Читать интересную книгу Антидот. Противоядие от несчастливой жизни - Оливер Буркеман

Если вам не вредит то, что вы еще не родились, логично предположить, что не следует опасаться и вреда в состоянии смерти. Но, конечно же, по словам Тиллингаст, «большинству людей бесполезно указывать на нелогичность страха — это не помогает избавиться от него».

Есть и еще одна проблема со всеми усилиями сделать состояние смерти менее пугающей перспективой: а почему мы вообще считаем проблемой именно это? Рассуждая о собственной смертности, мы в действительности огорчаемся тому, что перестанем жить и утратим все прелести жизни. «Люди обычно приходят ко мне не потому, что боятся забвения, приходящего со смертью. Гораздо больше их волнует, что прекратится все, делающее жизнь жизненной», — говорит Тиллингаст. Конечно, будет справедливым заметить, что вы не сможете испытать на себе лишения этих прелестей жизни — вас уже не будет, и потому страх перед этим неоправдан. Но, как возражает Нэйджел в своем эссе, которое называется просто «Смерть», то, что не надо бояться смерти, не означает, будто она не является злом. В качестве аналогии он предлагает взрослого, после травмы головного мозга превратившегося в интеллектуальном плане в трехлетнего ребенка. Он может прекрасно чувствовать себя в таком состоянии, но все согласятся: с тем с взрослым человеком, которым он был когда-то, случилось нечто страшное, и совершенно неважно, что того человека уже не существует. Какими бы убедительными ни казались вам аргументы Эпикура против страха смерти, из них не следует, что она не является злом.

Это главное различие, благодаря которому идея о том, что ясное памятование смерти может способствовать более счастливой жизни, становится понятнее. До тех пор, пока мысль о вашей смертности ужасает вас, вы не готовы проглотить горькую пилюлю Эрнеста Беккера и сознательно посвящать больше времени размышлениям о собственной смерти. С другой стороны, попытка воспринимать смерть как добро скорее всего окажется выше ваших сил. Это, наверное, и нежелательно, поскольку может заставить вас меньше ценить жизнь. Но воспринимать смерть как то, чего не следует бояться, понимая, что она представляет собой зло, поскольку вместе с ней заканчиваются определенные вещи, может быть идеальным срединным путем. Это совершенно приземленный, прагматический и стоический довод:

чем больше вы осознаете конечность жизни, тем больше цените ее и тем меньше вероятность того, что вы станете растрачивать ее попусту.

«Отнеситесь к этому, как к походу в очень хороший ресторан, — сказала Тиллингаст. — Вам понятно, что данное конкретное блюдо не останется навечно. Вы не обижаетесь на этот порядок, не считаете, что вам должны дать добавку и не раздражаетесь в связи с тем, что оно закончится. Вы просто едите это блюдо и стараетесь максимально насладиться процессом, не так ли? Вы ведь сосредоточитесь на вкусе и не станете отвлекаться от еды, чтобы испытать раздражение по поводу слишком сильно надушенной женщины за соседним столиком?» В своей книге «Вглядываясь в солнце» психотерапевт Ирвин Ялом[86] пишет, что многие из нас живут в безотчетном страхе перед тем, чтобы не пожалеть о прожитой жизни в момент умирания. Памятование смерти приближает нас к образу мыслей, который позволяет делать подобные суждения и жить так, чтобы не сожалеть об этом на смертном одре.

По мнению Ялома, чтобы действительно ощутить собственную смертность, следует пережить духовное пробуждение, полное изменение взглядов на жизнь, позволяющее ощутить ее по-другому. Он вспоминает размышления одной из своих пациенток, тридцатилетней женщины: «Думаю, самые сильные чувства я испытала, когда поняла, что умру именно я, а не кто-то еще — какая-нибудь Я-Старушка или Я-Неизлечимо Больная-Готовая-Умереть. Ведь смерть представлялась мне весьма смутно, чем-то, что может произойти, а не тем, что произойдет». Ялом уверен: чтобы изменить подобным образом свое мироощущение, недостаточно просто увеличить интенсивность жизни, следует изменить свое отношение к ней. Он описывает эту трансформацию словами, позаимствованными у философа Мартина Хайдеггера: смещение фокуса с того «как выглядят вещи» на факт «существования вещей» — то есть на откровенно изумительную сущность бытия.

В этом заключается различие между жизнью в памятовании смерти, с одной стороны, и штампованными лозунгами на тему «проживай каждый день так, будто он последний в твоей жизни» — с другой. Лозунги могут мотивировать, напоминая о том, что следует заняться важными вещами, пока не поздно. Но Ялом говорит о трансформации, которая может привести к переоценке того, что представляется «важными вещами». Все изменяется, когда вы отдаете себе отчет в смерти — в окончательном и неизбежном худшем сценарии. Основатель Apple Стив Джобс сказал в своей известной речи: «Все, чего от тебя ждут окружающие, страх позора или провала — все это исчезает перед лицом смерти, оставляя лишь действительно важное. Помнить о том, что ты смертен, — лучший из известных мне способов не попасть в капкан мыслей о том, будто тебе есть что терять. Ты уже голый». (Некоторые гуру позитивного мышления сразу ринулись использовать речь Джобса в своих целях, хотя ее смысл прямо противоположен логике их учения.)

Ялом считает, что, начав мыслить подобным образом, можно войти в некий цикл благоразумия. Осознанность приведет к снижению уровня беспокойства по поводу будущих сожалений о бессмысленности жизни, а это, в свою очередь, будет лишать смерть ее способности порождать тревогу. По его мнению, существует прямая корреляция между страхом смерти и ощущением напрасно прожитой жизни. Живите жизнью, проникнутой пониманием ее конечности, и сможете надеяться завершить ее примерно так, как хотел умереть Жан-Поль Сартр: «…спокойно… уверенным в том, что последний всплеск моего сердца будет записан на последней странице моих сочинений, а смерть заберет только мертвое тело».

Поломав некоторое время голову над идеями Беккера, Эпикура, Томаса Нэйджела и Ирвина Ялома, я решил съездить в Мексику. В какой-то момент я начал подозревать, что это может оказаться необходимым, если мне действительно хочется понять роль осознания смерти в повседневной жизни. Я часто встречал упоминания об особом отношении к смерти, существующем в Мексике. По общему мнению, это одна из немногих стран с живой традицией memento mori, которая выражается в ритуалах и обычаях, направленных на регулярное размышление о смерти. В то же время, по данным разных международных исследований, мексиканцы — одна из наиболее счастливых наций, возможно, даже первая или вторая по уровню счастья, в зависимости от системы оценки результатов опросов. Самый известный пример отношения к смерти в Мексике — ежегодный праздник под названием День Мертвых, когда мексиканцы выпивают немало текилы, поднимая тосты за ушедших и за смерть как таковую, пекут хлеб в форме человеческих останков, строят домашние алтари, толпами гуляют по городским площадям и совершают ночные бдения у могил умерших родственников. Но это далеко не только ежегодный национальный ноябрьский праздник, а глубоко укоренившийся образ мысли. Вот как пишет об этом знаменитый мексиканский публицист Октавио Пас в своей книге «Лабиринт одиночества»: «Слово «смерть» не произносят в Нью-Йорке, Париже, Лондоне — там оно обжигает губы. Мексиканец же хорошо знаком со смертью, шутит по ее поводу, ласкает ее, спит с ней, прославляет ее; это одна из его любимых забав и самая крепкая его любовь».

Подобная близость к смерти не всегда считалась необычной. Похожие традиции существовали еще как минимум в Древнем Риме.

Легенда гласит, что полководец, выигравший сражение, заставлял своего раба следовать за ним во время парадного шествия по улицам, постоянно повторяя «Memento mori» («Помни, что ты смертен»), чтобы умерять его гордыню победителя.

Намного позже, уже в христианской Европе, слова memento mori стали общеупотребительным элементом в изобразительном искусстве: символы смерти часто появлялись в натюрмортах, и иногда это были черепа, намекавшие на личности заказчиков художника. Городские часы имели фигурку, изображавшую смерть, а иногда и девиз на латыни, напоминающий о течении времени: Vulnerant omnes, ultimat necas — «Каждый (час) ранит, последний же убивает». Способы мотивации к необходимости размышлений о смерти менялись от эпохи к эпохе и от культуры к культуре. В Древнем мире это было в большей степени похоже на напоминания о необходимости наслаждения жизнью как пиром (так, как об этом говорила Лорен Тиллингаст); у христиан это чаще было напоминанием о необходимости праведной жизни в ожидании Страшного суда.

Мне было особенно интересно узнать об одном современном примере того, как мексиканцы относятся к смерти в обычной жизни: новой религии (по мнению католической церкви — сатанинского культа), последователи которой поклоняются непосредственно смерти в лице La Santa Muerte, то есть Святой Смерти. Движение возникло несколько десятилетий назад в самых запущенных районах Мехико, среди проституток, наркоторговцев и беднейших горожан, которых забыли своим попечением правительство и католическая церковь. Вместо них эти люди обращались к Святой Смерти с молитвами о защите, легкой кончине, а иногда и погибели своих врагов. В результате иммиграции за последние годы Santa Muerte распространилась и на отдельные регионы Соединенных Штатов. Поговаривают и о том, что некоторые из самых серьезных мексиканских бизнесменов и политиков тайно держат у себя дома алтари, посвященные этому культу смерти. Хотя многие из его последователей были обычными законопослушными гражданами (они даже устраивали демонстрации протеста против попыток правительства представить движение как преступное сообщество), справедливо и то, что он стал любимой религией narcotraficantes, то есть жестоких бандитов, занимающихся контрабандой наркотиков в северной части Мексики. Наиболее известные криминальные авторитеты страны приезжали к главному алтарю культа в район Тепито в Мехико (представлявшем собой выставленный прямо в переулок прозрачный ящик со скелетом в натуральную величину, унизанным драгоценностями), чтобы принести дары в виде пачек долларов, сигарет и марихуаны. Какое бы другое значение ни придавалось этому культу, быть последователем Santa Muerte означало целиком отдаться memento mori в его крайнем проявлении — то есть построить жизнь вокруг вездесущей смерти. «В мире фактов, — пишет Пас, — смерть — не более чем просто факт. Но поскольку это очень неприятный факт, в противовес всем нашим представлениям и самому смыслу жизни… философия прогресса считает, что его можно скрывать, подобно монетке в кулаке фокусника». В Мексике Santa Muerte стала прибежищем для тех, чьи жизненные обстоятельства делали невозможной подобную ловкость рук, когда постоянный страх насильственной смерти не оставлял надежды впредь игнорировать собственную смерть.