспевает.
Встретила маня молодая на четвертой дощечке и в глаза заглянула, руки протягивая.
В последний раз прижала к себе девочку и лобик поцеловала. Отдала малютку матери родной. Дитятко, ощутив душу женщины, сразу завозилась. Руками шею материнскую перевила и множество поцелуев сладких получила. Тут и мужчина подбежал и сгреб своих родных девочек в объятия крепкие. Заблестели у него глаза. Закипела в нем кровь. Улыбкой счастливой одарил он меня.
Сладко и гладко будет в этой семье. Не смотря ни на что.
— Ну коли взошла на мост мой, спроси то о чем сердце твое вопрошает? — ко мне подошла не старушка вовсе. Девица молодая смотрит на меня хитрым взглядом.
А я и спросить не знаю что. Смотрю, как семья за грань моста уходит и испаряется, ступив на тот берег.
— Есть у меня амулет. От дедушки достался, — тихо заговорила, а сама и не знаю зачем. — Что он делает, я не ведаю. Деда мне много не говорил. С братом общался, а меня не замечал.
Усмехнулась девица. Смешно ей стало от моих суждений. Людское сердце для нее лес темный, но любопытный. Мало она с людьми общается, все ей чистые, незамутненные души подавай. Но вот живой перед ней человек. Просить не умеет. Не зубоскалит и не льстит. Говорит, то что сердце гложет.
— Тот амулет на правильную дорогу зачарован и от ненужных путей отводит.
Белоснежный рукав взметнулся. К мосту целый рой капелек реки поднял. Стала водица зеркалом. Отразилась там знакомая фигура. Ведьмочка. Молодая и любопытная. Никуда ее не берут. Не посвящают в