В течение следующего месяца постепенно, один за другим, в Племенцу подтянулась остальная свита и браунскнехты. Погода самым возмутительным образом наладилась почти в тот же день, когда принцесса въехала во дворец Диммель. А неделю с лишним спустя от льда и снега в фиральдийских Джагских горах не осталось и следа. Движение через перевалы тут же возобновилось.
Альгрес Дриер ничего не сказал.
И от этого Элспет страшно захотелось взять палку и лупить его до тех пор, пока он не выдержал бы и не выплюнул свое «Ну, я же говорил!», которое так и светилось в его улыбающихся серых глазах.
Еще больше разозлила ее болезнь, которая длилась несколько недель. Элспет одолевал ужасный кашель.
Феррис Ренфрау появился, когда она металась в лихорадке. Окна в ее спальне были плотно занавешены. Элспет бросало то в жар, то в холод, изнурительный кашель отнимал все силы. Она притворялась спящей, чтобы от нее отстали не в меру хлопотливые сиделки. Хуже всего донимали ее Шевра ди Натейл и Дельта ва Кельгерберг. Первая, противная старая корова, родственница бывших графов Племенцы и истовая пробротская чалдарянка, скорее всего, тайно служила советникам. Дельта была всего на четыре года старше самой Элспет, но придерживалась совсем уж старомодных взглядов на то, как следует вести себя имперской принцессе. Верность своей хозяйке она, конечно, хранила, только вот от ее занудства сводило зубы.
Настоящий ужас заключался в том, что обе дамы полагали, что им-то как раз прекрасно известно, как для Элспет Идж будет лучше.
Когда принцесса услышала голос Ренфрау, то поначалу приняла его за горячечный бред. Словно кто-то внял ее тайным мольбам. В ее личные покои Ренфрау заходить не стал.
Но справился о здоровье.
– Она сама во всем виновата, – высокомерно заявила госпожа Дельта. – Избалованное, своевольное дитя. Слишком самовлюбленное и невыносимо упрямое. Все должно быть так, как она пожелает и когда она пожелает, и не важно, чем это обернется для других. Чудо, что Альгресу Дриеру и двум его сержантам удалось…
– Это семейное, – усмехнулся Ренфрау.
– Да, Йоханнес был своевольным, но не мелочным. И уж точно не самовлюбленным. Упрямство он проявлял, когда дело касалось не его самого или его удовольствий, а блага империи. Сударь, это дитя может стать нашей императрицей. Причем весьма скоро, если, упаси нас Боже, будет на то Его воля. Что станется с нами, если она не повзрослеет?
– Она умница. Еще научится.
– Глядя на нее, трудно на это надеяться.
– Альгрес Дриер – хороший человек.
– Лучше бы он в таком случае отшлепал ее, когда ей взбрело в голову посреди зимы лезть в Джагские горы.
– Я поговорю с ней. Так рисковать неразумно. Думаю, она не понимала всей опасности. Им просто повезло. В горах рыскает владыка Ночи. Такого жуткого чудовища не видывали здесь со времен Древней Империи. Быть может, оно просто спало. А может, от холода сделалось неповоротливым. Так или иначе, все закончилось гораздо лучше, чем могло бы. Я не разбираюсь в этих вопросах и не могу посоветоваться с теми, кто разбирается, – ведь это сплошь шакалы Безупречного. Но я видел жертвы. Остается только Бога благодарить, что чудовище не тронуло девочку.
Элспет хотела было разгневаться на госпожу Дельту, но сдержалась. Ренфрау ведь выражался гораздо менее снисходительно. Он всегда был для нее полубогом, железной десницей, которая воплощает в жизнь волю императора. Раз Ренфрау решил, что она недостойна, значит нужно серьезно собой заняться.
В силу своего положения Элспет Идж всегда жила в своем собственном мире и раскладывать по полочкам свои поступки не удосуживалась.
Замечания госпожи Дельты задели ее за живое, но слова Ренфрау просто выбили землю из-под ног.
Элспет не верила, что когда-нибудь станет императрицей, и потому считала, что готовиться к такой судьбе ей ни к чему. По всей видимости, остальные придерживались другого мнения.
Иджи редко умирали от старости, и в этом году, разумеется, все в очередной раз решили, что Лотарь не доживет до следующего.
Феррис Ренфрау попросил, чтобы его вызвали, когда принцесса будет готова с ним увидеться. И даже ни на мгновение не усомнился, что она этого пожелает.
А Элспет не желала. Да что о себе возомнил этот Ренфрау? Какое право имеет так разговаривать?
Ей потребовалось время, чтобы все осознать.
Приближенные не слишком-то ее любили. И виной тому было поведение принцессы.
В конце концов Элспет все поняла. А вот Катрин не поняла бы никогда.
Принцессе не пристало оставаться наедине с мужчиной. Да еще принцессе на выданье. Нельзя позволить ни малейшего пятна на репутации, даже намека. Но Элспет не хотела, чтобы при разговоре присутствовали придворные дамы: все они наверняка будут подслушивать, а потом доложат советникам, патриарху, брату, сестре или еще кому-нибудь.
Элспет не сомневалась, что среди ее придворных дам одни шпионки.
Так она и заявила Феррису Ренфрау.
Главный шпион Граальской Империи кивнул, принимая чашку с чаем из рук у одной из молоденьких девиц, которые тем утром прислуживали Элспет. Принцесса искренне надеялась, что эти пустоголовые вельможные дочки и внучки по глупости своей переврут подслушанное.
– Разумеется. Вы теперь особа весьма ценная. У вас нет друзей.
Элспет вспыхнула от возмущения, но смолчала. Ее не должно было волновать чужое мнение. Только отчего-то волновало. Обидный разговор Ренфрау с госпожой Дельтой и госпожой Шеврой до сих пор отдавался в ушах.
Феррис улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. Очень уж потворствовал он этой восточной причуде их чистить.
Элспет и сама чистила зубы, но нехотя, отдавая дань моде.
– Вы правы. У меня нет друзей. Я одинока – даже и не подозревала, отправляясь сюда, что можно быть настолько одинокой.
А спешила в Племенцу она, потому что с этим городом были связаны почти все ее счастливые воспоминания.
– Вокруг вас люди, и эти люди могли бы стать вашими друзьями. Если вы им позволите. Многие из них действительно желают вам добра.
Не зная, что ответить, Элспет молчала.
– Мой мир рухнул со смертью отца, – наконец заговорила она. – Раньше, когда он был жив, я хоть и не видела его часто, но чувствовала себя нужной. На своем месте. От меня мало что требовалось. Мы с Катрин баловали Мусина, играли в девочек-солдатиков. Папа потворствовал. Особенно моим причудам.
– Потому что вы очень на него похожи. Мечта, фантазия, и он это понимал, но с удовольствием позволял вам притворяться сыном, которым не смог стать Лотарь. Жестоко пошутил над ним Господь.
– Да, очень смешно, – отозвалась Элспет, отпивая чаю. – Оглянитесь по сторонам. Каждый сильный владыка оставляет после себя слабого наследника.
– Затруднения с престолонаследием не редкость, но сын короля Питера, насколько можно судить по младенцу, вырастет достойным преемником. И Анна Менандская, скорее всего, станет сильной владычицей, когда воцарится в Арнгенде.
На обидный намек Элспет внимания не обратила.
– Как же я жалею, что отец ворвался тогда в Аль-Хазен.
– Все об этом жалеют, за исключением эрцгерцога Омро и его приспешников. Возможно, нам никогда не удастся оправиться от этой потери. Но на мечтах и сожалениях Граальскую Империю не построишь. Обычно, во всяком случае, дело обстоит именно так.
– Был бы он жив – я бы тут не сидела одна.
– Вполне возможно, что сидели бы. В окружении этих же самых дам. Вашего отца сильно беспокоили последствия его собственных деяний: он позволил своим дочерям играть в солдатиков. Вы особенно его расстраивали – ввязывались в сражения, щеголяли доспехами. Аль-Хазен стал бы последней каплей. Вы могли и в монастыре оказаться.
– Нет.
– Он думал об этом.
– Но мне казалось… – с изумлением вымолвила Элспет. – Казалось, он хотел, чтобы я так себя вела. Гордился мной.
– И он гордился в глубине души. Но Йоханнес был императором и не мог закрывать на подобное глаза. Он заботился о вашем благополучии и репутации. А вы угодили в переплет, из которого вас выручили патриаршие солдаты.