вместе; на всех средних ступенях созерцания и опыта они разделяются. Самое высокое – это созерцание различного как тождественного; самое обыденное – деяние, активное объединение разделенного в одно тождество.
* * *
Теория и опыт (феномены) противостоят друг другу в постоянном конфликте. Всякое соединение в рефлексии является иллюзией, соединить их может только деятельность.
4. Символизм
Одно явление, один эксперимент ничего не может доказать – он звено большой цепи, имеющее значение только в общей связи. Если бы человек, закрывая всю нить с жемчугом, показал бы только одну из жемчужин и потребовал от нас веры в то, что таковы же и все остальные, то едва ли кто-нибудь пошел бы на такую сделку.
* * *
Когда дано какое-либо явление природы, в особенности значительное и бросающееся в глаза, не нужно останавливаться на нем, прикрепляться, прилепляться к нему, не нужно рассматривать его изолированно, а нужно осмотреться во всей природе и поискать, где проявляется нечто сходное, родственное. Ибо только из сопоставления родственного возникает мало-помалу некоторая цельность, которая сама себя толкует и не нуждается в дальнейшем объяснении.
(Цв.)
* * *
Всякое истинное aperçu выходит из последовательного ряда и приносит с собой последовательность. Это – промежуточное звено большой, продуктивно поднимающейся цепи.
* * *
В чем разница между аксиомой и энтимемой? Аксиома есть то, что мы признаем с самого начала, без доказательства; энтимема[113] – то, что напоминает нам о многих случаях и связывает вещи, в отдельности уже познанные нами.
* * *
Частное вечно подлежит общему; общее вечно должно сообразовываться с частным.
* * *
Все происходящее есть символ, и, в совершенстве раскрываясь, всякая вещь указывает на все остальное. В этой мысли заключается, по-моему, величайшее дерзание и величайшее смирение.
* * *
Истинная символика там, где частное является представителем более общего, не как греза или тень, но как живое мгновенное откровение неисследуемого.
* * *
Хотя, безусловно, желательно, даже в высшей степени необходимо сначала рассмотреть явление само по себе, тщательно повторить его само в себе, вновь и вновь оглядеть его со всех сторон, тем не менее мы в конце концов бываем принуждены обратиться вовне и оглядеться с нашей позиции по всем сторонам, не найдем ли мы сходных явлений в интересах нашей задачи…
Итак, здесь мы вполне можем рекомендовать и превозносить аналогию как орудие, как рычаг, цель которого – захватывать и двигать природу. Не нужно смущаться теми случаями, когда аналогия вводит в заблуждение, когда она, как слишком далеко идущее, произвольное остроумие, совершенно испаряется. Не будем далее отвергать веселую, юмористическую игру предметами, удачное и неудачное сближение, даже связывание самых далеких вещей, которое пытается повергнуть нас в изумление путем неожиданного сопоставления обратить наше внимание на контраст. Однако будем держаться, ради нашей цели, чистой методической аналогии, которая только и оживляет опыт, связывая раздельное и далекое с виду, открывая его тождество и давая мало-помалу и в науке ощущение настоящей совокупной жизни природы… Все во вселенной связано, имеет отношение друг к другу, соответствует одно другому.
* * *
Нельзя порицать мышление согласно аналогиям; аналогия имеет то преимущество, что она не замыкается и, собственно, не желает ничего последнего; напротив, индукция, которая имеет в виду заранее поставленную цель и, работая для ее достижения, увлекает за собой ложное и истинное, пагубна.
* * *
Индукции[114] я не позволял себе никогда, даже по отношению к самому себе. – Я оставлял факты изолированными. Но я отыскивал аналогичное. – И на этом пути я дошел, например, до понятия метаморфозы растений. – Индукция полезна только тому, кто хочет заговорить другого. – Соглашаешься с двумя-тремя положениями, с несколькими выводами – и вот уже погиб. – Здесь-то, собственно, гнездо суб- и обренций (подсовывания желательного и затушевывания нежелательного), и как там зовется все это отродье, которое гораздо лучше меня сумеет обозначить и определить диалектик. – Страстный человек заблудится на таком сооружении из лестниц. – А когда дело идет о поступках, партийности, мнениях, преимуществах моего и твоего, склонностях, – такие сцепления неразрешимы. – Трудно уберечься от них самому, трудно и других избавить от таких уз и вернуть их на свободу. – Пусть только скепсис станет догматичным, и он найдет готовых противников. – Ему ведь тоже приходится либо оставлять проблемы в покое, либо решать их таким способом, который повергает человеческий рассудок в смятение.
* * *
Если бы нам поставили в упрек, что мы слишком далеко идем в установлении родства, отношений, связей в аналогиях, толкованиях и сравнениях, то мы ответим, что для ума никакая подвижность не будет лишней, так как он всегда должен бояться закостенеть на том или ином феномене; однако вернемся сейчас же к ближайшей среде и покажем те случаи, где эти общие космические феномены мы производим технически собственными руками и, стало быть, можем надеяться ближе проникнуть в их природу и свойства. Однако, в сущности, мы и тут не достигли всего, чего желали: то, что мы осуществляем механически, мы ведь должны делать согласно общим законам природы; и даже в последних технических приемах всегда есть нечто духовное, которое, собственно, и оживотворяет все физически осязаемое, поднимая его на ступень непостижимого.
(Цв.)
* * *
Истинное, совпадая с Божественным, никогда не допускает непосредственного познания: мы созерцаем его только в отблеске, в примере, в символе, в отдельных и родственных явлениях; мы воспринимаем его как непонятную жизнь и не можем отказаться от желания все-таки понять его.
(Метеор. 1825)
* * *
Мы должны, правда, признать за природой ее тайную ἕγχεἵ ςηδις[115], посредством которой она творит и стимулирует жизнь, и, не будучи мистиками, тем не менее принять в конце концов нечто неисследуемое; но все-таки человек, серьезно относящийся к делу, не может отказаться от попытки так прижать к стенке это неисследимое, чтобы удовлетвориться этим и уже добровольно признать себя побежденным.
(П. 1832)
* * *
Человеку вполне подобает принять неисследимое; однако своему исследованию он не должен ставить никаких границ, ибо хотя природа и обладает преимуществом над человеком и, по-видимому, многое скрывает от него, но и он обладает, в свою очередь, тем преимуществом над ней, что может своею мыслью если и не проникнуть сквозь нее, то возвыситься над ней. Но мы уже довольно далеко проникли в нее, достигнув первичных феноменов, которые мы созерцаем лицом к лицу в их неисследимом великолепии, и затем обращаемся назад, в мир явлений, где непонятное в своей простоте раскрывается в тысяче