Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я должен сказать личное мнение, что источником многих мыслей Толстого, источником, который проходит у него сквозь пласты сомнения, проходит сквозь груды вариантов, таким источником является то, что в то время называлось нигилизмом, причем этот источник существует всегда в сопровождении отрицания его.
Обнажается эта драма в таких сценах романа, как разговор Левина с его братом Николаем. Я уже ссылался на этот разговор.
Брат Николай – это брат Толстого Дмитрий; он прочел когда-то «Выбранные места из переписки» Гоголя и ушел в деревню, чтобы осуществить идеал помещика.
У него это не вышло, потом он стал нигилистом.
Так вот, когда Левин сообщает брату свой план, план создания новой заинтересованности крестьян в споем труде, то брат-нигилист говорит: «…ты взял старую мысль и вынул из нее самое главное» – имеется в виду вопрос о собственности.
Левин не находит возражения.
Лев Толстой не может ему помочь.
Это главное для самого Толстого: вопрос о собственности, прежде всего вопрос о земельной собственности.
То самое главное, что вынуто, что вынуто и что приводит людей к нигилизму, это вопрос о земельной собственности.
Вопрос о собственности – я говорю наивные слова – всегда был главным спорным вопросом, но здесь я прибавлю: так же как и вопрос о женской верности.
Толстой имел много детей.
Софья Андреевна свою семью в своих записках называет красивой.
Она любила семью, по ее словам, «до сумасшествия». Но эта семья была в то же самое время семьей наследников.
Семья подчеркивала вопрос собственности. И в точности так вопрос о наследовании земли приходит все время Нехлюдову, как об этом написано в «Воскресении».
Я напомню мысль из уже забытых многими записных книжек Вяземского. Потому что эти слова Вяземского невероятны, особенно потому, что написаны для себя.
Вяземский, друг Пушкина и человек, несомненно, талантливый, пишет о том, что женщина не может иметь мужчину, потому что это вводит нового наследника, изменяет идею рода.
Но если она уже беременна, то есть не может забеременеть второй раз от другого, то это изменяет положение.
Вот, пожалуй, единственное прямое место, что я знаю, где вопрос измены и вопрос наследования как-то сливаются.
Истоки Волги находятся там-то и там-то, – смотри по Энциклопедическому словарю.
Потом река бежит от своего источника бесконечно далеко.
И в одном месте, у Самары (посмотри по карте), она делает крутой поворот. Тут Жигули, тут скала Степана Разина.
Вот тут брали пробы земли, бурили, и породы одной из колонок, что вынуты из земли, обнаружены в яме, – здесь произошел срыв: пласт породы, скажу – исторически раскололся и переместился вниз.
Следом этого переворота является петля, короткая петля у Самары.
Это только сравнение.
Но с этим можно сравнить изменение мысли писателя, это одна из причин так называемых заблуждений – или, во всяком случае, противоречий.
Не будем делать Л. Н. Толстого только политическим деятелем, но по необходимости его отношения к истории России, к революции, которую он пережил, к людям, которых он описывал, скажем: вот эти срывы, крутые повороты мыслей, измененные крутыми поворотами положения, эти повороты срывали сердце Толстого.
Я не знаю, писал ли я когда-либо это, но сейчас могу повторить, отдав полжизни на чтение Толстого.
Он не только видел революцию. Он ее оценивал со своей ранней, юношеской позиции крапивенского дворянина, графа Льва Николаевича, потом офицера русской армии, потом человека, который говорил, видя зло, о несопротивлении злу насилием.
* * *У писателя-реалиста Льва Толстого поведение людей в разные моменты их жизни разное.
Эти разные отношения, повторяющиеся слова, которые в разное время значат совсем иное, – все это является элементом сюжета.
Сюжет строится не только на том, что с человеком происходят разные события, но он, встречаясь с разными людьми, изменяется.
Кроме того, существуют как бы крючки, которые сцепляют эпизоды, сцепляют неожиданно и очень глубоко.
Когда Анна Каренина встречает гостей в доме Вронского, то Анна Каренина, хозяйка дома, имеет другую фамилию, она не Вронская. Вот эта неловкость, которая прежде всего ранит Анну. Она продолжает существовать из эпизода в эпизод. Она строит реальную судьбу Анны. Долли, которая к ней приехала, жена Облонского. У Долли несколько детей. Анна объясняет изумленной Долли, что существует средство против беременности. Долли выслушивает рассказ об этом, «широко открыв глаза… Для нее это было одно из тех открытий, следствия и выводы которых так огромны, что в первую минуту только чувствуется, что сообразить всего нельзя, но что об этом много и много придется думать».
Долли узнает, почему в семьях, в которых она бывает, мало детей. Сам разговор между женщинами пропущен, но женщины задают друг другу вопросы. Анна оправдывается, что ребенок, рожденный ею, непременно будет носить чужое имя, «по самому своему рождению они будут поставлены в необходимость стыдиться матери, отца, своего рождения». Анна говорит: «Зачем же мне дан разум, если я не употреблю его на то, чтобы не производить на свет несчастных…» У Анны уже есть дочка от Вронского. С большими усилиями ее можно узаконить.
Поднят очень большой вопрос, но одновременно он будет существовать, нарастая. Анна едет объясняться с Вронским, она знает, что это объяснение будет бесполезно, но она должна разговаривать с ним. Люди, которые ее окружают, изменены ее положением. Все, что Анна слышит, состоит из непонимания и ссор, хотя Анна твердо знает, что Вронский ее любит. Но она одновременно понимает положение разведенной женщины.
Она представляет себе вымышленный разговор: «Я вас не держу, – мог сказать он. – Вы можете идти, куда хотите. Вы не хотели разводиться с вашим мужем, вероятно, чтобы вернуться к нему. Вернитесь. Если вам нужны деньги, я дам вам. Сколько нужно вам рублей». Это вымышленный разговор с проституткой.
В ссоре, в реальной ссоре, Вронский говорит: «Это становится невыносимо». Она видит, что Вронский уезжает, и идет сцена спокойного отъезда мужчины. Он поправляет перчатки, он отъезжает в открытом экипаже, а не в карете, но сцена как бы повторяет заданную Пушкиным тему, когда любовник уезжает от любимой там, на углу маленькой площади.
Сделаем большое отступление и вновь вернемся к Пушкину.
К бродячему сюжету.
Отрывки Пушкина совпадают с «Анной Карениной» не только отношением Анны к Вронскому, но даже такими деталями, как натягивание заранее надетой перчатки.
Толстой, начав повесть, был в восторге. Ему казалось, что повесть или роман сейчас же будет написан. В письмах Лев Николаевич хвалил стремительность пушкинского повествования и не отправлял писем, потому что считал, что он слишком разоткровенничался.
Этот отрывок действительно напоминает сцену отношения Татьяны Лариной к Онегину, если бы она ушла от мужа-генерала, откровенно и не лукавя сказав, что она любит его, Онегина.
Но между отрывком и оборванным концом «Евгения Онегина», конечно, лежит пропасть.
Теперь вернемся к Толстому.
Толстой понимает, что случайность – это непонятная необходимость. Происходит целый ряд случайностей: разговор Вронского с кем-то, разговор с женщиной через окно, записка, которая передается. Во время проезда Анны на станцию Обираловку все люди враждебны и все люди притворяются. Внезапно одна женщина, едущая вместе с Анной в том же вагоне, повторяет фразу Анны в разговоре с Долли.
«На то дан человеку разум, чтоб избавиться от того, что его беспокоит», – сказала по-французски дама, очевидно довольная своею фразой и гримасничая языком».
Анна ненавидит даму, она смеется над ее старательным произношением, но дама повторяет ее мысли.
Анна говорила, что не надо рожать, чтобы не были несчастными дети. Воздержание от рождения детей Толстым теперь приравнивается к убийству, какое-то странное средство избежать чего-то ненужного.
Толстой продолжает: «Эти слова как будто ответили на мысль Анны».
Избавиться от того, что беспокоит, повторяла Анна.
Она как будто знает историю этой женщины, все закоулки ее души. Тут начинается ряд подтверждений. Кучер Михаиле, румяный и веселый, хорошо одетый, гордящийся тем, что он так хорошо исполняет поручения, передает записку.
«Очень жалею, что записка не застала меня. Я буду в 10 часов», – небрежным почерком писал Вронский.
Случайное оказывается необходимым. Все подготовлено. Анна Каренина в доме Вронского одевалась очень хорошо, может быть, еще лучше, чем в доме Каренина, но там она не чувствовала своего наряда, она считала его частью своей жизни. Странная ассоциация Толстого. Так родовитые люди считали, что почести и деньги должны присутствовать у них, как перья присутствуют на теле птицы. Но мир, в котором оказывается Анна, распадается. Две горничные, ходившие по платформе, повернулись, загнули назад головы, глядя на нее, что-то соображая вслух об ее туалете. «Настоящие…» – сказали они о кружеве, которое было на ней.
- О теории прозы - Виктор Шкловский - Советская классическая проза
- Второй Май после Октября - Виктор Шкловский - Советская классическая проза
- За и против. Заметки о Достоевском - Виктор Шкловский - Советская классическая проза
- Свет любви - Виктор Крюков - Советская классическая проза
- Круглый стол на пятерых - Георгий Михайлович Шумаров - Медицина / Советская классическая проза