правление избранного Семерыми короля. Как и те изменения, что уже шли полным ходом в заново рождённом государстве андалов.
Уже сейчас был вовсю запущен процесс оформления абсолютной и единой монархии, причём с явно теократическим уклоном. Большая часть многих древнейших и известнейших родов попросту исчезли со страниц истории в ходе минувших войн и конфликтов. Множество замков, городов и владений остались без своих хозяев и отошли в законное пользование короны. Однако та не спешила назначать новых вассалов, хоть и не чуралась возведением бывших межевых рыцарей и многих других верных Дубовому трону людей в пожизненное, но не наследное дворянство.
Вместо этого то тут, то там начали назначаться временные наместники из числа горожан и выходцев из экономических, дипломатических и иных полезных для управления кафедр Цитадели. Более того практически все бывшие королевства, за исключением Простора, были поделены на несколько губернаторств с точно таким же подходом в виде назначаемого из столицы управленца. Правда, чтобы не запустить процесс брожения среди уцелевшей потомственной аристократии все губернаторские титулы в данный момент могли получить только их представители. И всё же первый шаг к централизации власти был совершен. К тому же было лишь вопросом времени, когда старая и новая аристократия начнут впиваться друг другу в глотки ради расположения неограниченного практически ничем правителя.
Принцип разделяй и властвуй в полной мере. Некогда именно этим способом воспользовался небезызвестный на Земле Король Солнце, пускай и не совсем так. В любом случае процессу помогал и особый статус самого короля, не только, как победоносного полководца, но и первого после самих богов, ибо даже верховный септон ныне имел не так много власти и влияния на умы паствы, как делал это Эдмунд. Впрочем, без помощи и поддержки самого иерарха церкви этого было бы не столь легко добиться, но своими действиями глава церкви самолично возвысил фигуру избранника Семерых до не бывалых высот. Вот и выходило, что в стране постепенно происходило установление абсолютистской теократической монархии.
Сам же король сейчас, пожалуй, в последний раз за свою жизнь преклонил колено перед верховным септоном церкви Семерых, что когда-то помазал его на царствование единого андальского народа. Под сводами множества арок, прекрасных барельефов и бесподобных витражей с изображением практически всех известных божественных ликов происходил обмен клятв и плащей. И естественно не могло обойтись без привычных для подобного сборища долгой церемонии, где каждый, за исключением разве что самой пары, мог насладиться столь знаменательным моментом, коим они ещё долгие годы будут бахвалиться перед не столь удачными знакомыми и собственными потомками.
Слова жреца Гарденер пропускал мимо ушей, когда поднимался на ноги держа в своей руке прекрасную девичью ладонь. Маргери Тирелл, а впрочем, без пяти минут Гарденер, смотрела на него чуть ли не слезящимися от счастья глазами. Она ждала этого долгие годы, выдерживала косые взгляды, несколько покушений на свою жизнь и безмерный страх того, что из своих многочисленных походов он вернётся с совсем другой женщиной, а её просто выбросит за ненадобностью. Но он сдержал слово. Вернулся к ней, как и обещал и остался верен, не заимев на стороне ни одного бастарда или любовницу, по крайней мере из известных.
Большего счастья для женщины Вестероса и желать было нельзя. Годы расставания и ожидания действительно заставили её желать воссоединения, а также воспитали в ней трепетную любовь к тому, кто отныне был её законным мужем. Девушка выглядела до безумия счастливой и обворожительно прекрасной в этот день. В прекрасном изумрудно-золотом платье и с уже полностью сформировавшимися формами зрелой женщины она наконец-то избавилась от клейма старой девы и теперь крепко стояла на ногах, как будущая мать принцев и принцесс ныне единого, как никогда королевства.
Сам Гарденер в отличие от девушки не испытывал по поводу происходящего никаких чувств. Как и его невеста за прошедшие годы он успел измениться и совсем не так, как она. Заместо чувств, казалось, остался лишь долг. Он был всё таким же прекрасно молодым, как и когда-то, в этом расшитом серебром и белым золотом изумрудном камзоле. Однако была одна деталь, что выделяла его из привычного образа, а именно плотная кожаная перчатка, что навеки скрыла его поражённую белым хладом руку, что лишний раз теперь могла напомнить всем о его прозвище созвучным со вторыми именами величайших из его предков. И рука эта уже никогда не придёт в норму и не исцелиться сколько не пытайся, ведь такова была цена, что он заплатил не ради себя, но ради других.
И когда же пришло время скрепить их брак не только словами, но и поцелуем, тот не отозвался в сердце Эдмунда ничем кроме приятной мягкости на губах, да прекрасным запахом юного женского тела, ударившего ему в нос. И пускай тело его реагировало на близость с одной из самых прекрасных женщин, что он знал, как и полагает. Однако сердце и разум его были практически мертвенно спокойны, а лицо не выражало собой ничего кроме безразличия.
В звоне септовых колоколов. Под ликами Семерых. Под громом криков и аплодисментов бесчисленных гостей. Он выполнил свой последний перед родным домом долг.
***
Праздничный пир длился с самого утра и до самой ночи. С наступлением сумерек, устав от бесчисленных песен, танцев и поздравлений, король решил ненадолго покинуть ставший душным пиршественный зал. И всё ради одного действа, что он был обязан совершить. Не просто, как король, но как товарищ безвременно покинувшего этот мир человека, что стал для него в этом чуждом мире ближе, чем кто-либо ещё.
- Останьтесь здесь. – приказал Эдмунд гвардейцам-ветеранам. Одним из тех немногих, кто умудрился пережить Последний Поход.
Мужчины лишь подобрались и кивнули под серьёзным взглядом своего владыки, оставаясь ждать у прохода из живой изгороди, после чего Гарденер прошёл дальше уже без них, ступая по новенькой брусчатке в центр одного из многочисленных садовых лабиринтов Хайгардена. Сие место было несколько удаленно от любых глаз и предназначалось для посещения только избранным, вроде самого монарха и тем, кому он дал на то дозволение.
С нечитаемым взглядом Эдмунд предстал перед монументом, по своей сути одинокой могилой, выстроенном по его приказу в честь первого главы королевской гвардии сира Лина Корбрея Королевского Клинка. Плита из чёрного мрамора с высеченным на ней гербом долинного дома и семиконечной звездой была укрыта истрёпанным и окровавленным гвардейским плащом, о сохранности которого беспокоились специально-нанятые для этого слуги. Здесь же и находился вонзённый в каменный фундамент клинок в виде Благословенной Леди, чьё лезвие печально блестело под светом