Читать интересную книгу В поисках истины - Н. Северин

О как далеко ушел он в деле волокитства с тех пор, как такие беленькие уточки заставили биться его сердце! Стоило ему только прожить с полгода в Париже, чтобы понять, чего надо искать в женщине для счастья.

Но того идеала, к которому ближе всех подходила его теперешняя любовь, даже и парижанкам никогда не достичь.

В Клавдии он нашел то, чего до сих пор ни в одной женщине не встретил. Невзирая на жизнь, полную самых странных и изумительных приключений, невзирая на то, что ее подготавливали к самому тонкому разврату, она осталась чиста и невинна, как голубка. И чистота эта, просвечивающая сквозь условную грацию, приобретенную светской дрессировкой, в каждом ее движении, в каждом слове и мысли, подействовала на него особенно обаятельно сегодня ночью, когда он с нею остался вдвоем на террасе, выходившей в старый, заросший сад, и когда, мало-помалу поддаваясь счастью быть наедине с любимым человеком, она забыла все, чему ее учили, перестала сдерживать порывы чувств, обдумывать каждое слово и сделалась самой собой, какой она была дома с сестрами, с нянькой и с отцом, — милым, откровенным ребенком, ласковым, жалким и беспомощным. Совсем не то нашел он в ней, чего ожидал; ни единого слова любви не было произнесено между ними в эту достопамятную ночь, ни единым поцелуем не обменялись они, а между тем он ушел от нее очарованнее прежнего.

Да, никогда еще не встречал он такого существа, как Клавдия, да и не встретит, вероятно, никогда. Как чудно то, что она ему рассказала про свою родину, про семью и про обстановку, среди которой она родилась и росла до четырнадцати лет! Ему теперь противно вспомнить про то, с какими грязными помыслами шел он за нею по пустым, освещенным луной комнатам к террасе, утопавшей в душистых цветах и со всех сторон окруженной густым старым садом с заросшими диким кустарником аллеями и дорожками.

Для новых обитателей успели только посадить цветы перед домом и выполоть небольшое пространство у террасы, все остальное, по желанию графини, было оставлено в том же виде, в котором находилось до ее приезда сюда.

— И не правда ли, так лучше? Мне это напоминает пустырек с одуванчиками под папенькиным окном, — сказала она, когда принц очутился с нею в пустынном уголке, среди немых свидетелей их первого любовного свидания — темных высоких деревьев с неподвижными ветвями, сквозь которые пронизывался таинственный серебристый блеск луны.

Голос ее дрогнул при произнесении последних слов. Он заглянул ей в глаза и, увидав крупные слезы, дрожавшие на ее ресницах, почувствовал к ней такую жалость, что сознайся она ему в любви к другому и потребуй от него, чтоб он тотчас же ушел, уступая место сопернику, он, кажется, беспрекословно бы ей повиновался. С сердечной мукой и невыразимой тоской, но он исполнил бы ее желание, так захотелось ему утешить ее, дать ей хоть минуту счастья!

Но она не потребовала от него такой жертвы, ей приятно было его присутствие. Он был первым человеком, которому ей захотелось довериться вполне, как другу, и она стала рассказывать ему про далекую страну с чуждыми для него нравами и жизнью, которая была ее родиной. Все там было не так, как в Германии, во Франции или в Италии. Ее отец, например, к какой секте принадлежал он? Богатый барин, рабовладелец, воспитанный в неге и роскоши, привыкший с рождения к деспотизму и произволу, женившийся по страстной любви на красавице, имея от нее сына, красивого, здорового мальчика, и трех дочерей (по словам ее, а лгать Клавдия не умела, сестры ее одна другой прелестнее), вдруг этот человек, с чуткой душой и нежным сердцем, в расцвете сил и здоровья, поддаваясь дикому, непонятному влиянию каких-то темных личностей, грубых и убогих, не то бродяг, не помнящих родства, не то беглых монахов с мрачным прошлым, отрекается навсегда от света и удаляется от мира, не покидая ни дома своего, ни семьи, ни друзей, пребывая в том же городе, где все его знали до его превращения из барина в аскета, под одной кровлей с рабами, на глазах которых он рос, и которым известна вся его прежняя жизнь, с ее привычками и вкусами.

Человек этот мало-помалу, с рассчитанной постепенностью и изумительной выдержкой устраивает себе новую жизнь, во всем противоположную прежней, с интересами и целями никому из окружающих непонятными.

Жизнь во всех отношениях труднее и суровее той, что ведут отшельники в пустыне или монашеская братия в монастыре. Те спешат уйти от мира, от близких сердцу, от соблазна, тогда как он упорствует в своем подвиге душевного спасения среди мирской суеты и греха.

Из крошечной горенки с оконцем на пустырь, заросший дикой травой, единственное место во всей усадьбе, из которого никогда не вывозят ни мусор, ни снег, до него доносятся беспрепятственно грешный говор и смех, проклятия, плач, брань, жалобы и ликование окружающей его жизни, и, не прельщаясь ею, не внемля ни гласу мирского разума, ни позыву сердца, ни мольбам несчастных своих девочек, которым он на все их сетования и слезы отвечает только советом смириться и терпеть, идет он к намеченной цели твердым шагом.

Разумеется, цель эта не на земле, а там, где все вечно.

— Когда граф увозил меня, отец одного только боялся, чтобы я с ним не обасурманилась в чужих краях. Его последние слова были: «Бога твоего не уступай никому и ни за что». Ведь это значит, что я должна пребывать в нашей православной вере, не правда ли? — спросила Клавдия в заключение своего рассказа.

Принц, не зная, что ответить, молчал.

— Сестры мои в монастыре, — продолжала она, — и, без сомнения, меня ждет та же участь… По крайней мере не дальше как три месяца тому назад я была в этом точно так же уверена, как в том, что дышу и думаю, но теперь, с тех пор как я с вами встретилась и полюбила вас, мне страшно подумать о монастыре. Это грех, я знаю, но что ж мне делать, я не в силах совладать с собой. Мне иногда кажется, что я только в тот день и родилась на свет, как встретилась с вами, до тех пор это была не жизнь, а тоскливое ожидание.

Точь-в-точь то, что и сам он чувствовал до встречи с нею.

Занимавшаяся заря заставила их очнуться от сладостного забытья и вспомнить о разлуке. А им еще так много оставалось сказать друг другу! Ему было тяжко, точно он расставался с нею навеки.

— Приходите сегодня вечером, — умоляюще прошептала она, протягивая ему руку для поцелуя, после того как он поднялся с места и с печальным вздохом объявил, что им надо расстаться.

— Графа не будет дома ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Впрочем, — прибавила она с невинной улыбкой, — граф ничего не имеет против того, чтобы вы меня навещали.

Леонарда покоробило от этих слов. Она не понимает их смысла, в этом он был убежден, но ему казалось, что они оскверняют невинные уста, произносившие их. Что за отношения у нее с человеком, называющим себя ее мужем? Обвенчаны ли они настоящим образом? Как это странно, что он ни разу не поддался искушению воспользоваться своими правами на нее? И что именно ей известно из грязных замыслов на ее счет? Неужели же она ничего не подозревает?

А во сколько этот негодяй ценит доставшееся ему сокровище? Каких жертв потребует он за него?

Хорошо, если бы он удовлетворился одними деньгами.

Принц Леонард был богат. Кроме крупного капитала, оставленного ему родителями, у него были великолепные леса в Тироле и Богемии, имения с доходными фермами в Баварии, дома во Франкфурте. Стоит только обратиться к жидам, они с радостью предоставят в его распоряжение миллион и даже два. На то, что останется, можно купить хорошенький домик в горах неподалеку от замка и устроить там Клавдию. Какое счастье было бы приезжать к ней в минуты тоски, черпать в ее любви силу переносить скучную прозу жизни, отдыхать от ненавистных семейных обязанностей! Найти такое убежище вдали от людей и наслаждаться в нем до полнейшего самозабвения ласками и обменом мыслями с таким обаятельным существом, как Клавдия, — с радостью отдал бы он полжизни за такое блаженство.

Но ему жутко было предаваться этим радужным надеждам; смутное чувство ему говорило, что человек, от которого зависело его счастье, не из таковских, чтоб удовлетвориться одними деньгами, и что ему предстоит еще много с ним борьбы для достижения цели, и борьбы жестокой, может быть смертельной.

Однако русская княгиня была права, утверждая, что любовь принца Леонарда к Клавдии от препятствий не охладеет и что чувство это можно вырвать из его сердца только вместе с жизнью; размышляя о том, каким образом овладеть ею, он то останавливался на мысли подкупить ее обладателя деньгами, то вызвать его на дуэль и драться до тех пор, пока один из них не останется на месте, то казалось ему всего удобнее похитить милую и скрыться с нею в неведомых странах; все казалось ему возможным, все, кроме мысли отказаться от нее.

Мысли эти так его заботили, что он не переставал ломать над ними голову всю дорогу из города в замок, а также в свою спальню, где он поспешил раздеться и лечь в постель, заранее зная, что ему не удастся ни на мгновение заснуть. Но ему не хотелось, чтоб донесли принцессе о том, что постель его нашли несмятой.