Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В том, что молодой человек 22 лет от роду не просто способен столь глубоко постигать суть вещей, но делает это буквально походя, возвращаясь домой с пантомимы, есть нечто поразительное и одновременно слегка раздражающее. У Китса так бывало часто и без видимых усилий с его стороны, что в каком-то смысле было необходимо, поскольку через три года после описанного случая он умер. Поэт немного поразмышлял на тему «негативной способности» и никогда больше не употреблял это словосочетание в письменном виде, любезно позволив будущим литературоведам создавать тома, посвященные догадкам о том, что он мог иметь в виду.
Но сейчас, именно в этой точке нашего путешествия по негативному пути к счастью, то, что сформулировал Китс, должно показаться нам как минимум знакомым. Иногда важнейший из талантов — способность остановится перед разрешением задачи, сознательно не достигая его, то есть умение убедиться в наличии потребности в завершенности, уверенности или спокойствии и не чувствовать внутренней обязанности удовлетворить ее. Китс считал приверженность Дилка к точности и завершенности самым главным его недостатком, и вывод поэта по поводу своего друга как будто резюмирует тему, которую мы здесь уже неоднократно затрагивали: «Он не сможет достичь истины при жизни, поскольку все время пытается это сделать». Вся проблема была в этих попытках — или в «нудной погоне за фактами».
В более широком смысле «негативная способность» — еще один термин, описывающий жизнь в соответствии с «законом наоборот», и может служить хорошим определением главной черты, обнаруженной мною в людях, с которыми я встречался, готовясь написать эту книгу.
Всех их отличал особый склад ума, и мысленно я могу представить его в виде некоего изысканного интеллектуального балета: готовность принимать неоднозначность духовной жизни; останавливаться и отступать; повернуться навстречу тому, чего стремятся избежать окружающие; понять, что, очевидно, кратчайший путь к хорошему расположению духа редко бывает верной дорогой к более полному ощущению счастья. Словосочетание «негативная способность» также помогает прояснить тонкую двусмысленность понятия «негативность». Оно относится к навыкам «недеяния» (то есть способности к отрицанию) в противоположность «деянию» и равным образом к умению принимать негативные (то есть неприятные) мысли, чувства и ситуации лицом к лицу.
Здесь не имеется в виду, что «негативная способность» всегда лучше позитивности. Оптимизм прекрасен, цели иногда могут быть полезны, и свои положительные стороны есть даже в позитивном мышлении и позитивной визуализации. Проблема в привычке постоянно переоценивать значение позитивности и навыков «деяния» в нашем отношении к счастью и в том, что мы столь же хронически недооцениваем значение негативности и навыков «недеяния» — таких, как умение отдаться неопределенности и дружелюбно принимать неудачу. Выражаясь традиционным языковым штампом психотерапевтов, мы тратим слишком большую часть нашей жизни на поиски «завершенности». Желание покончить с неизвестностью и тревогой подвигает даже тех из нас, кто привык смеяться над такими клише, либо к убеждению самих себя в наличии светлого будущего, либо к полному унынию в уверенности, что так не будет. Вместо этого нам нужно больше того, что психолог Пол Пирсолл назвал «отворенностью». Да, конечно, это странноватый неологизм, но сама эта странность напоминает о сути, которую он обозначает:
необходимо принять существование несовершенства и незаконченности и убавить рвение в поисках четких ответов и однозначных решений.
Мы рассматривали здесь различные подходы, которые часто противоречили друг другу в деталях, а иногда выглядели настолько парадоксально по своей сути, что как будто бы противоречили и сами себе. Но в общем смысле все они воплощают «негативную способность». Для стоиков основа покоя — способность определять, стоит ли нам переживать по поводу того или иного события, даже если мы не в силах на них повлиять. Буддисты считают готовность наблюдать за «внутренней погодой» своих мыслей и чувств ключом к пониманию того, что они не должны определять наши действия. И то и другое — различные способы сопротивления «нудной погоне» за лучшими условиями жизни, лучшими мыслями или лучшими чувствами. Но наличие «негативной способности» не подразумевает перехода в древнюю философскую или религиозную традицию. Вы можете проявить эти навыки, когда выполняете задачу без жестко обозначенных целей или просто живете, не заботясь об их наличии; когда осмеливаетесь изучать опыт собственных провалов; когда прекращаете попытки избавиться от неуверенности или отказываетесь от методов «мотивации» и спокойно делаете свое дело.
Конечно, вы можете посвятить жизнь стоицизму, как это делает Кит Седдон в своем коттедже отшельника в Уотфорде, или пережить полную жизненную трансформацию по примеру Экхарта Толле. Но вы вправе воспринимать все эти идеи и просто как набор инструментов, которые следует извлекать на свет по мере их необходимости.
Каждый может стать немного стоиком, или немного буддистом, или почаще практиковать memento mori.
В отличие от доктрин самосовершенствования, претендующих на то, чтобы быть всеобъемлющими руководствами на все случаи жизни, негативный путь к счастью не требует полностью принимать или отвергать что-либо. Истинная «негативная способность» подразумевает умеренность, уравновешенность и отказ от ожесточенных попыток достичь чего либо — в том числе и самой «негативной способности». Как говорил Олдос Хаксли, «мастерство и его плоды достижимы только для тех, кто научился парадоксальному искусству деяния и недеяния, сочетания расслабленности и активности, умения отойти в сторону самому, чтобы допустить верховенство имманентной и трансцендентной Неизвестности».
Каков же итог? Главная польза «отворенности», как считает Пол Пирсолл, заключается не в уверенности, покое или комфорте в их привычном понимании, но скорее «в странном оживленном спокойствии, которое мы испытываем в присутствии потрясающих тайн жизни и в попытках их разрешить». Действительно, определяющим свойством «культа оптимизма» и культуры позитивного мышления, даже в их наиболее мистических нью-эйджевских разновидностях, является неприятие тайны. Они пытаются сделать все вокруг понятным, а счастье — постоянным и окончательным. Однако даже если вам удастся достичь подобного счастья, оно будет поверхностным и недостаточным. Главный смысл «негативной способности» и настоящая сила негативного мышления заключены в том, что они возвращают нам тайну.
Тренеры по мотивации, да и вообще любые другие энтузиасты силы позитивного мышления сталкиваются в своей деятельности с одной неприятной вещью: им всегда надо выглядеть весело и бодро. Ведь если кто-то сочтет их хмурыми, напряженными или огорченными (что время от времени совершенно естественно для любого другого человека), это может подорвать устои их верований и рода занятий. Сторонникам силы негативного мышления, к которым я постепенно примкнул, такой стресс не угрожает, и они могут позволить себе находится в плохом настроении. Однако предполагалось, что главной целью этих приключений в мире негативности будет счастье. Поэтому вы вправе спросить, насколько счастливее сделало меня знакомство со всеми этими философскими подходами и психологическими методами и что именно из встреченного мной в процессе подготовки своей книги я решил использовать в собственной жизни? Просто ответить на этот вопрос утвердительно или отрицательно или предложить список из десяти надежных схем достижения успеха с помощью негативного мышления было бы неэтично с точки зрения самого предмета.
Но я могу рассказать, как идут мои дела в этом отношении.
Публичное самоунижение в общественном транспорте больших городов не вошло у меня в привычку, и я не переехал жить в мексиканскую глубинку. Я даже не удосужился с тех пор еще раз отправиться на ретрит, но провел неделю в молчаливой медитации в Массачусетсе. Однако умеренные проявления «негативной способности» стали частью моей повседневности. Редко бывает так, чтобы на протяжении нескольких дней я не прибегал к тому, что мысленно называю «стоической паузой»: это значит помнить о том, что нудный коллега, пробка на дороге и подгоревшая еда сами по себе не огорчительны, расстраивает лишь собственное суждение об этих явлениях. Каждое утро я стараюсь посвящать пять-десять минут медитации, и этого достаточно для того, чтобы проблемы в течение дня воспринимались с существенно меньшим «ментальным скрипом».
Обманчиво простой вопрос Экхарта Толле «Какая проблема стоит у вас именно сейчас?» служит отличным противоядием для мелких огорчений. А без знакомства с идеями Сёма Мориты о том, что нет необходимости специально «мотивироваться», чтобы начать что-то делать, я никогда не закончил бы эту книгу. В своих личных делах я стал намного лучше понимать, что счастье и уязвимость зачастую одно и то же. Кроме того, как минимум раз в неделю у меня случается повод вспомнить, что говорил Альберт Эллис о разнице между плохим результатом и худшим из возможных. Собственно, в мысленном изображении худших сценариев развития событий я и обнаружил для себя один из важнейших источников облегчения жизни. Когда действительно пытаешься ответить себе на вопрос: «Что самое плохое может произойти?», вариант ответа иногда оказывается очень неприятным. Но это вариант конечен, в отличие от бесконечного ужаса, и поэтому его, наверное, удастся пережить. По крайней мере, я так думаю. Я полностью отдаю себе отчет в том, что во время моих изысканий в области подобных взглядов на жизнь большие беды обходили меня стороной, а мои друзья и родные в основном не испытывали серьезных проблем. Как хороший стоик, я стараюсь не забывать об этом, чтобы испытывать счастье от чувства признательности за свое благополучие. Наверное, мне еще только предстоит пройти через настоящие испытания подобных жизненных взглядов.