рот, богиня повернулась к нему, ее глаза встретились с его.
— Аид.
Она выдохнула его имя, и этот звук заставил его вздрогнуть. Он был еще больше удивлен, когда она обхватила себя руками за талию и уткнулась головой ему в грудь. На мгновение он застыл. Разве он только что не хотел предложить ей утешение? Почему он вдруг не смог пошевелиться? Медленно он прижал руку к ее спине, другой запустив пальцы в ее волосы, ненавидя то, что пальцы Адониса испытали ее прикосновение.
Он обнял ее на мгновение и хотел держать дольше, но им нужно было покинуть это место, поэтому он провел пальцем под ее подбородком, наклоняя ее голову, пока ее глаза не встретились с его.
— Ты в порядке?
Она покачала головой.
Аид стиснул зубы, подавляя желание найти Адониса и превратить его в пепел.
— Пойдём.
Он привлек ее к себе и повел к выходу. Как и раньше, толпа расступилась, но на этот раз это было потому, что они могли видеть его. Он сбросил свою невидимость, когда приблизился к Персефоне, и не потрудился снова наложить чары. Они замерли и смотрели, пока гремела музыка.
— Аид…
— Они этого не запомнят, — заверил Аид, зная, что ее беспокойство возрастет при мысли о том, что их увидят вместе в таком виде на публике. Средства массовой информации нагрянули бы, в заголовках появились бы спекуляции. Она стала бы историей, а не рассказчицей.
Как бы сильно она не хотела, чтобы это произошло, Аид тоже этого не хотел, и когда они подошли к краю толпы, его магия вырвалась наружу, крадя воспоминания и возвращая танцпол в его блаженный хаос.
Затем Персефона попыталась убежать.
— Лекса!
Она двигалась слишком быстро и покачнулась. Аид не был уверен, то ли она споткнулась, то ли слишком много выпила. В любом случае, он наклонился, чтобы заключить ее в объятия, не желая рисковать и гнаться за ней.
— Я позабочусь о том, чтобы она добралась домой в целости и сохранности, — пообещал он.
Он наблюдал за ее лицом, видя, как она крепко зажмурила глаза и нахмурилась.
— Персефона?
— Хмм?
Ее голос вибрировал, ее дыхание дразнило его губы, принося аромат вина и чего-то металлического, что он не мог точно определить.
— Что с тобой?
— Кружится голова, — прошептала она.
Он ничего не сказал, но вышел из здания. Если он останется еще немного, то сожжет его дотла и навлечет на себя гнев Афродиты, что он мог бы приветствовать, чтобы освободиться от этого гнева. Снаружи воздух был прохладным, и Персефона начала дрожать, теснее прижимаясь к его груди. Она сделала глубокий вдох.
— Ты вкусно пахнешь.
Ее маленькие ручки вцепились в его куртку, и он усмехнулся ее отсутствию сдержанности, крепче прижимая ее к себе, когда нырнул на заднее сиденье своего лимузина. Он подумывал о том, чтобы прижать ее к себе, пока они не прибудут в Невернайт, но передумал. К ней пристали на танцполе Ля Роуз, и, вероятно, она хотела держаться на расстоянии. К тому же, ей было холодно. Он помог ей сесть на сиденье рядом с собой и отрегулировал кондиционер так, чтобы тепло согревало ее.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она тихим голосом, и Аид посмотрел на нее, откидываясь на спинку своего места.
— Ты не слушаешь приказов.
Она издала хриплый смешок.
— Я не подчиняюсь твоим приказам, Аид.
Они сидели близко, соприкасаясь плечами, руками и ногами, склонив головы, делясь дыханием, теплом и пространством, и он знал, что влип, потому что все его тело напряглось, включая член.
— Поверь мне, дорогая. Я в курсе.
— Я не твоя дорогая.
Аид наблюдал за ней, вглядываясь в ее лугово-зеленые глаза, остекленевшие от алкоголя и кипящие от подавленной страсти. Когда он заговорил, его голос был грубым, тяжелым от возбуждения.
— Мы уже проходили через это, не так ли? Ты моя. Я думаю, ты знаешь это так же хорошо, как и я.
Она скрестила руки, подчеркивая свою грудь, и с вызовом вздернула подбородок.
— Ты когда-нибудь думал, что, может быть, это ты мой?
Ее слова зажгли огонь в глубине его живота, и уголки его рта приподнялись, взгляд упал на ее запястье.
— Это моя метка на твоей коже.
На мгновение воцарилась тишина, и это обожгло воздух между ними. Затем она оседлала его, положив руки ему на плечи, ее стройные ноги обхватили его бедра. Ее мягкость прижалась ко всем его твердым краям, и он стиснул зубы, сжав пальцы в кулаки по бокам. Он хотел прикоснуться к ней, прижать ее ближе, почувствовать ее сильнее, но она была пьяна, и это казалось неправильным.
Улыбка тронула ее губы, и он почувствовал, как его глаза загорелись, прожигая ее душу. Она знала, что делает, дразня его, бросая ему вызов. Она наклонилась ближе, кончики ее грудей задели его грудь.
— Мне стоит оставить метку? — спросила она приглушенным голосом.
— Осторожнее, богиня, — предостерег Аид. Она играла с тьмой, и он поглотит ее.
Она закатила глаза.
— Еще один приказ.
— Предупреждение.
Слова проскрежетали у него сквозь зубы. Наконец, он больше не мог этого выносить. Его руки сомкнулись на ее обнаженных бедрах, и он был вознагражден звуком, когда у Персефоны перехватило дыхание. Он немного наклонил голову, так что их губы оказались на одном уровне. Ее руки переместились, пальцы запутались в его волосах у основания шеи.
— Но мы оба знаем, что ты не слушаешь, даже когда это лучше для тебя.
— Ты думаешь, что знаешь, что лучше для меня?
Ее губы коснулись его губ, когда она говорила.
— Думаешь, что знаешь, что мне нужно?
Он усмехнулся, и его руки проникли под ее платье, ища ее тепло. Персефона ахнула.
— Я не думаю, Богиня, я знаю. Я мог бы заставить тебя поклоняться мне.
Воздух вокруг них казался тяжелым и заряженным, насыщенным их голодом. Аид обнаружил, что не может сосредоточиться ни на чем, кроме нее — на каждой части ее тела, которая касалась его, на запахе ванили в ее волосах, на том, как она прикусила свою пышную губу, когда смотрела на его губы.
Затем она поцеловала его, и он открылся для нее, их языки скользнули вместе, пробуя на вкус, исследуя, требуя. Его руки переместились к ее спине, и он прижал ее ближе, его возбуждение поместилось между ее бедер, становясь все сильнее по мере того, как она становилась все более неистовой, пальцы запутались в его волосах, заставляя его голову запрокинуться, целуя его глубже и сильнее, чем он когда-либо мог себе представить. Он не