Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я перевалился через перила и, вывалив набок язык, распластался на травке, бультерьер, вертя крысиным хвостом, подбежал ко мне и устроился рядом. И было заметно, как он мне сочувствует. Чисто автоматически я погладил собаку и начал медленно приходить в себя. Слишком медленно. Даже не обращая внимания на то, что уже почти рассвело.
Из транса меня вывела рация:
— Зайка, что-то случилось?
— Все хорошо. Возвращаюсь.
— Уже рассвело.
А то я этого не заметил!
— Что у тебя?
— Девки спят. Телефон не звонил.
Поздравляю. Отбой.
Я заставил себя подняться, снова влез в комбинезон, отцепил и смотал веревку, доставившую мне столько мучений, окинул прощальным взором чудо-сад, попрощался с собакой, легко шлепнув ее по круглому заду, и поспешил в обратный путь на бренную землю. Мне еще предстояло путешествие через пропасть к стреле крана. А уж спуститься вниз по ступенькам — этого можно даже не брать в расчет.
По сравнению с тем, что мне пришлось испытать, карабкаясь вверх от окна Эрлена, переход к стреле крана показался мне променадом по Невскому. Добравшись за считанные минуты до места, я сразу перерезал веревку и сбросил вниз пятидесятиметровый конец. Пусть болтается вдоль стены. Вряд ли до утра кто-нибудь обратит на него внимание. А если даже и обратит, то еще надо сообразить, откуда он взялся. И — совсем уж невероятное! — додуматься до того, что это — разрушенный веревочный мост, участок пути, которым киллер шел к окну Эрлена Луценко, чтобы устроить ему смертельную каверзу.
Отцепить от двутавра держатель, сложить арбалет, бросить все это в рюкзачок — заняло секунды. По уоки-токи:
— Алинка, как у тебя?
— Хорошо. Никто не звонил.
Отбой.
И вниз. ВНИЗ, СЛАВА БОГУ! Отбивая бойкую дробь по скользким железным ступенькам. Даже не думая, что напоследок можно свернуть себе шею на безобидной лестнице.
Когда мои ноги коснулись земли, я почувствовал, что весь дрожу. Весь, с головы до пят — раньше такое бывало после месячного запоя. Но зато все позади! ВЕДЬ ВСЕ ПОЗАДИ! Все самое трудное. Остается дождаться, когда Эрлен, проснувшись, выйдет на кухню, и нажать на красную кнопочку. И завершить оплату своих долгов Голобладу…
В сторожке царили тишь и покой. Обе девчонки, уже одетые, спали в обнимку на тахте. Турок Алина бесцеремонно скинула на пол, — им все равно, — а сама сидела на пуфике и откровенно клевала носом. Она так и не сняла с лица маску и, наверное, ей было жарко.
Стоило мне войти внутрь и с грохотом опустить рюкзачок на пол, как Алина вскочила и зашипела:
— Не разбуди! — тыкая пальцем в сторону тахты.
Я испуганно замер, но девочки продолжали мирно посапывать, не обратив на меня, слона, никакого внимания.
— Ты все закончил? — Алина на цыпочках подкралась ко мне, и я молча кивнул в ответ. — Тогда уходим. Пока не проснулись эти красавицы. — Она схватила валявшиеся на грязном столе «Вальтер» и «Беретту» и догнала меня уже на пороге.
Со стройплощадки мы выбрались через дыру, обрамленную телами трех сладко спящих овчарок. Меся грязь, перебежали к «поршу» и, только устроившись в кабине, вздохнули свободно.
— Не курила со времен сотворения мира, — пожаловалась Алина и потянулась за «Данхиллом», забытым в машине. — Слава, рвем когти отсюда! — Она повернула ключ зажигания и дожидаясь, когда немного прогреется двигатель, повернулась ко мне. — Рассказывай! Рассказывай! — Ее всю трясло от нетерпения.
— А чего рассказывать? Все, как обычно… Там был сад. — Я открыл бардачок и отыскал пачку «Ригли'с». — Сад с миллионом цветов и бассейном. И зеленым-зеленым газоном. — У Алины начали округляться глаза. — Знаешь, как пахнет под дождем ночной сад?
— Ты надо мной смеешься? Да, Слава? — Алина протянула руку и потрогала мой лоб.
— А еще там была собака. Бультерьер. Добрый-добрый. Он мне помогал…
— Тебе надо поспать.
— …Белый, отлично воспитанный бультерьер, который живет на крыше. Совсем как Карлсон.
— Не пугай меня, Славка! — Алина отпустила сцепление, и «порш» задом выкатился на дорогу.
— Я не пугаю, милая девочка.
— И не называй милой девочкой.
Я рассмеялся и, приоткрыв окно, выкинул обертку от «Ригли'с».
— Все равно, милая. Ведь я, кажется, очень тебя люблю.
Алина бросила на меня недоверчивый взгляд.
— Действительно, очень-очень… Ладно, проехали. Нам сегодня еще предстоит прослушивать кухню Эрлена. И нажимать на кнопку. А вот после этого поедем домой и будем беседовать о любви, сколько влезет. — Я потянулся и сладко зевнул. — Там, на крыше, действительно живет бультерьер…
* * *Первые признаки жизни в квартире Эрлена проявились в восемь утра. Сначала я услышал, как заработало радио, — наверное, в спальне. Потом вдалеке кто-то громко и протяжно зевнул. Виртуозно зевнул, ну прям как в опере! А минут через десять в ванной зашумел душ.
Чувствительный микрофон, который я установил на окне, послушно фиксировал все звуки. Все, но только не те, что мне были нужны. На кухню Эрлен пока заходить не спешил. И я с маленьким черным наушником в ухе сидел в машине и терпеливо ждал. Рядом ерзала на водительском кресле Алина. Ей тоже, очень хотелось послушать…
За то время, что прошло с моего путешествия но крану и крыше, я успел выкупаться в озере, мы съели по гамбургеру и по мороженому, выпили двухлитровую бутыль «Кока-колы» и переехали с одного места — оттуда нас почему-то турнули менты — на другое. Слышимость была просто великолепной.
…Неожиданно что-то прошуршало у самого микрофона, и я весь подобрался, как пинчер перед норой барсука. Сдвинул на дистанционном пульте предохранитель. Мой большой палец потянулся к кнопке. Еще немного и…
— I waiting, I waiting for you… — фальшиво пропел прямо мне в ухо тонкий девичий голосок. Я чуть не оглох. И чуть не лопнул от злости, возвращая пульт на предохранитель.
— У него там шлюха, — сообщил Алине. — Копошится на кухне.
— Дай послушать, — не выдержала она.
«Слушала бы ты лучше» Гарбич», милая девочка», — подумал я, но все же протянул боевой подруге наушник. Заслужила, так пусть потешится.
Алина замерла — вся внимание. Потом начала докладывать обстановку:
— Это не его баба, точно. Девка по вызову. Бубнит себе под нос, что ничего не может найти на кухне и обзывает Эрлена педерасом и евнухом. Это все ее чувства… Та-а-ак, что-то грохнула, кажется, чашку. Матерится, как боцман… Накрывает на стол… Эрлен выключил душ, сейчас припрется. Кофе они будут пить здесь… Блин, ну у него и шлюха!.. Вышел из ванной, сказал: «Сейчас» и убрался в комнату. А эта уже чавкает в одиночку. Слава, — Алина повернулась ко мне, — придется валить и ее.
— Не жалко, — решительно заявил я, хотя внутри все противилось этому. Ведь девка виновата лишь в том, что она глупая вульгарная блядь. А это не карается смертью. — Давай, возвращай наушник.
Алина послушно вытащила его из уха и вложила в мою ладонь.
Девка чавкала, действительно, виртуозно. Я заслушался, как она шумно отхлебывает из чашки, пользуясь тем, что одна. Эрлен затерялся в недрах квартиры. Укладывает, должно быть, свою шевелюру феном, умащивает нежное тело лосьонами.
— Эля! — вдруг пронзительно проорала шлюшка. Так, что я даже подпрыгнул. — Ну, сколько ждать тебя?!
«И правда, сколько ждать тебя. Эля?» — мысленно поддакнул ей я. И почти сразу услышал — впервые в жизни услышал — его баритон.
— Ты уже жрешь? — Он ухмыльнулся. — Не подождать?
— Тебя дождешься…
Он объявился на кухне! И ему оставалось жить меньше минуты!
Мой палец дрожал над красной кнопкой. Но я, собрав волю в кулак, выжидал. Чтобы наверняка! Наповал! Одним точным выстрелом!
Скрип табуретки… Легкий перезвон посуды… Что-то куда-то набулькивают… Что-то куда-то накладывают…
Приятного аппетита, Эрлен Израилевич! Я надавил на кнопку!
В наушнике раздалось шипение, настолько громкое, что почти заглушило все остальные звуки. Конечно! — ведь раструб, из которого выходит супертабун, находится рядом с микрофоном. «А не помешают ли газу жалюзи? — Вдруг спохватился я. — Ведь у них на окне вертикальные жалюзи. Хотя, они наверняка раздвинуты. Не сядет же эта парочка завтракать в темноте».
— Чего это там шумит на окне? — сквозь шипение донесся до меня голос Эрлена. — Ты, что ли, чайник туда… О-о-а!!! О-о-а!!!
— Эля! Эля! Что с тобой? Сердце? Серд… О-о-а!!! О-о-а!!!
Я вынул наушник и кинул приемник в бардачок. Алина вопросительно смотрела на меня.
— И шлюху тоже, — пробормотал я. — Интересно, она красивая?
— Все? — Алина отвернулась и уставилась в лобовое стекло. Куда-то в дальние дали… — Все, Слава?
— Все. Можно ехать.
Она завела машину, отчалила от поребрика и перестроилась в левый ряд.
— Жалко дуру. Да, Слава? — снова повернулась она ко мне на светофоре.