Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С "ворами в законе" я общался мало. Те, кого знал, – в основном выдержанные, знающие себе цену личности, не вступающие в конфликт с администрацией, прилично одевающиеся, занимающие в бараке, столовой, клубе лучшие места. "Авторитеты" нарушений режима не допускали, но работать не работали – их "обрабатывали" другие. Вокруг "воров" крутились "шестерки". Отличием "воров в законе" в 1952-1957 годах было ношение на голове шапок с хромовым верхом, брюк с напуском на сапоги, а на шее – кашне, шарф. Обязательный атрибут – наколки (татуировка).
Были примеры, когда администрация заигрывала с "авторитетами" из "воров", чтобы поддерживать в "зоне" определенный порядок и "мобилизовать" заключенных на выполнение плана. "Воры", как правило, имели постоянную связь с другими ОЛПами, даже – с другими лагерями, используя для этого перемещения осужденных. Важные вопросы "воровской жизни" обсуждались коллегиально, на "сходках". Принятые на них решения обязательны для всех в "зонах", кого эти решения затрагивают…"
По мнению другого старожила Вятлага (из числа реабилитированных политзаключенных), создание уголовной властной инфраструктуры в лагерях – во многом дело рук самих чекистов. Вот его доводы в подтверждение этой (весьма распространенной, кстати говоря) точки зрения:
"Из рассказов уголовников, сидевших в тюрьмах в 1925-1935 годах, известно, что в то время ни о каких "блатных" группировках не было и речи. Они (эти группировки) все созданы НКВД в середине 30-х годов по принципу "кнута и пряника": "разделяй и властвуй!" Это – порождение ОГПУ-НКВД для облегчения управления огромными массами заключенных… Мой знакомый – дядя Вася – был уголовником с 1927 года. Он помнит, что до 1930-х годов среди "уркаганов" не было никакого деления. При Ягоде, с начала 1930-х годов, лагерные оперативники стали усиливать нажим на сотрудничество "урок" с чекистами. В личных делах заключенных появились особые отметки о принадлежности к той или иной группировке, первой и главной среди которых были "воры". Потом появились "суки" – это "воры", отошедшие от "воровских правил"…
Еще не так давно при приходе нового этапа в "зону" лагпунктовский начальник режима публично объявлял на "вахте": "Зона воровская (или – "Зона сучья"), другие "масти" – выходи!" И выходили. Их отправляли на другие подразделения – по "масти". "Зоны" были "мужичьи" (не подчинявшиеся никакой группировке), "воровские", "сучьи", "ломом подпоясанные", "один на льдине", "красная шапочка" и многие-многие другие. Любая "зона" имела своего главаря в виде "вора в законе" или "авторитета". Ниже их были прихлебатели, прилипалы этих "паханов". Их зовут "свои ребята". Это – кандидаты-стажеры на звание "воров в законе", если, конечно, они "удостоятся чести" присвоения такого "звания", что бывало не так уж часто. Отбор производился очень строгий: кандидат на это звание не должен быть "запачкан" пребыванием в "пионерии" и комсомоле, работой по найму, учебой в вузе… Ему дозволялось быть "щипачом", то есть заниматься только карманными кражами – и никаким другими (они во внимание не принимались)… Во все времена (до 1953 года) "вор в законе" не работал и не должен был работать. Бывали случаи наполнения отдельных лагпунктов "ворами" процентов на 80-90 – не работать всем уже было нельзя. Тогда внесли некоторые видоизменения в "воровские правила": допускалась возможность работы "воров", но не на "придурочных" (близких к начальству) должностях (нарядчик, культорг, "лепило"-медик), а на "подхвате" – в хозобслуге, сапожником, столяром, санитаром, кладовщиком, хлеборезом…"
Бытует и такое мнение, что, уничтожив руками "блатных" в 1930-е – начале 1940-х годов значительную часть "контрреволюционеров" в "зонах", "стратеги" из НКВД на втором этапе целенаправленно раздували в лагерях вражду между различными "воровскими" группировками с целью их само- или взаимоистребления. Версия, конечно, привлекательная (особенно для самих чекистов – как весомое доказательство их "профессионализма", умения "влиять на процессы в преступной среде"), но она не выдерживает "критики реальностью". В главе, посвященной событиям в Вятлаге 1953-1954 годов, мы отчетливо увидим, что официальная гулаговская власть в это время оказалась просто парализованной, передав уголовному миру лагерные "зоны" под его безраздельное начало…
Впрочем, неформальный контроль криминальной "элиты" над местами заключения, исходя из имеющихся объективных данных, был установлен гораздо раньше.
В конце 1940-х – начале 1950-х годов "воровская верхушка" в "зонах" ворочала огромными деньгами, поскольку все заключенные обязаны были отдавать четверть своей мизерной "зарплаты" (и любых других "доходов") в "воровской общак". В результате сформировался солидный капитал, который подпитывал всю теневую лагерную "экономику". Как нам уже известно, в 1959 году выдачу заключенным наличных денег прекратили и ввели "боны". Но это ненадолго обескуражило неформальных хозяев в "зонах". "Противоядие" нашли простое и безотказное: "собирали" у лагерников "боны", приобретали на них в лагпунктовских ларьках легальный товар (допустим, часы), "сдавали" его через подкупленных "посредников" в магазин для вольнонаемных – и получали "живые" деньги. Практиковались и другие способы обналичивания "лагерной валюты" – почтовые переводы, например…
Это полновластие уголовной верхушки во внутрилагерных делах отчетливо видели все заключенные. И не только они. Вспоминает бывший сотрудник – офицер 16-го лагпункта Вятлага:
"В марте 1953 года я и заместитель командира роты охраны капитан Мищенков дежурили на мастерском участке 16-го глубинного лагпункта. Сидели на штабеле бревен, разговаривали. К нам подошел выпивший осужденный, молодой парень, и стал доказывать, что хозяин в "зоне" – "вор": "Скажет "мужику", что травинка (он выдернул – для "наглядности" – из росшей у штабеля травы одну былинку) – это топор, и "мужик" должен подтвердить, что "да – это топор"… В это время к нам подошли двое осужденных, извинились за "навязчивость" их "друга" и увели его с собой. Но минут через 10 этот "друг" появился вновь и опять начал доказывать, что он – "порядочный вор"… Дело было перед "съемом". Захмелевшего "говоруна" подобрали те же двое солагерников и держали его под руки в общей колонне на всем пути следования в "жилую зону". Ну а через 10 минут после запуска колонны в лагерь труп этого "порядочного вора" за ноги притащили к "вахте" (КПП) и тут же вышел с окровавленными руками его "якобы убийца"… В ходе дальнейшего следствия выяснилось, что убивали-то совсем другие, а подставному "мокрушнику" (убийце) под угрозой смерти предложили "взять дело на себя"…
Следует особо отметить, что несмотря на все суровые "административно-профилактические" меры, в "зоны" широко, в массовых масштабах (особенно в 50-е годы) проникали водка, одеколон, чай и другие так называемые "запрещенные вещи". В "оттепель" заметнее стали распространяться и наркотики, в основном – анаша. Только за 1956 год обнаружено при обысках у заключенных, а также изъято у спекулянтов: водки – 944 литра, морфия – 50 ампул, анаши – более 3-х килограммов. Для некоторых вольнонаемных сотрудников продажа лагерникам спиртного, его суррогатов, а также наркосодержащих продуктов (прежде всего – чая) являлась, выражаясь современным языком, сверхприбыльным бизнесом. И, заметим, не таким уж рискованным: привлечено к ответственности за спекуляцию в том же 1956 году только 18 человек – механизм "круговой поруки" и теневой лагерный капитал "срабатывали четко"…
Конечно же, вятлаговское начальство на всех совещаниях и других директивных "форумах" постоянно "отмечало" и "указывало", что в лагподразделениях сплошь и рядом "нарушается" принятое 17 мая 1951 года постановление Совета Министров СССР "О запрещении торговли водкой, ликеро-водочными изделиями, вином виноградным и плодово-ягодным, коньяком и пивом на территории военных городков и лагерей".
Однако обуздать "зеленого змия", свирепствовавшего в "зонах" и вокруг них, все эти увещевания не могли.
Всего один пример: в феврале 1957 года в небольшой магазинчик для вольнонаемных на 35-м лагпункте завезли более 1.000 литров водки и вина (и это при полном отсутствии в данном "торговом заведении" простейших вещей, остро необходимых людям, живущим "у черта на куличках", – продуктов, промтоваров, белья, одежды и т.п.). Понятно, что спиртное отсюда множеством способов и самым "оперативным" образом "потекло" в "зону" – к "блатным". Рядовой лагерник не мог позволить себе "побаловаться светленькой", не говоря уже о хорошем вине или коньяке, а вот "ворье" имело "это удовольствие" по первому желанию и в любом количестве.
Наивные новички-сотрудники в своих выступлениях на собраниях партхозактива ИТЛ недоумевали: почему "отрицательно характеризующимся заключенным" начисляются иногда трудовые зачеты даже за время пребывания в ШИЗО или нахождения в больнице? Но вскоре и они (уточним – многие из них) сами убеждались во всесилии "жидкой валюты" во внутрилагерных делах…