Читать интересную книгу Начало жизни - Елена Серебровская

Маленькая тетя Надя в сером платке, завязанном вокруг шеи, и Федоровой дождевом плаще легко вскочила на телегу и взяла вожжи. Маша поместилась сзади нее на сене, укрывшись брезентом, и они поехали.

Дождь лил такой, что в воздухе потемнело. Иногда небо трескалось, как перегретая земля, и в трещину был виден другой, далекий огненный край. Раздавался грохот, словно куча булыжников обваливалась сверху на дно оврага, и снова темнело. Лошадка, видавшая виды и не раз выручавшая хозяев, трусила мелкой рысцой, не пугаясь грозы.

— А, чтоб твою душу на колючую грушу! — ворчала тетя Надя, когда лошадка не могла взять крутого подъема. Копыта скользили по глине, съезжали вниз. — Иди же, Серый! Доктора искать будем Федору, слышишь?

Серко напрягал силы и взбирался на глинистый пригорок. Маша была убеждена, что лошадь — в курсе дела, знает, что с хозяином беда.

Далекие зарницы осеняли поля и гасли, небо полыхало, ветер гудел в ушах и леденил мокрый лоб.

Наконец, дождь притих. С большим трудом добрались до большого села, где жила фельдшерица. Дверь открыла хозяйка.

— Уехала Петровна, отпуск ей дали на месяц, к сыну уехала в Смоленск, — доложила она тете Наде.

— Ой, что вы говорите! Человек умирает, а ее нет! Нельзя его без помощи оставить.

Покачивая головой, хозяйка слушала рассказ о Федоре:

— В Привалове дачница приехала из Москвы, доктор. Попросите, может согласится поехать. Погода-то не больно хороша, да и дорожка ай-ай!

Тетя Надя повернула Серка в Привалове. Еще неизвестно, какой специальности этот доктор. И захочет ли она тащиться бог весть куда? Но надо попытаться.

Чтобы приободрить Серко, тетя Надя встала на телегу и правила стоя. Она рассказывала лошади, что они непременно найдут московского доктора и упросят его спасти Федора.

В Привалове врачиху нашли сразу же. Она приехала всего два дня назад и спала чуть ли не сутки напролет. На этот раз повезло — врачиха была по специальности хирург, и хозяйка видела у нее никелированный ящичек с инструментом.

— Сказала — никого принимать не будет и никуда не поедет, — предупредила хозяйка, прежде чем впустить тетю Надю в избу.

— Ладно, это уж моя забота.

Они вышли обе, тетя Надя и дачница, минут через десять и сели в телегу. Маша с уважением разглядывала металлический ящичек, который врачиха держала на коленях. Эти руки этим инструментом могут спасти жизнь человеку!

Дорога назад была легче. Дождь прошел, я только где-то вдали, на краю потемневшего неба вспыхивали зарницы. Гроза уходила к востоку.

Смотреть на операцию Машу не пустили. Потом тетя Надя рассказывала: Федор лежал без сознания. Кипятили инструмент, а жена его всё просила: «да бросьте вы это баловство, и так ножик чистый, режьте уж, видите, помирает человек!».

Сделав операцию, врачиха сказала: «Завтра было бы поздно!». Ничего не взяла и уехала, обняв на прощание тетю Надю и улыбнувшись ей большими усталыми глазами.

Утром Федор послал за тетей Надей. Ему сразу полегчало, и он торопился сказать снохе спасибо.

— Ты поправляйся — и ладно, — ответила она. — Только ты скажи им всем — жене, старику и прочим, чтобы никогда больше колдуна не звали. Ты одной ногой уже в могиле был по его милости. Мне «спасибо» не надо, ты им скажи, чтобы поняли…

Федор обещал сказать.

* * *

Папа писал из Ленинграда, что ему совсем не нравится такой отдых жены и детей, что нельзя же вечно забывать о себе и что надо же ей наконец отдохнуть по-настоящему. «Июнь вы пробыли у Нади, остальное время отдохните», — настаивал он и перевел маме тридцать рублей.

Поближе к железной дороге в лесу был расположён питомник, в котором выращивались молодые деревца для садов и парков. Заведующий питомником с женой и двумя детьми занимал четырехкомнатный дом и охотно пускал на лето квартирантов.

Заведующий питомником Тихон Николаевич был знаком тете Наде, и в середине июля Анна Васильевна с детьми перебрались на новую дачу. Здесь можно было отдохнуть от телячьего мычания, грязи и протекающей крыши. Кстати, наступила солнечная погода.

Маше нравилась новая дача. Дом, в котором они жили, а с ним и вся территория питомника были окружены высоким деревянным забором и оградой из желтой акации. А вокруг был лес, рощи, вырубки, заросшие малинником, луга, дышавшие солнцем и медом. Ближняя деревня находилась за две версты.

Стройными длинными рядами, как по протянутой нитке, выстроились здесь маленькие деревца, похожие пока на цветы. Меж деревцами кое-где были врыты в землю горшочки с водой. Туда сваливались медведки — вредители, перекусывавшие молодые деревца. Маша с Севой рассмотрели одну: противная, страшная, вроде мягкого рака! Они бросили ее обратно в воду: вредитель, так ей и надо.

Целыми днями Маша бродила со старшим братишкой по лесу, собирая лесные сокровища. Строили шалаши, украшали головы коронами из цветов, собирали ягоды, грибы, разноцветные перышки лесных птиц.

Птицы были любопытны и неосторожны, они подпускали детей совсем близко. Пестрый удод с веером на голове слетал на тропинку у самых Машиных ног, удивленно глядел на неподвижно замершую девочку и докладывал: «У-дод! У-дод!». По высокой траве бродили аисты в форменных мундирах, похожие на картинки к «Петербургским повестям» Гоголя. Они поджимали белые, отороченные черным крылья и время от времени опускали в траву длинные, как канцелярские ручки, красные клювы.

Маше очень захотелось поймать аиста, чтобы подержать его, рассмотреть и выпустить. Один из них бродил совсем рядом, в четырех шагах. Маша стала подкрадываться сзади к задумчивой птице. Мысленно она говорила аисту: «Ты не бойся, ябольно не прижму. Я только потрогаю тебя немножко, рассмотрю и отпущу обратно».

Аист наверно подслушал ее мысли. Он обернул голову — с его длинной шеей обернуться не составляло труда — и посмотрел на девочку, словно хотел сказать: «Ты детеныш человека. Кто знает, что взбредет тебе на ум, когда ты будешь сжимать мои перья своими голыми цепкими руками…»

До него оставалось всего шага два, Маша протянула руки вперед и бросилась на птицу. В тот же миг над ее головой шумно захлопали сильные крылья улетающего аиста. Он удалялся, вытянув назад длинные ноги в красных лакированных сапожках.

Маша валялась на траве, смотрела в небо и думала: «Почему одни люди красивые, другие нет? Чем я виновата, что мне достались такие толстые, словно распухшие губы? Я хочу тонкие. Но мне досталось именно это лицо, а не другое. Значит, есть судьба? Неужели нельзя ничего изменить и надо подчиняться?».

Удивительная женщина тетя Надя. Смелая, энергичная, умная, а с виду пиголица, лицо с кулачок, нос фасолинкой… Как она стоя правила лошадью, когда спешила спасти дядю Федора! Она тогда казалась Маше и ростом повыше, и лицом красивей. Это смелость, настойчивость сделали ее такой. Если человек хорошо поступает, он делается красивее. Ну, хоть немножечко, самую малость, но всё-таки делается. А ведь тетя Надя — сильная. Она же всегда одна в этой деревне, одна против этой темноты, отсталости.

Маше делается стыдно: как это она, городская, грамотная девочка поверила на миг, что колдун поможет дяде Федору! И родители у нее такие ученые, а она поверила. Что же спрашивать с неграмотных! А тетя Надя не поверила ни на минуту. Если б не она, дядя Федор умер бы и лежал зарытый в землю, на кладбище. Вот какая тетя Надя!

— Маша! Машенька!

Мама вышла за ворота и зовет свою помощницу. Помощница валяется в траве, совершенно забыв о том, что обещала маме принести вязанку хворосту.

«А я вот какая! Довольно неважная. Посулила маме помочь и забыла».

— Иду!

Маша прихватывает Севу, они берут у мамы две веревки и уходят в лес. Под высокими темными сводами на земле валяются сухие ветки. Дети собирают хворост в кучу, связывают одной веревкой и оставляют на месте. Идут дальше, собирают еще и приготавливают вторую вязанку, побольше.