ты не собираешься помогать мне в раскрытии дела, но идёшь за мной по пятам, как шпион.
— Не ищи логики в поступках эльфа: мы движимы высшими чувствами.
— Или глупостью.
— Что ты сказал?!
— Что нам надо на улицу каменщиков: я снова заблудился…
Глава 19
Бей гада! Главное завалить, а там запинаем.
Братва и кольцо
Гулять со странным парнем, называющим себя эльфом — та ещё задачка: на вас постоянно смотрят, оборачиваются вам вслед и, что греха таить, иногда плюются под ноги. Меня очень занимала причина такого отвращения, поэтому я не преминул спросить об этом самого виновника курьёзных ситуаций:
— Эй, Эйва… Эйвариллиан, почему на нас так странно смотрят?
— Думаешь? — остроухий усмехнулся. — Наверное, это из-за того, что у меня острые уши.
— И что в этом такого? У меня вот, длинный нос… Был. Кхм.
Мой собеседник остановился посреди загруженной людьми улицы.
— Лойд, ты прикидываешься?
Прохожие смотрели на нас, как на умалишённых, и в особенности — на меня. Это доставляло знатное неудобство, хотя, справедливости ради, и не столь смертельное, чтобы возжелать спрятаться в какой-нибудь тихий уголок.
— Я не прикидываюсь.
— Тогда издеваешься? Правнук работорговца не знает, почему общение между человеком и эльфом вызывает подозрения?
Я быстро нашёлся с ответом:
— После удара молотком по голове мне начисто отшибло память.
Убийце нечем было крыть, поэтому он оказался вынужденным брякнуть что-то такое, чтобы закрыть моё любопытство, и это несмотря на ошивающихся по близости зевак и сплетников.
— Как знает самый маленький ребёнок человека, благодаря сказкам, басенкам и песенкам, всякий ныне живущий эльф раньше пленил его доисторического человеческого собрата и изредка держал его на свободном выгуле, как животное. Люди тогда были чем-то навроде бесплатной рабочей силы: покажешь человеку огонь — и он забесплатно перепахает тебе поле, чего эльф-сосед никогда за просто так не сделает. И плевать вам всем, что уже сменилось три поколения эльфов, и только мой прапрадед, которому перевалило за три тысячи лет, помнит, каково это — видеть слабого человека. Для людей все мы — бывшие работорговцы. Даже я, полукровка. Мой отец проливал кровь за империю, а я и сейчас не могу зайти в некоторые районы города и вынужден опасаться различных группировок «мстителей», расхаживающих в белом одеянии с разрезом на лице. Такой ответ тебя устроит, де Салес?
— Делаешь акцент на моей фамилии? Думаешь, люди должны относиться к тебе не предвзято, когда ты сам этим грешишь?
— Три тысячи лет и сто — большая разница, Лойд. Настолько большая, что и не сравнить. За три тысячи лет можно потерять всякое представление о прошлом, а за сто — помнить, в какой нужник сходил тот или иной генерал.
— Тогда почему же люди так хорошо помнят события тысячелетней давности? Может, дело не только в прошлом?
— Ой, только не надо тут ля-ля! Ты прекрасно знаешь, что сейчас эльфы оккупировали территорию полуросликов, с которыми вы, людишки, стали очень дружны, и теперь мы вновь попали в ваш чёрный список. Этой новости неделя, её ты уж точно не должен был забыть!
— Так бы сразу и сказал: «мой народ убивает союзников государства, в котором я живу, поэтому меня здесь терпеть не могут и всякий челочек, кто со мной якшается — потенциальный пособник оккупации и терроризма». Тогда бы я сразу понял, почему окружающие смотрят на меня с таким презрением…
— Болтать ты мастер.
Вокруг нас собралась небольшая толпа зевак. Надо было идти, только я не знал в какую сторону, поэтому мне пришлось спросить об этом эльфа.
Но нам не дали тронуться с места: путь на улицу каменщиков перегородила группа подростков.
— Эй, почему ты общаешься с этим отребьем? Хочешь нажиться на оккупации гримншира? — плюгавый юнец подбоченился и с ожиданием на меня посмотрел. Он хотел ответа, и молчание, должно быть, его бы не устроило.
Эльф наклонился ко мне и шепнул на ухо:
— Скажи, что я попросил у тебя мелочи. Встретимся на улице каменщиков.
Не имея ничего против, я так и поступил: обозвал эльфа попрошайкой и направился в сторону, чтобы спросить у прохожих дороги. Группа мальчишек в это время взяла эльфа в круг и стала его допрашивать.
— Что, мало тебе денег, которые вам даёт государство? Сидите на пособиях, как сущие граждане империи, и ещё побираетесь по улицам? — юнец набрал побольше воздуха в грудь и «ударил» по эльфу мощным плевком.
Я ожидал, что убийца начнёт драку, но никакой реакции с его стороны не последовало: он просто утёрся и попросил пройти. Ему не позволили этого сделать, и начали толчками гнать в проулок под одобрительные возгласы прохожих.
Вскоре жизнь на улице вернулась в прежнее русло, а все крикуны умолки и поспешили по своим делам.
«Иногда, как правило — в часы меланхолии, к государственному служащему неожиданно приходит осознание, что многим жителям страны, которой он так верно служит, им, так громко кричащим о безграничной любви к государству, на самом деле не нужно, да и, честно говоря, не очень хочется защищать родных и близких, друзей и дом — им нужно, даже прямо-таки жизненно необходимо сорвать на ком-то свою животную злость, возникшую от неразделённой любви, унижений на работе, плохой погоды и прочего; от несоответствия потаённых желаний и самой жизни, в конце концов.
Мальчишка мечтал об особняке, но приходит в съёмную квартиру и начинает искать виноватых. Кто обрёк его на путь нищеты и бесчестия? Конечно, какой-нибудь слабак, который не даст сдачи и которому можно от души врезать. В этом плане в королевстве было много патриотов: они ловили неугодных, били их дубинками с гвоздями, а потом, когда их приводили на допрос, искали в глазах дознавателей одобрение. И они его, как правило, находили»
Я направился в проулок, куда повели эльфа, и встретился с моим телохранителем лицом к лицу. Он утирал стилет от крови: плюгавому бедолаге перерезали горло и засунули его перочинный ножик прямиком в глазное яблоко. Оно наполовину вытекло, как яичница-глазунья, и выглядело весьма скверно.
— В какой раз ты меня удивляешь, Лойд. Решил поиграть в героя? Растолкать пятерку сопляков и получить моё одобрение?
— Решил, что будет забавно понаблюдать, как тебе надирают уши.
Эльф понятливо кивнул и спрятал стилет.
— Дерьмо не убивают на людной улице. Его режут в темноте… — заметив, что какой-то паренёк ещё дышит, убивец подошёл к нему и принялся пинать. На каждый стук сапога об тело он повторял: — Представь, у него есть мама. И папа. И