— Тобина?
— Клянусь Четверкой, нет! — Риус сделал знак, отвращающий зло. — От этого он по крайней мере избавлен. Однако я думаю, что его видела Ариани. Она сделала куклу в замену мертвому ребенку и иногда разговаривала с ней так, словно перед ней настоящий младенец. У меня часто возникало чувство, что нa самом деле она видит перед собой не куклу. Иллиор мне свидетель, своему живому сыну она уделяла мало внимания, кроме как в последние недели.
У Аркониэля перехватило дыхание.
— Господин, у меня нет слов, чтобы выразить, как я скорблю…
Риус ударил кулаком по столу, наклонился вперед и прошипел:
— Не тебе ее оплакивать! У тебя так же нет на это права, как и у меня! — Резко поднявшись, князь ушел, оставив Аркониэля наедине с демоном.
Волшебника охватил ледяной холод, ему показалось, что холодные детские руки стиснули ему шею. Вспомнив о мертвой землеройке, Аркониэль прошептал:
— Именем Четверки — Создателя, Странника, Пламени, Светоносного — приказываю тебе! Лежи в земле, дух, пока Билайри не отведет тебя к вратам!
Холод стал еще более пронизывающим, в кухне потемнело, словно солнце закрыла грозовая туча. Большой глиняный горшок слетел с полки, едва не задев Аркониэля, и разбился, ударившись о противоположную стену. За ним последовали корзина с луком, деревянная бадья с тестом, тарелка. Забыв о сломанной руке, Аркониэль нырнул под стол.
Железная кочерга, проскрежетав по камням очага, устремилась к нему. Аркониэль попытался пробраться к двери, но споткнулся и упал на больную руку. Со сдавленным криком он зажмурился от боли.
— Не смей! — раздался высокий чистый мальчишеский голос.
Кочерга со стуком упала на пол.
Аркониэль услышал шепот и чьи-то шаги. Открыв глаза, он увидел, что рядом с ним на коленях стоит Тобин. В комнате снова стало тепло.
— Ты ему не нравишься, — сказал Тобин.
— Похоже… думаю, что не нравлюсь, — пробормотал Аркониэль, которому после всего случившегося было страшно пошевелиться. — Он ушел?
Тобин кивнул.
— Это ты его отослал?
Тобин испуганно посмотрел на Аркониэля, но ничего не сказал. Волшебник знал, что мальчику через несколько недель исполнится десять, но глядя сейчас ему в лицо, он не мог бы определить его возраст. Тобин одновременно казался и слишком юным, и слишком взрослым.
— Он слушается тебя, верно? — спросил Аркониэль. — Я слышал, как ты с ним разговаривал.
— Только не говори отцу, прошу тебя!
— Почему?
Теперь Тобин выглядел, как любой испуганный маленький мальчик.
— Я… Это его опечалит. Пожалуйста, не говори ему о том, что видел!
Аркониэль заколебался, вспомнив вспышку ярости князя. Он выполз из-под стола, сел на пол рядом с Тобином и положил руку тому на колено.
— Как я понимаю… — волшебник оглядел разбитую посуду, — это никого не удивит?
Тобин только покачал головой.
— Что ж, хорошо, мой принц. Я сохраню все в секрете. Только мне очень хотелось бы знать, почему демон тебя слушается. — Тобин опять ничего не ответил. — Ты велел ему бросать в меня тарелки?
— Нет! Я никогда такого не делаю — клянусь честью!
Аркониэль посмотрел в перемазанное серьезное личико и понял, что мальчик говорит правду, хотя глаза его хранили какую-то тайну.
Еще один дом с закрытыми дверями, — подумал он, но здесь по крайней мере можно было надеяться найти ключи.
Со стороны зала донеслись голоса.
— Лучше уходи, — шепнул Аркониэль Тобину.
Мальчик бесшумно выскользнул через ведущую вo двор дверь.
Благодарю тебя, Иллиор, за то, что ты послал меня сюда, — подумал Аркониэль, глядя ему вслед. — Какая бы тьма ни окружала этого ребенка, я приду на помощь и буду рядом, пока не увижу принцессу коронованной в ее истинном виде.
Глава 17
Ноги Аркониэля все еще заплетались, и Нари и Фарин помогли ему подняться по лестнице. Солнце скрылось за вершинами гор, и на замок опустились сумерки. Фарин нес глиняную лампу, и в ее свете Аркониэль видел выцветшую, облупившуюся краску колонн огромного зала, ветхие знамена позабытых битв, свисающие с резных балок потолка, позеленевшие, опутанные паутиной медные лампы на стенах. Хотя к тростнику на полу были добавлены свежие ароматические травы, пахло сыростью и мышами.
Коридор второго этажа был еще более темным. Аркониэля привели в пыльную, заставленную мебелью комнату. Лампа давала достаточно света, чтобы разглядеть миниатюрный город, занимавший большую часть пола, немногие другие игрушки, валявшиеся по углам, казались позабытыми.
Вдоль голых каменных стен стояло несколько старых сундуков и гардероб с треснувшей дверцей. К окну была придвинута кровать из резного дуба — очень красивая, но кое-где покрытая паутиной.
Фарин помог Аркониэлю забраться в постель и стащил с него сапоги и тунику. Когда дошло дело до рукава на сломанной руке, Аркониэль не сдержал стона.
— Принеси-ка еще приготовленного поварихой питья, — сказала Нари. — Я пока помогу ему улечься.
— Я попрошу ее сделать питье покрепче, чтобы помочь тебе уснуть, — сказал Фарин Аркониэлю.
От одеяла, которым его накрыла Нари, пахло лавандой, под больную руку она подложила подушку. На синем шелковом покрывале были заметны складки от того, что оно долго хранилось в сундуке.
— Как я понимаю, у вас тут гости бывают редко, — сказал Аркониэль, с блаженством вытягиваясь на мягкой постели.
— Своих гостей князь по большей части принимает не здесь. — Нари расправила одеяло на груди Аркониэля. — Ты же понимаешь: так лучше. Безопаснее для Тобина.
— Однако счастья мальчику это не приносит.
— Не мне о том судить. Он хороший мальчик, наш Тобин. Лучшего сына я бы не хотела. И отец обожает его… по крайней мере так было. Теперь… — Нари покачала головой. — Ему нелегко живется с тех пор, как принцесса… То, как она умерла… Клянусь Светоносным, Аркониэль, боюсь, это его сломало.
— Как все произошло? До меня доходили только слухи.
Нари придвинула кресло и уселась у кровати.
— Царь приехал сюда, чтобы поохотиться. Она из окна увидела его на дороге и потащила бедного Тобина наверх, в башню. Ну, знаешь, Тобин ничего о том дне не говорит, но подбородок у него был рассечен, а я нашла на подоконнике кровь.
— Шрам?…
— Да, тогда он его и получил.
— Ты думаешь, она хотела его убить? — Нари ничего не ответила.
Как ни туманилась голова Аркониэля от питья, он попытался понять, что кроется за молчанием женщины.
— Ты же не думаешь… Нари, ему нет еще и десяти, да и мал он для своего возраста! Как мог он вытолкнуть из окна взрослую женщину?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});