дело, девочки? — весело спросил другой, отодвигая шахматы.
— Мы из школы. Митя наш вожатый… — смущённо начала Лида.
— А, из школы! Ну, говорите!
Девочки замялись:
— Нам с Митей нужно…
— Да постойте! Сядьте-ка!
Товарищи придвинули девочкам стулья. Лида и Валя присели вместе на один стул.
— Может, у вас случилось что? Набедокурил кто-нибудь? Говорите начистоту! Ну, кто посмелее?
— Мы не боимся… — начала Валя.
Лида поспешно перебила её:
— Ничего у нас не случилось! И никто не бедокурил! Ничего подобного! — Лида дёргала тесёмки меховой шапки и глядела прямо в глаза. — У нас вообще… Вот пусть Валя скажет…
Валя встала:
— Наша школа краснознамённая… (Товарищи незаметно толкнули друг друга.) А к Мите мы по одному делу… Пойдём, Лида! До свиданья!
Она потянула за собой подругу.
— Ах, ах, в эдакую погоду… — закрывая за ними дверь, сокрушалась Митина мама.
Девочки вышли на крыльцо.
— Я так боялась, что ты скажешь, — зашептала Лида.
— Ну что ты! Про свой класс?!. Мити нет, — сказала Валя Синицыной.
— Куда же теперь?
Девочки стояли на улице. В домах уже зажглись огни.
— Если нам прямо к Трубачёву пойти? — предложила Валя.
— Нет! Там у него тётя… она ничего не знает, — протянула Лида.
— Домой к Трубачёву? — Синицына замахала руками. — Вы с ума сошли! Да он нас выгонит! Он злой сейчас!
— «Злой, злой»! — с раздражением оборвала её Лида. — Ты всегда о людях плохое говоришь! Ты сама злая!
— Почему… я злая? — растерялась Синицына. — Я ведь как лучше хочу. Я ведь… — Она запнулась и вдруг со слезами закричала: — Вы всегда на меня нападаете! Я у вас и злая и чужая! Ну и не надо! Идите сами, когда так!
Она повернулась и быстро побежала по улице.
— Ну и лучше, — неуверенно сказала Лида.
Валя молчала.
— Она всегда так закричит, закричит, как будто её обидели…
Валя с укором взглянула на подругу:
— Она заплакала…
— Ну, заплакала… А так тоже нельзя — всё ей прощать да прощать!
— Пойдём в школу, спросим: был Митя? — сворачивая за угол, сказала Степанова.
— Подожди… — Лида остановилась и, прикрыв от ветра глаза, оглянулась. — Может, ещё догонит?
— Синицына? Нет! Пойдём скорее! У нас в детском доме сейчас ужин, наверно. Тётя Аня будет беспокоиться.
В школе Грозный встретил девочек неприветливо:
— Вы по какому такому расписанию являетесь?
— Иван Васильевич, Митя был?
— Был! Был! Отправляйтесь по домам!
Прощаясь, Валя сказала подруге:
— Знаешь, не говори больше Нюре, что она злая. И я не буду.
На крыльце Лиду встретила мама. Она была в пальто и тёплом платке.
— Ну, Лида, можно ли так делать? Я уж не знала, куда бежать.
— Ой, мамочка, сколько всего наслучалось в этот день! — прижимаясь к тёплому маминому платку, тихо сказала Лида.
А в большой спальне детского дома на кровати сидела Валя и, опираясь локтем на подушку, шопотом рассказывала что-то своей воспитательнице.
— Постой, постой! Кто этот Трубачёв и какая Синицына? — переспрашивала тётя Аня.
Глава 28
МАЧЕХА
Петя Русаков избегал Мазина. Он не мог ни на что решиться. Он знал, что товарищу сейчас не до него, что он занят одной мыслью: как выручить Трубачёва.
«И что ему Трубачёв?» — ревниво думал Петя, по его самого грызло сознание своей вины перед Трубачёвым.
После школы, когда они шли вместе, Мазин, что-то уточняя про себя, сказал загадочные слова:
— …Сначала дурак, а потом трус…
Петя испугался и даже не стал спрашивать, что это значит, и успокоился только тогда, когда после долгого молчания Мазин добавил:
— Не похоже на Трубачёва.
Значит, он думал не о Пете.
Дома Екатерина Алексеевна была одна.
— Давай скорей обедать, Петя. Я ужасно хочу есть, еле дождалась тебя!
— А вы бы обедали без меня.
— Я не люблю одна. Мой скорей руки и садись!
— А папа поздно придёт? — чтобы выказать ей внимание, спросил Петя.
— Папа сейчас большую партию обуви сдаёт… спешил, нервничал утром, — озабоченно сказала Екатерина Алексеевна, наливая Пете суп. — Он ведь хочет везде первым быть, наш папа!
— А я сегодня хорошо по русскому ответил, — ни с того ни с сего сказал Петя.
— Да что ты! Вот порадуем отца, а то он всё беспокоится… А по какому предмету у тебя «плохо»? Ты мне покажи — можно разделить на небольшие кусочки и подогнать понемножку, — просто сказала Екатерина Алексеевна.
Голос у неё был спокойный, серые глаза смотрели на Петю дружески-ласково. Петя понял, что сна совсем не собирается говорить ему надоедливые и неприятные слова: лентяй, лодырь, неблагодарный… Он стал рассказывать, принёс учебники. Про арифметику он сказал с гордостью:
— Это у меня хорошо. Я задачи любые решаю.
— А я, помню, как мучилась с ними, —