уверенностью и воодушевлением убеждал он меня.
Я не хотел травмировать ребенка видом изможденной и бледной, как смерть, матерью. Но и отказываться не спешил, так как ни моё присутствие у кровати Люды, ни её сестры Ани, результатов не дали. Наши тихие слова и мольбы, обращенные к девушке, чтобы она вернулась к нам, не привели её в сознание.
Поэтому утром пятого дня, скрепя зубами, я отвел Тима в палату его матери.
- Она просто очень крепко спит, поэтому ты сильно не пугайся, - эту фразу я повторил, наверное, раз сто, перед тем, как мы появились у Люды.
- И долго она ещё будет спать? – бесхитростно интересуется у меня ребенок, переводя взгляд от матери на меня, когда мы сидели у кровати девушки. Мы тут находились уже минут десять.
- Не знаю, сынок, - стараюсь, чтобы голос не слишком надтреснуто звучал. Сегодня злости на неё уже совсем не было. – А давай мы с тобой скажем маме, чтобы она поскорее… проснулась.
Тим с воодушевлением закивал, после чего пододвинулся поближе к Люде и начал быстро говорить:
- Мамочка, просыпайся, пожалуйста. Мы с папой хотим, чтобы ты проснулась. Мне с ним очень хорошо, но я хочу, чтобы и ты была с нами. Папа обещал отвезти меня к себе домой, как только ты проснешься. Поэтому просыпайся поскорее, хорошо?
С надеждой ребенок смотрит на лицо матери, но… чуда, на которые мы все так надеялись, не произошло.
- Вам пора уходить, - слышу тихий голос Григория за спиной.
- Секунду, - бросаю в ответ, вставая со стула. Нагибаюсь к Людмиле и прикасаюсь губами к её уху, еле слышно шепча, хотя прекрасно понимаю, что и врач и сын в силу своей звериной природы меня прекрасно слышат. – Вернись к нам, милая, - глубоко вдыхаю её сногсшибательный аромат, который даже запах медикаментов, витающий в этой комнате, не может перебить лично для меня. – Ты очень нужна нам с Тимом… Ты мне нужна!
После мы уходим.
До позднего вечера меня не покидает чувство какого-то странного беспокойства. Волк тоже мечется, словно что-то должно случиться. Ну, или уже случилось, просто мы с ним пока не знаем, что именно.
Отвлекал немного сын, но к тому моменту, как он заснул, я был настолько на взводе, что хотелось что-нибудь разнести или кого-нибудь загрызть.
Решив, что пробежка по лесу в зверином обличии меня немного приведет в чувство, отправляюсь на улицу. Но уже у самого выхода меня перехватывает взволнованный и запыхавшийся Савелий.
- Тимур… Люда, она… - он переводит дыхание, тяжело дыша.
Если он пришел сказать, что она…
Нет!
Я не хочу этого слышать!
- Всё нормально, Тимур. Ты неправильно меня понял. Она жива, - торопится он, как только видит отчаяние на моем лице. – И она очнулась.
В ушах звон.
- Слава Луне! – хриплю, стараясь не начать тереть рукой на груди то место, где бешено колотится сердце. Ощущение, что оно, не выдержав напряжения, сейчас остановится. – Когда это произошло?
И тут у Саввы начинает бегать взгляд. Он смотрит куда угодно, только не на меня.
Какого хрена!
- Савва?! – рычу я, хватая его за грудки и впечатывая в стену.
- Она очнулась примерно через час, после того как вы с Тимом от неё ушли, - хрипит он, хватаясь руками за мою.
Целый день я продолжал погружаться в пучину отчаяния, а мне никто не сообщил о её пробуждении.
Волк яростно рычит, требуя наказать всех, кто участвовал в этой молчанке. И Савелия в первую очередь.
- Почему мне не сказали?! – реву в ярости. Глаза вспыхивают желтым светом, отчего Савва бледнеет, становясь таким же цветом, как стена, к которой я его сейчас прижимаю.
- Григорий и я… мы решили не говорить тебе, пока не убедимся, что она действительно… в какой-то относительной норме, - он с опаской смотрит мне в глаза. – Люда… у неё был небольшой нервный срыв, когда она поняла, что не чувствует свою волчицу.
Вся злость пропадает. В шоке отпускаю его и отступаю назад.
К этому дню мы все пришли к выводу, что волчица тоже в какой-то своеобразной коме. Поэтому её никто из нас, оборотней, и не чувствует.
И думали, что как только Люда очнется, то и её зверь вернется. Признаться, мы даже не предполагали, что будет какой-то другой вариант.
- То есть… - даже язык не поворачивается это произнести. – Она теперь… просто… человек?
Мне то похрен – волчица она или человек. Для меня она моя истинная пара, которую мы со зверем будем любить до самой нашей смерти.
Но я даже боюсь представить, как Люда себя сейчас чувствует, потеряв, можно сказать, половину самой себя.
- По всем показателям… да, - мнется Савва, с сочувствием смотря на меня.
- Я хочу её увидеть!
И это, сука, даже не просьба.
Меня всего начинает колотить, когда я захожу в палату и вижу Люду. Она полулежит, отвернувшись лицом в сторону окна. Судя по трубкам, она ещё подключена к каким-то аппаратам и капельнице, но хотя бы маски на лице уже нет.
Меня немного тормозит кислый запах отчаяния, витающий по всей комнате.
При моем появлении девушка медленно поворачивает голову и смотрит прямо на меня.
Чувствуя безграничную радость, начинаю идти в сторону её кровати.
Волк тоже порыкивает от восторга, но по мере моего приближения к Люде начинает поскуливать, зовя свою волчицу. А я по её взгляду понимаю – она не слышит моего волка. Она реально сейчас всего лишь человек.
Меня затапливает волна жалости к девушке, в глазах которой я вижу лишь растерянность и отчаяние.
Она замечает мои эмоции, и на глазах выступают слезы.
Сажусь аккуратно на край кровати и, наклонившись, очень осторожно обнимаю её, прижимая к своей груди.