Читать интересную книгу "Вернуть Боярство 15 - Максим Мамаев"

ни единого шанса победить. Она едва ступившая и ещё осваивающая новые силы и возможности Маг Заклятий, которой придется ещё не один месяц и год провести за суровыми тренировками, просто что бы до конца овладеть своими силами. У неё еще даже своего Заклятия нет… Я бы хотел, может быть, обойтись с ней помягче, но Ярослава не даром даже в своём Роду считалась занозой в заднице. Когда её заносит, например как сейчас, унять её можно было только жестким и решительным ответом — иначе будет гнуть свою линию, не взирая на все доводы и призывы к благоразумию.

— Эти твари — причина многих, многих бед, Аристарх Николаевич, — сдавленным, злым голосом отозвалась чародейка, тем не менее погасив пламя. — От тебя отвернуться многие, если ты окажешь ему хоть какую-то помощь. Синод, Тайная Канцелярия…

— Плевать я хотел и на первых, и на вторых, — бросил я. — Из-за ваших глупых суеверий, достойных разве что сельских знахарок и деревенских ведунов, впадать в мракобесие я не намерен. Повторяю, Шуйская — уходи или бей. Что решишь?

Я видел по её глазам, что несколько перегнул палку — признаться, меня тоже занесло, надо было остановить это безумие сразу, но мне слишком хотелось своими глазами увидеть способности Благословленного, и я не удержался. И влезая сейчас, я был слишком жесток, но что поделать — эту кобылку иначе не взнуздать. На несколько секунд повисла тяжелая тишина — и растерянные гвардейцы, и боящиеся дышать странный малефик с отрядом, и даже Смолов затаили дыхание — а мы с Ярославой давили друг на друга аурами. И я передавливал, но делал это неспеша — не хотел унижать Шуйскую.

Наконец, Смолов сообразил взять женщину под локоть и что-то шепнуть. Ветер скрыл от меня его слова, но что бы он там не сказал, это подействовало. Молча развернувшаяся красавица ушла в сопровождении Петра, я же облегченно вздохнул. Я говорил, что Шуйскую заносит? Что ж, надо признать, это у нас семейное. Оглядев уже третье за сегодня разрушенное помещение, не выдержавшее моего пребывания, я вздохнул и велел:

— Веди меня к себе, чернокнижник доморощенный… Поговорим по-человечески, выясним, что по чем…

Перед Шуйской, пожалуй, надо будет извиниться. А может и нет, посмотрим…

* * *

В прошлых главах вышла некоторая путаница с вампирскими рамками. Завтра внесу правки в этот вопрос, исправлю в предыдущих и сообщу что и как в завтрашней главе.

Глава 10

— Расскажи-ка, Семен, что тебе известно о Благословении Тьмы, — предложил я чародею.

Команда, как оказалось, жила порознь. Волколак с полуночницей снимали своё жилье, будучи супружеской парой, мары тоже жили отдельно, и лишь молодой Адепт жил непосредственно с командиром отряда. Разговаривать я, разумеется, собирался лишь с их командиром, и потому ещё по пути велел остальной честной компании подождать результатов нашего с малефиком общения где-то в другом месте. А вспомнив, в каком состоянии мы разошлись с Шуйской, призвал Петю и велел находиться с ними. И пояснил сразу, при них же, что бы не было недопонимания:

— Мы тут малость с госпожой Шуйской разошлись во мнениях, так что присмотри за ребятами. Я, разумеется, не ожидаю, что она устроит самосуд в моё отсутствие… Но береженого Творец-Всесоздатель бережет. Они не пленники и не под арестом, просто пригляди, что бы чего не случилось. И в случае неприятностей сразу дай мне знать. Судари и сударыни, — обратился я уже к ним. — Думаю, всем нам будет спокойнее, если мой ученик приглядит за вами в наше с Семеном отсутствие. Вы — мои гости, и я хочу гарантировать вашу безопасность.

А ещё это опосредственный рычаг влияния на Благословленного. Который, надеюсь, не понадобится, но учитывать необходимо всякое… Всё же не зря я позволил ситуации зайти так далеко — малефик показал мне больше, чем планировал. Теперь я почти уверен, что за своих людей он будет стоять если и не до конца, то близко к тому… Господи, как же меня изменяет возвращение памяти и частое общение со Смоловым! Всё время повторяю себе, что ненавижу интриги, но всё больше становлюсь интриганом… Впрочем, на верхах общества только так. В прошлой жизни я ушел от этого, став добровольным отшельником, но сейчас такой возможности уже нет, слишком много людей поверили в меня и идут под моим знаменем. Приходится соответствовать к требованиям хорошего лидера… И винить тут некого — я сам к этому стремился. Не помнил, дурак, подробностей своего прошлого, которые живо показали бы мне, почему лидерство — это не мое.

В небольшой гостиной всё было достаточно аскетично. Пара достаточно большой стол посередине комнаты, камин, рядом с ним пара кресел и журнальный столик между ними, в углу несколько полок с различными книгами. Усевшись в кресло у камина, я с наслаждением вытянул ноги к огню. Голые ступни приятно щекотали волосы на медвежьей шкуре, лежащей в ногах, а самом камине весело затрещало пламя — Семен, убедившись, что я настроен миролюбиво, несколько расслабился и растопил камин. Взяв в руки литровую бутыль запечатанного вина, он вопросительно взглянул на меня, и получив согласный кивок разлил напиток по бокалам.

— Кло Саума, Франция, — просветил меня малефик, покачав бокалом в руке. — Сорокалетней выдержки. Дорогое, хранил до особого случая.

— Право, не стоило тратить такой напиток на меня, — улыбнулся я. — Подобные напитки следует пить либо отмечая что-то действительно важное для тебя лично, либо в кампании прекрасной женщины. А лучше — когда оба варианта совпадают. Беседа со мной не тянет ни на первое, ни уж тем более второе.

— Вынужден не согласиться, — сделал он небольшой глоток. — От исхода этой беседы зависит вся моя дальнейшая жизнь. Не исключаю даже, что сама возможность жить дальше решиться здесь и сейчас… Было бы обидно умереть, так и не попробовав самое дорогое и изысканное вино в моей жизни, на которое я уже четыре года облизываюсь, таская с собой повсюду.

Умный мужик. Что ж, это хорошо, очень хорошо… Если всё пойдет так, как я надеюсь, это будет большой успех. Но перед серьезной беседой нужно кое-что донести до собеседника. И выиграть несколько дополнительных очков в его глазах.

— Чем бы не закончился наш разговор, убивать и даже брать в плен я тебя не намерен, — твердо заявил я. — Ты не сделал ничего дурного, более того — ты