Каждое измерение превращается в шестнадцать бит.
Кодируется в цифровой форме.
И теперь я знаю, где я нахожусь.
То есть нет, не где, а в чем я нахожусь. Я в процессоре компьютера. Или я часть сигнала, идущего от одного процессора к другому. Я снова в цифровом коконе, из которого родилась, только на этот раз осознаю это. Я знаю, кто я.
И теперь у меня есть надежда найти выход отсюда. Это будет непросто. Цифровое поле огромно. То, что его формирует, — не просто модели, содержащиеся в компьютере. При наличии Интернета они способны преодолевать огромные расстояния, поселяясь в самых отдаленных процессорах и базах памяти. Миллионы компьютеров во всем мире сообщаются между собой. Я могу оказаться где угодно.
Но машины подчиняются определенной логике. Возможно, я потерялась, но если удастся вычислить, как добраться до преобразующего гипертекст протокола, то я смогу направить сигнал, который «оседлала», туда, куда мне нужно. Он меня «довезет».
Я вызываю в памяти электронный адрес: www.thewordwood.com.
Вот с чего все началось — с моей попытки вступить в контакт с духом, который вызвал меня к жизни. Вот где началась я сама — на территории, которую этот дух отвоевал себе у Всемирной сети. Вот куда мне необходимо вернуться. Теперь мне нужны не только ответы на вопросы. Мне нужно получить обратно свое тело. Однажды дух дал мне его. Придется убедить его дать мне тело и во второй раз.
Я сосредоточиваюсь на сайте «Вордвуд».
Не могу утверждать с уверенностью, но, мне кажется, я чувствую некоторое изменение в прохождении сигнала. Сосредоточиваюсь еще больше.
Теперь я передвигаюсь так быстро, что время превращается в какое-то смазанное пятно. Но мне так же трудно определить, как давно я «еду» на сигнале, как раньше было трудно понять, как давно я плаваю в темноте.
И вдруг в сознании вспыхивает ослепительный сноп сине-белых световых нитей. Я лечу на невообразимой скорости над сетью перекрещивающихся линий. Это микросхемы, соображаю я, только рассматриваемые не с физической точки зрения, а с точки зрения энергии, которую они испускают.
Сигнал несет меня все быстрее. Все быстрее и быстрее.
Я еще старательнее сосредоточиваюсь на адресе «Вордвуда», но силы покидают меня. Я больше не в состоянии держаться за этот адрес. И вообще за что-либо держаться, как бы решительно я ни была настроена… Все ускользает, я снова теряю сознание…
Боджо— Погодите минутку, — сказал Боджо. Оказавшись под дулом здоровенной пушки, единственное, что успел сделать Боджо, — это вытянуть руки, выставив ладони вперед, как будто надеялся остановить пулю руками. На самом деле он просто показывал, что безоружен и не представляет для собеседника опасности. Да какая разница, что подумает гитарист, лишь бы не выстрелил.
В закусочной было жарко, в воздухе стоял тяжелый запах — смесь застарелого неотмытого жира и средства, которым драют прилавки, столики и пол.
Но сквозь все это пробивался слабый и очень приятный запах, похожий на аромат фруктовой воды из яблок и роз. Может быть, там присутствовала еще сирень и намек на цитрус. Как только Боджо начинало казаться, что он наконец понял, что это за запах, тот сейчас же приобретал новые оттенки.
Он попытался изобразить улыбку, но это было нелегко. Во рту пересохло, он с трудом глотал и лихорадочно придумывал, как бы получше сформулировать, что привело его сюда. Но оказалось, что объяснять ничего не нужно.
— Так вы не ищейка, — сказал человек, опуская руку с револьвером.
— Нет, — подтвердил Боджо, не совсем понимая, что тот имеет в виду под словом «ищейка». — Я — простой жестянщик, который хотел бы получить совет.
Мужчина улыбнулся:
— Совет! Пора мне уже начать вести колонку советов. — Он выбрался из своей ниши и переложил револьвер из правой руки в левую. — Я Роберт Лонни, — добавил он, протягивая Боджо свободную руку.
Боджо пожал ее, заметив, что, несмотря на узкую кость, деликатное сложение и длинные тонкие пальцы, у Роберта крепкое рукопожатие — более похожее на рукопожатие человека, привыкшего работать руками, чем щеголя при костюме, каким он казался на первый взгляд.
— Рад познакомиться, — сказал он. — Я Боррибл Джонс, большинство зовет меня Боджо.
Роберт приподнял брови:
— Странное имя.
— Дело в том, что когда акушерка, приняв меня, подняла и показала присутствовавшим, то мой отец, взглянув на перемазанного в крови младенца, с которого к тому же капало на пол и который орал во всю мощь своих легких, произнес: «Боже! Terrible!» У него был дефект речи, так что получилось нечто вроде «Боррибл». Почему-то прозвище это ко мне пристало. Не помогло даже то, что я был исключительно послушным и хорошим ребенком.
Роберт с интересом наблюдал за ним, и по глазам было видно, что этот разговор его занимает, даже забавляет.
— Садитесь, — наконец сказал он, кивнув на место, которое только что освободил. Сам он сел рядом со своей гитарой, положив револьвер на стол между ними. — Его обычно называют Миротворцем, — сказал он, заметив взгляд Боджо на оружие. — Однозарядный кольт сорок четвертого калибра. Единственный способ сотворить мир с его помощью — это застрелить того, кто причиняет тебе неприятности. Мой папаша взял его у одного мертвого человека, который непосредственно перед своей кончиной собирался кое-кого линчевать.
Боджо не был уверен, что он правильно расслышал.
— А что, здесь все еще линчуют? — спросил он.
— О, это было давно — в том периоде истории, который быстрее всего забывается, хотя, признаться, очень тяжело забыть, как твои сородичи висят на фонарях, подобно неким странным плодам.
Несмотря на плохое освещение в закусочной, Боджо заметил в глазах Роберта нечто говорящее о том, что тому довелось присутствовать в этом мире при жизни нескольких поколений, но не так, как это удается жестянщикам — перехитрив время и путешествуя между мирами. Роберт просто жил себе и жил, нисколько не старея.
Когда Боджо это понял, он увидел, что в уголках рта Роберта появилась улыбка, как будто музыкант прочел его мысли. Роберт взял гитару и начал наигрывать тихий блюз, большой палец правой руки — на басах, длинные пальцы левой бегают по струнам, как лапки паука.
— Так что за совет вам нужен? — спросил он.
— Это длинная история.
— Чего у меня навалом, так это времени, — заверил его Роберт.
— Да уж не сомневаюсь, — сказал Боджо.
Роберт криво усмехнулся. Он ничего не сказал — только постукивания его большого пальца по басовой струне и последующий блюзовый водопад звуков, казалось, спрашивали: «Ну что ж ты не рассказываешь свою историю?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});