слухам, нравился королеве даже слишком сильно. Настолько сильно, что возмущенный Хлотарь приказал его на всякий случай зарезать.
— Может, забыл кого, отче, за давностью лет, — чуть более твердым голосом сказал Хлотарь. — Разве упомнишь всех! Сорок четыре года уже король. Все, не в чем мне больше каяться. Сына Дагоберта ко мне позови.
Молодой король сел на стул, который только что освободил епископ. Он выжидательно посмотрел на отца и не говорил ни слова.
— Брату Хариберту Аквитанию отдай, — зашептал Хлотарь. — Бродульф, брат королевы покойной, пусть его майордомом будет. Жену Гоматруду не обижай и детей ей поскорее заделай. Наследники нужны, иначе рухнет вся страна. Она тут?
— Тут, тут, — успокоил его Дагоберт.
— Поклянись, что сделаешь все по моему слову, — голос короля затухал.
— Святым Мартином клянусь! — поднял руку Дагоберт. — Чтоб мне пусто было!
— Тогда позови свою жену и Хариберта, попрощаться хочу. А потом остальные пусть зайдут. Мне уже недолго осталось.
Вечером того же дня великий король испустил дух, покаявшись и приняв святое причастие. Он ушел умиротворенный, с улыбкой на лице. Он сделал все, как нужно, раздал все указания и не забыл ничего. А вот его сын, как только получил весть о смерти отца, приказал позвать жену. Гоматруда, которую муж ненавидел, прибежала быстро, и теперь стояла, опустив глаза вниз. Её немного потряхивало. Дагоберт спал с ней всего пару раз, потому-то и детей она не родила. Но кого это волнует, ведь злая молва обвиняла в бесплодии именно ее, а не короля.
— Собирай вещи, и чтобы к завтрашнему обеду духу твоего здесь не было, — сказал ей Дагоберт, не удосужившись даже поздороваться. — На виллу Беслинген поезжай, за Рейн, и носа оттуда не высовывай. Если еще раз твою рожу постылую увижу, пеняй на себя!
— Да как же так! — по щекам королевы потекли злые слезы. — За что мне позор такой? В чем я виновата? В том, что ты не спишь со мной, а сам ни одной юбки в Австразии не пропустил?
— Пошла вон! — отчетливо проговорил король.
— Я брату пожалуюсь! — слезы потекли ручьем по щекам молодой девушки. Ей еще и двадцати не было. — Он меня в обиду не даст!
— Ах да! Как я мог забыть! — криво усмехнулся Дагоберт. — У нас же брат есть! Его светлость будущий майордом Аквитании! — и он заревел. — Графа Леутона ко мне!
Граф Парижа был неподалеку, как и все чины обоих королевств, которые жили ожиданием перемен. Он встал навытяжку, преданно поедая глазами нового короля.
— Герцога Бродульфа изловите, — дал команду Дагоберт. — Он где-то тут крутился. А когда поймаете, голову ему срубите прямо у меня во дворе. Насладиться этим зрелищем хочу!
— А… а за что, ваше величество? — растерялся граф.
— За измену, Леутон, за измену! Замыслил герцог короля убить, а на трон посадить его малолетнего брата. Ну, а сам он майордомом хотел стать, и править самовластно.
— Слушаюсь, ваше величество! — с трудом проглотил комок в горле граф, стараясь не смотреть на королеву, которая завыла страшным голосом. — Сейчас все исполним.
— Ты еще здесь, стерва? — лениво повернулся к жене Дагоберт. — Я велю пока плаху не убирать. Если в полдень ты еще здесь будешь, тебе тоже башку снесут. Вон!
Дагоберт вышел во внутренний дворик, где два рослых лейда держали одуревшего от ужаса герцога, который еще несколько минут назад был одним из самых могущественных людей королевства. Он прочитал свой приговор в довольных глазах шурина и плюнул в него. Герцог не стал просить пощады.
— Руби! — скомандовал граф Леутон, и голова брата королевы покатилась по камням двора старинной римской виллы.
— Хорошо! — удовлетворенно кивнул Дагоберт. — Как же хорошо! Завтра пир и раздача подарков. Я не обижу никого из тех, кто верно мне служит.
Три недели спустя. Массилия. Бургундия.
Юркий всадник, который пришел одвуконь из окрестностей Орлеана, бросил поводья королевским лейдам и поковылял на кривоватых ногах к самому королю. Его нукеры встали у входа, перебрасываясь словами с королевской охраной. Гостя тут хорошо знали, он был старшим сыном хана Октара. Бумын, так его звали. Он получил богатые земли на севере королевства, как и многие знатные всадники. Их семьи поселились вдоль северной границы, чтобы по первому же сигналу сесть в седло и дать отпор вражескому войску. Грабежи и насилия первых дней понемногу сошли на нет, и вчерашние дикари начали привыкать к местной жизни, практическим умом пастуха сделав вывод, что барана лучше стричь, чем снимать с него шкуру. Да и местные понемногу смирились с новой знатью, тем более, что ни по манерам, ни по жадности франки кочевникам не уступали ничуть.
Особняк Динамия, бывшего когда-то давно патрицием Прованса, стал королевским дворцом. Мечта Добряты сбылась. Был теперь у него свой собственный дворец, пусть и совсем небольшой. Тот разговор с женами королевское семейство постаралось не вспоминать. Каждый из них делал вид, что он позабыт. Так хорошо позабыт, словно его и не было никогда. Только иногда Добрята замечал косые взгляды своих жен, которые они бросали на него, думая, что он ничего не замечает. Испуганный взгляд Клотильды и задумчивый Марии. Но, стоило лишь ему повернуться, как их лица снова озаряла белозубая улыбка, а на щеках появлялись прелестные ямочки. Девушки опять становились теми же милашками, которые так понравились ему тогда. И даже изрядно заметные животики не портили их совершенно. Он просто таял от их ласк, не давая себе труда задуматься, а насколько искренни его жены на самом деле. Добряте было на это плевать. Он был им нужнее, чем они ему, и это тут понимали все. Сейчас королевы отдыхали, а король принимал в большом зале нежданного гостя, который проделал длинный путь от самого Орлеана.
— Мой хан, приветствую тебя! — Бумын склонил голову. — Хан Хлотарь умер. Теперь его сын Дагоберт правит Нейстрией и Австразией.
— Давно это случилось? — спросил Добрята, до боли сжав скулы. Старый больной Хлотарь был для него куда лучше, чем молодой и сильный Дагоберт. Не нужна ему сейчас эта война. Ему бы в эту землю корнями врасти. А что может быть лучше, чем больной старик на троне, который не хочет отдавать власть молодому сыну? Война неизбежна, но лучше вести ее, когда ты силен, а твой противник слаб. Иначе незачем и начинать. А у него еще ничего не готово…
— Три недели назад помер, — ответил Бумын. — Я сразу сюда поскакал, как только весть из Парижа получил. Отец скоро сюда прибудет, и старейшины других родов тоже.
— Это хорошо, — кивнул Добрята. — Весной война начнется, готовиться будем. Будь моим гостем, батыр. Я жду тебя