В первый, но далеко не в последний раз, идея "обновленного" Руднева не привела к положительному результату. Главной проблемой были "автоматы разрешения выстрела". При нормальной работе эта хитрая механика производит выстрел, когда корабль находится на волне, на ровном киле, что не позволяет качке влиять на точность стрельбы. Но вот именно ее нормальной работы добиться и не удавалось... А при стандартном запаздывании выстрела с полсекунды, даже на "пистолетной" дистанции пять кабельтовых и небольшой качке снаряд уходил минимум на шесть-восемь метров вверх или вниз. И или ложился недолетом, или, в лучшем случае, попадал в трубу вместо борта. А если вспомнить еще и про килевую качку, то стрельба с не налаженной системой управления пока теряла всякий смысл.
День выдался достаточно туманным, и в связи с этим, несмотря на весьма оживленные воды, дальнейших встреч удавалось избежать. Встречные суда охотно шарахались в сторону от появляющихся из дымки силуэтов, гудя во все гудки. Русский караван любезно отвечал им тем же. На возню со встречными транспортами просто не было времени, и, что даже важнее, риск потерять в тумане уже захваченных подопечных не мог перевесить сомнительной выгоды от утопления неизвестных грузов. Главной проблемой относительно спокойного дневного перехода было то, что грузиться углем в таких условиях было слишком рискованно. И хотя отряд шел экономичным ходом, кардиф у гарибальдийцев должен был закончиться в трех сотнях миль от Владивостока. Единственной положительной стороной отсутствия дневной погрузки и встречных пароходов стало то, что впервые за три дня командам удалось нормально поспать.
***
Ночь в океане... Ни единого пятна света на горизонте, кроме приглушенного туманной дымкой гакобортного огня переднего мателота. Затемнение на корабле, когда вся верхняя палуба погружена в чернильную тьму. Мерный гул винта под кормой действующий расслабляюще даже на бывалых мореманов, а уж на не слишком привычных к морю людей такая обстановка и подавно производит усыпляющее воздействие...
Мишка Красный стоял эту ночь в карауле на корме "Марьи Ивановны", где содержались пленные японцы с крейсеров и утопленных пароходов. Он был назначен урядником Шереметьевым в караул вне очереди, в наказание за утренний конфуз на "Хаяси-Мару". Хотя ни Нирод, ни Балк не предъявляли к казаку никаких претензий, кроме ржания в голос, урядник решил временно исключить его из абордажной партии и перевести в караульные на плавучую тюрьму, "дабы немного проветрил мОзги, а то что-то шибко дерганный стал Михайло". О чем и попросил Балка, у которого не нашлось возражений.
Сейчас казак вышагивал вдоль кормовых лееров парохода, с винтовкой на плече и наганом за поясом. Снизу, перебиваемая степенным "чаф-чаф" винта, доносилась японская речь, что еще более злило Мишку. Ну, кто знал, что эта узкоглазая скотина не издевается над господами офицерами, а как и требовалось, называет название корабля? Теперь вот ему приходится торчать на этой ржавой, засыпанной угольной пылью посудине, охраняя никому не нужных япошек посреди моря. Пока остальные казаки отсыпаются перед очередным трудным, но, черт возьми, интересным днем! Кто бы мог подумать, что захватывать чужие корабли в море может быть так интересно для потомственного казака! Хотя, как рассказывал этот странный мичман Балк, запорожские казаки еще в русско-турецкие войны промышляли абордажами на своих чайках, и не одна дюжина султанских судов потом ходила под русским флагом благодаря им. Но в наши времена так захватывать пароходы? В голове не укладывается...
Хотя тот же Балк что-то говорил про, как же он там сказал... А, "морская пехота", во! Ну, оно, конечно, казакам в пехоту как-то не охота. Хотя его отец как раз из пешего пехотного полка в казаки-то и попал... Но если будут и морские казаки, то, наверное, он будет в первой дюжине! А ведь еще две недели назад он о море и думать без дрожи не мог. Весь его морской опыт заключался в переходе из Артура в Чемульпо, когда его жутко укачало, да еще надо было следить за конем, и в неудачной попытке вернуться обратно на "Корейце".
Зато уж потом наплавался, нет, плавает только мусор и еще кое что, находился, во! После прорыва на "Варяге", когда бояться было некогда, потому как приходилось постоянно тушить пожары, носясь по палубам, после сумасшедших прыжков с корабля на корабль на веревках и полудюжины взятых на абордаж пароходов, никто и не поверит, что Мишка Красный когда-то боялся моря. Причем это когда-то было всего две недели назад.
Погруженный в свои мысли и обиду, Красный не заметил, что вместо положенных обходов вдоль борта кормовой части парохода он уже с полчаса стоит под единственной горящей на палубе лампой, посасывая давно уже погасшую трубку. Поэтому о том, что пара матросов и капитан "Хаяси-Мару" пальцами отвинтили штормовую задрайку иллюминатора, забрались по линю на верхнюю палубу и украли гичку, стало известно только утром. А уж о том, удалось ли им добраться до берега, поднял ли их на борт проходящий мимо корабль, или им суждено было пропасть в океане, узнать до конца войны было практически нереально. Но, в любом случае, сейчас на первое место вместо скрытности выходила скорость. Погоня могла начаться уже утром...
Следующий рассвет выдался еще более туманным, и движение в караване было признано на офицерском совете слишком опасным, потерять в тумане свежеворованные крейсера в море, где шастают японские корабли, это было бы слишком. Поэтому за день вынужденного простоя решили сделать кучу нудных, но нужных дел. Пришвартованные с обоих бортов к "Мари-Анне" гарибальдийцы бункеровались достаточно для того, чтобы без дальнейшей акробатики дойти до Владивостока.
Шлюпки тем временем свезли на "Варяг" капитанов вынужденно сопровождающих русских судов, и отряды русских моряков, на этих судах находившихся. Там им, готовым к худшему, ибо о побеге уже было известно, и ожидались репрессии вплоть до утопления непричастных, было заявлено следующее. Утром следующего дня они могут следовать, куда им будет угодно. Кроме того, каждому капитану была вручена расписка о том, что "предъявитель сего действительно был вынужден отклониться от своего маршрута по настоянию командира крейсера Российского Императорского Флота "Варяг" на шестьсот миль, просьба казне возместить ущерб". Балк, как всегда, не удержался пошутить, и теперь документ был выполнен в таком стиле, что для получения по нему денег из казны бедняге-капитану придется немало побегать.
Единственным судном, сопровождающим отряд до Владивостока, осталась "Мари-Анна". Там ее последняя тысяча тонн угля будет оплачена русской казной и весьма пригодится Владивостокским крейсерам для крейсерства. Взамен капитан освобождался от обвинений в контрабанде и "Мари-Анна" оставалась его собственностью, а не конфисковалась в казну. А пока, до Владивостока, она попутно исполняла роль плавучей тюрьмы. Именно в этой тюрьме, вернее, в каюте доктора имел место весьма интересный разговор победителя с побежденным.
- Я не совсем понимаю вашего упрека, Балк-сан. Да, я действительно дал слово, что ни я, ни кто-либо из моих людей не предпримет попытки самоубийства или саботажа до Владивостока. Но я не могу поручиться и за моряков с остальных захваченных вами судов. Причем даже захоти я это сделать, я не имею нам ними никакой власти, и просто физически не в состоянии за ними следить. Это уже работа ваших караульных, и я искренне рад, что они с ней не справились.
- Секари-сан, я ни в коем случае не пытаюсь вас ни в чем упрекнуть. Я просто ввожу вас в курс происшедшего как самого старшего по чину японского офицера на борту. И я был бы вам очень признателен, если бы вы могли провести с находящимися на борту соотечественниками разъяснительную беседу. Я очень хочу избежать ненужных жертв, а при дальнейших попытках побега они, боюсь, неизбежны. А насчет радости, чему именно вы так рады? Тому, что трое подданных Империи Восходящего Солнца скорее всего замерзнут в спасательной шлюпке насмерть?
- Ну, если вы так уж не хотите жертв, зачем вообще было "Варягу" прорываться из Чемульпо, притворяться мертвым, захватывать "Ниссин" с "Кассугой"?
- Простите за напоминание, но на МОЮ страну напали. Я готов признать, что Россия во многом была не права в корейском вопросе. Я уверен, что можно было найти компромисс, и дипломатов как из нашего, так и из вашего министерств иностранных дел надо развешать на одних столбах.
Секари сдержано понимающе улыбнулся, Балк ответил ему тем же.
- Но все же, именно Япония начала боевые действия. После этого, мы, офицеры и команда "Варяга", обязаны были драться. Наносить ущерб противнику всеми доступными средствами. Кстати, вы сами на "Ниссине" делали то же самое, не так ли?