А, может, зря он боится? Настоящий мужчина не сидел бы вот так, он пошел бы вперед без страха, и всех победил…
И этот, Хаальт… У них лет восемь назад была вражда с Файнуальтами, после чего от обоих кланов остались почти одни дети да калеки, потому друг друга и не дорезали. Круг пытался их замирить, но Уэшва Хаальт дал клятву окончательной мести. Видать, это тот самый Уэшва и есть. Поклялся мстить, пока не дорежет всех Файнуальтов вплоть до младенцев. Говорили, он ушел искать большую силу, а то, что осталось от его клана, вымирало в нищем шерге. Если бы они не отдались в клан Имарайальтов, вымерли бы совсем… И хорошо еще, что Имарайальты приняли к себе лишние рты…
И что же тут Уэшва такое узнал и увидел, что сам себе глотку распорол? Он вспомнил о той мучительной, вытягивающей душу безнадежной тоске, которая обрушилась на него внутри охранного круга. И безнадежность до сих пор не выветрилась из него. Может, пробудь он там подольше, он тоже не захотел бы жить и распорол себе глотку?
Нет, не надо нам такого…
Он обошел круг и обошел весь шерг. Тут не было ничего — ни озера, о котором говорил отец, великий Маллен, и тем более, копья.
Ты подвел отца, Райта. И Деанту. И всех. Тебе нельзя возвращаться, Райта. Ты опозорен. Ты должен умереть.
Он заплакал. Потом посмотрел на Белую Госпожу — так он назвал ее. Она смотрела на него. Это было странно — куда бы он ни отошел, она смотрела всегда на него.
— Что же мне делать-то? — вытирая нос, спросил Райта. — А?
Он ни к кому в особенности не обращался, но все же думал о Белой Госпоже. И снова посмотрел на нее. И ее взгляд на сей раз был устремлен прямо на круг охранных камней. Райта судорожно вздохнул, покорно кивнул и шагнул туда. Он был Пустынным. Он верил в знаки.
…Голова закружилась, затошнило. Никогда ему не было так худо. В глазах вспыхивали огненные круги, шепот в голове говорил — умри. Нет надежды. Нет справедливости. Все умрет. Умри и ты.
Райта страстно не хочел умирать. Он попятился, шлепнулся на задницу, упал на бок, на каменную ступеньку. Огненные круги перед глазами погасли. Теперь он мог видеть.
Прямо перед носом торчал охранный камень.
Не сон.
Стояла ночь. Тихая. Холодная — но совсем не такая лютая, как теперь всегда бывало в Пустыне.
Он обернулся. Женщина на скале опять смотрела на него. Он задрожал, глубоко вздохнул, осторожно, пытаясь прочувствовать свое тело — все ли в порядке. Ему стало холодно, но не так, как обычно бывает в пустыне ночью. Дыхание выходило белым парком, но было вполне терпимо.
Райта, боком, на полусогнутых запрыгал прочь, как длиннорукий пустынный оборотень, опасливо оглядываясь. Остановился у скалы с Белой Госпожой, привалился к ней плечом. Камень казался теплым. Почему-то он тут ощущал себя в безопасности.
— Я тут переночую, Госпожа? — Женщина смотрела на него. — Ну, и ладно. Все равно ж переночую…
Он улегся под скалой, завернувшись в меховой плащ. Лег носом к скале, опасаясь, что если посмотрит на охранные камни, то его опять потянет в круг. Здесь было очень спокойно, почти ощутимо спокойно. Он незаметно задремал, а проснулся от тепла, странного будоражащего запаха и звука текущей воды. И шагов.
Он открыл глаза и увидел Госпожу со Скалы.
Она была светло-прозрачная. Она переливалась золотистым, зеленым и голубым, струилась, как вода. И на черных камнях шерга оставались еще более черные — влажные следы босых ног.
Райта приподнялся на руках.
Прозрачная женщина шла через шерг, касаясь рукой камней, и изображения зверей оживали и сходили с черных скал, такие же прозрачные и струящиеся. Они шли за ней, шли к охранным камням. Райта поднялся, плача от странного ощущения счастья, и побрел следом. Сейчас он нутром понимал, что сила Госпожи такова, что никакая дрянь, засевшая в кругу камней, его не достанет.
Мокрые следы госпожи, мокрые отпечатки копыт и лап становились все гуще, скоро их уже нельзя было различить — сплошная темная влажная полоса тянулась по дну высохшего русла. Потом она превратилась в тонкий слой воды, почти пленку, и с каждым шагом Госпожи вода становилась глубже, текла быстрее, радостнее. Госпожа шла по шергу посолонь, камни раскалывались, из них тянулись к рассветному небу ветви, а на них распускались листья, расцветали цветы, набухали плоды. Райта сходил с ума, идя по колено в драгоценной воде, и вода текла по его лицу — он плакал и не стеснялся слез, хотя и был воином Пустынных, огнеголовым.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Райта протянул к ней руки.
— Госпожа…!
Она обернулась. Лицо ее было прозрачным — и в то же время определенным, словно отлитым из стекла, и по этому стеклу струилась вода, мерцая в предрассветных сумерках.
— Госпожа!
Женщина улыбнулась и пошла по воде к Райте.
— Это здесь то самое озеро, да? — задыхаясь, проговорил Райта. Душа его была полна восторга и слез.
"Не всем дано его увидеть".
— А он… Хаальт? Он что…?
"Он совершил ошибку".
— И потому умер?
"Да".
Райту пробрала дрожь.
— Он туда, внутрь ходил?
"Да".
— Это была ошибка?
"Нет".
— А что тогда?
"Пока не пойдешь туда — не узнаешь".
— Нет уж, Госпожа, я не пойду! А то вдруг ошибусь? Нет уж!
"Тогда ты не пройдешь через хьяшту".
— А… А он тоже хотел пройти через хьяшту?
"Каждый приходит за своим великим желанием. Ты ведь тоже?".
— Скажи, госпожа воды, ну что ж мне делать? Я не хочу, как он!
"Тогда иди".
— Но если я ошибусь?
"Думай не об этом".
— Ну подскажи хоть немного, ну… Не пойду я!
Госпожа вдруг стала невыразимо печальной, и у Райты даже сердце обмерло от жалости и раскаяния — а вдруг это из-за него?
— Я иду! Иду! Только не плачь! — крикнул Райта, испугавшись, что она заплачет, и бросился в круг.
И проснулся. Начинался день. Не было ни озера, ни деревьев, ни зверей. Были только рисунки на камнях. И шилорог, выглядевший вполне удовлетворенным и сытым. Зверь спал.
Райта втянул воздух и двинулся вперед. Остановился перед охранным камнем. Оглянулся — не подумает ли Госпожа, что он струсил? А ведь струсил. Потому, что охранный камень истекал тягучим холодом и жутью. Но он сказал слово. Он мужчина, он должен!
Райта вытянул руку и осторожно, словно ступая по краю воронки с песчаным заглотом внизу, скользнул ногой в круг. Отпрянул, глотая воздух. Только сейчас понял, что не дышал там, в кругу.
Взгляд женщины со скалы почти жег между лопаток. Райта побагровел, щеки запылали от стыда и злости. Еще чего, будет он бояться!
— Я только посмотрю сначала, — сказал он себе, и шагнул вперед, к камню. И пошел против солнца, касаясь рукой каждого охранного камня. А потом набрал побольше воздуха в грудь, мотнул головой, шагнул внутрь круга и исчез.
Какое-то мгновение было ощущение, что он продавливает собой взкую стену тоски и боли. Он сделал еще шаг — и прорвал непонятную преграду. Уши заложило от неестественной тишины.
Райта оказался внутри какого-то круглого помещения, словно отлитого из камня — швов он не видел. Стены уходили вверх и сходились в темноте идеальным куполом. Внизу было светлее, но откуда шел свет — было непонятно. Когда Райта смотрел на стены, они казались прочными, настоящими. Когда отводил взгляд, на грани зрения клубился и колыхался серый туман.
А на полу лежали двое. Мужчина обнимал свернувшуюся калачиком женщину, словно оберегал ее от лютого холода пустынной ночи и смертоносного зноя пустынного дня. Его очень длинные, густые, сияющие волнистые волосы темно-медного цвета раскинулись ореолом, окружая их обоих и закрывая лицо и мужчины, и женщины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
А прямо в изголовье этого невероятного ложа светилось красным вонзенное в камень копье.
И все это окружала невыносимая тоска и безнадежность, которая теперь не просто шептала, она кричала — умри. Ничто не может жить, ничего не исправить. Потеря. Великая потеря.