тосковал без нее. Эта странная болезнь заразительна: она отзовется у Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Салтыкова-Щедрина.
Писатели XVIII века были еще очень узкой группой. Они жили близко, тесно, все время наталкиваясь друг на друга. Их можно мысленно собрать в одном сравнительно небольшом зале. В детстве Фонвизин повстречался с Ломоносовым. А с ним, причем в доме Г. Р. Державина, успел познакомиться И. И. Дмитриев, известный поэт, друг Карамзина.
В последние годы Фонвизин мучительно болеет и безуспешно лечится. 30 ноября 1792 года он, с трудом передвигаясь, поддерживаемый двумя молодыми офицерами, появляется на приеме у Державина. «Уже он не мог владеть одною рукою, равно и одна нога одеревенела: обе поражены были параличом; говорил с крайним усилием и каждое слово произносил голосом охриплым и диким, но большие глаза его быстро сверкали. ‹…› Игривость ума не оставляла его и при болезненном состоянии тела. Несмотря на трудность рассказа, он заставлял нас не однажды смеяться».
Дмитриев пересказывает одну из фонвизинских историй. «По словам его, во всем уезде, пока он жил в деревне, удалось ему найти одного только литератора, городского почтмейстера. Он выдавал себя за жаркого почитателя Ломоносова. „Которую же из од его, – спросил Фонвизин, – признаете вы лучшею?“ – „Ни одной не случилось читать“, – ответствовал ему почтмейстер».
«Мы расстались с ним в одиннадцать часов вечера, – оканчивает Дмитриев, – а наутро он уже был в гробе» («Взгляд на мою жизнь», 1866). Фонвизину было всего сорок семь лет.
«Отец мой жил с лишком восемьдесят лет. Причиною сему было воздержное христианское житие», – утверждал Фонвизин. Век сына оказался почти вдвое короче.
В конце жизни Фонвизин устраивает себе «испытание совести» и предлагает опыт «раскаяния христианского» в четырех книгах. Подобно Ж.-Ж. Руссо в его «Исповеди», он начинает автобиографическое «Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях», отрекаясь от прежних «заблуждений». Он раскаивается в бурных страстях, в безбожии, но главное – в даровании, которое и сделало его писателем.
«Молодые люди! не думайте, чтоб острые слова ваши составили вашу истинную славу; остановите дерзость ума вашего и знайте, что похвала, вам приписываемая, есть для вас сущая отрава; а особливо, если чувствуете склонность к сатире, укрощайте ее всеми силами вашими: ибо и вы, без сомнения, подвержены будете одинакой судьбе со мною», – обращается он с увещеванием к потомству. Но – тщетно.
«Чистосердечное признание…» осталось неоконченным. Образ Фонвизина-сатирика уже не зависел от автора, его нельзя было отменить никакими раскаяниями.
Основные даты жизни и творчества
1745, 3 (14) апреля – родился в Москве.
1755–1762 – учеба в гимназии и Московском университете.
1762 – поступает на службу переводчиком в Коллегию иностранных дел.
1769 – начало службы секретарем Н. И. Панина.
1768–1769 – комедия «Бригадир» (поставлена в 1772 г., опубликована в 1786 г.).
1777–1778 – поездка во Францию, письма П. И. Панину.
1779–1781 – комедия «Недоросль» (поставлена в сентябре 1782 г., опубликована в 1783 г.).
1782 – выход в отставку.
1783 – участие в журнале «Собеседник российского слова», «вопросы» и ответы Екатерины II.
1792, 1 (12) декабря – умер в Петербурге, похоронен в Александро-Невской лавре.
Тексты: сатиры смелый властелин
В пушкинской «энциклопедии русской жизни» есть два стиха: «Сатиры смелый властелин, / Блистал Фонвизин, друг свободы» (гл. I, строфа XVIII). Определения литературной деятельности и общественных убеждений Фонвизина окольцевали в «Евгении Онегине» его фамилию.
Дар сатирика, как мы уже говорили, проявился у Фонвизина в ранней юности. Но чтобы реализовать его в литературе, понадобились опыт и время.
В первой половине 1760-х годов Фонвизин пробует себя в малых сатирических жанрах.
Басня «Лисица-кознодей» (хитрая, лукавая, строящая козни) композиционно строится на трех монологах. Заглавная героиня, «взмостясь на кафедру, с восторгом» прославляет добродетели умершего Льва.
Подлинное его лицо видит слепое животное.
«О, лесть подлейшая! – шепнул Собаке Крот. —
Я Льва коротко знал: он был пресущий скот,
И зол… и бестолков, и силой вышней власти
Он только насыщал свои тирански страсти. ‹…›
Возможно ль ложь сплетать столь явно и нахально!»
Итог дискуссии, выражая мораль басни, подводит мудрая Собака.
Собака молвила: «Чему дивишься ты,
Что знатному скоту льстят подлые скоты?
Когда ж и то тебя так сильно изумляет,
Что низка тварь корысть всему предпочитает
И к счастию бредет презренными путьми, —
Так, видно, никогда ты не жил меж людьми».
Другое фонвизинское стихотворение, «Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке» (около 1764), имеет высокий (и пародийный) подзаголовок «Ода».
«На что сей создан свет?» – задает Автор философский вопрос (подобный тем, которыми задавался в настоящих одах Ломоносов) трем (опять здесь три персонажа!) своим слугам: «любезному дядьке, наставнику и учителю» Шумилову, лакею Ваньке, обычно при выезде барина сидящему на запятках кареты, и, видимо, просто лакею Петрушке.
В простодушных, полных бытовых деталей монологах слуг возникают тем не менее три философские позиции.
Шумилов отказывается отвечать на этот не имеющий прямого отношения к его жизни вопрос, представая своеобразным философом-эмпириком, для которого существуют только бытовые заботы.
…не знаю я того,
Мы созданы на свет и кем и для чего.
Я знаю то, что нам быть должно век слугами
И век работать нам руками и ногами;
Что должен я смотреть за всей твоей казной,
И помню только то, что власть твоя со мной.
Повидавший жизнь с запяток и барского крыльца Ванька предстает в своем ответе разочарованным скептиком, видящим неправедное устройство мира, которое он не может и не хочет изменить.
Здесь вижу мотовство, а там я вижу скупость;
Куда ни обернусь, везде я вижу глупость.
Да, сверх того, еще приметил я, что свет
Столь много времени неправдою живет,
Что нет уже таких кащеев на примете,
Которы б истину запомнили на свете.
Попы стараются обманывать народ,
Слуги – дворецкого, дворецкие – господ,
Друг друга – господа, а знатные бояря
Нередко обмануть хотят и государя;
И всякий, чтоб набить потуже свой карман,
За благо рассудил приняться за обман.
Петрушка в своем ответе предстает наследником философов-эпикурейцев, которые советовали не думать о смерти и наслаждаться настоящим.
Я мысль мою скажу, – вещает мне Петрушка, —
Весь свет, мне кажется, ребятская игрушка;
Лишь только надобно потверже то узнать,
Как лучше, живучи, игрушкой