Читать интересную книгу Поющие кости. Тайны дЭрбле (сборник) - Ричард Фримен

Позже я выбросил все это из головы и начал думать о более приятных вещах.

Глава 5

НАХОДКИ ИНСПЕКТОРА ФОЛЛЕТТА

Для работы мысли пешая прогулка куда полезнее езды в экипаже. Наверное, существует какое- то взаимодействие между работой мускулов и мозга, которые стимулируют деятельность друг друга. Ходьба подстегивает мысли, а энергия размышления, в свою очередь, передается в опорно-двигательную систему.

По этой причине я, покинув Маркет-стрит, не обращал внимания на проезжающие мимо омнибусы. Мне необходимо было поразмышлять. И мысли мои были сосредоточены вокруг двух самых интересных для меня личностей — мисс Д’Эрбле и доктора Торндайка.

На мое краткое письмо («не нужна ли какая помощь?») мисс Д’Эрбле ответила приглашением на чай, сопровождавшимся массой приветливых слов. Так что мне оставалось только предвкушать удовольствие.

А вот встреча с доктором Торндайком меня тревожила. Конечно, разрешить эту сложную загадку кроме него было некому. Но просить доктора тратить на расследование свое драгоценное время было очень неловко. Тем более что заплатить за работу мне нечем.

Но что остается? Убийцу Джулиуса Д’Эрбле полиция не найдет, тут нечего и мечтать. Он возник из темноты, совершил отвратительное преступление и растворился в темноте, не оставив ни следов, ни намеков на свои дьявольские мотивы. Не исключено, что он исчез навсегда и что тайна убийства Д’Эрбле вообще не будет раскрыта. Но если кто-то и способен ее раскрыть, то только Джон Торндайк. Отсюда вывод: либо злодей продолжит гулять на свободе, либо за расследование возьмется этот замечательный человек.

И поскольку первый вариант меня категорически не устраивал, то оставалось только идти к доктору. Но вначале следовало проверить, есть ли у полиции в этом деле какие-то подвижки.

Размышляя таким образом, я случайно посмотрел на табличку дома, мимо которого проходил. Там значилось: «Доктор Соломон Ашер». Неужели тот самый?

На младших курсах со мной учился один молодой человек с таким именем. Потом он перешел в другой институт, но я его хорошо помнил.

Он был старше, по крайней мере лет на пять, а то и семь. Веселый, приятный парень, любитель выпить. Помню, он всегда пребывал в хорошем настроении. Одевался старомодно, из-за этого над ним все подтрунивали: внушительных размеров очки, забавные бакенбарды, длинный сюртук, а на голове — неизменный цилиндр.

Потрясающе, но дверь дома вдруг распахнулась и на пороге появился Соломон Ашер собственной персоной. В идентичном наряде — очки, бакенбарды, сюртук, цилиндр — и зонтик бабушкиных времен.

Он узнал меня не сразу — за эти годы я изменился, во всяком случае, гораздо больше его, — а затем повнимательнее вгляделся и воскликнул, расплывшись в улыбке:

— Да это же Грей! Боже, какой сюрприз. Представляешь, я тебя не узнал, ты стал настоящим мужчиной. Рад тебя видеть! — Мы обменялись рукопожатием. — Заходи ко мне, выпьем.

Он радушно распахнул дверь, но я отрицательно покачал головой:

— Спасибо, но сейчас никак не могу.

— Почему? Давай выпьем, это полезно. Я только что принял чуть-чуть и готов принять еще. Что? Как ты сказал? Нет времени? Жаль. — Он помолчал. — И куда ты идешь?

Оказалось, что нам по пути. Ашер пристроился рядом и оглядел меня.

— Значит, ты наконец вылетел из гнезда. Носишь взрослую одежду!.. У тебя что, пациенты в этом районе?

— Нет, — ответил я. — Понимаешь, я совсем недавно получил диплом и сейчас временно замещаю одного доктора.

— Так это же прекрасно! — воскликнул Ашер. — Для начала замещать кого-нибудь совсем даже неплохо. Набить руку на чужих пациентах, познать то, чему не учат в институте…

— Ты имеешь в виду бумажную волокиту?

— Нет, не это, — ответил он, — а работу с пациентами. Как сделать так, чтобы они всегда были довольны. Между прочим, это настоящее искусство, которому тебе следует обучиться, мой мальчик. Да, методы лечения и прочее в институте преподают отлично. А вот практическая смекалка, знание человеческой природы — это приходит со временем.

— Но знать методику постановки диагнозов, наверное, тоже полезно, — заметил я.

— Полезно, мой дорогой, полезно. Хотя точный диагноз, как известно, может поставить только патологоанатом. — Ашер громко рассмеялся. — Ты знаешь, какое заболевание наиболее распространено? — Он посмотрел на меня, ожидая ответа, и, не получив, продолжил: — Общее недомогание. И как с ним бороться? А по-разному. Возьмем хотя бы отоларинголога. Как ты думаешь, что его кормит? Диагностика и терапия сложных заболеваний среднего и внутреннего уха? Ничего подобного. Его конек — серные пробки. К нему приходит пациент с жалобами на неожиданно развившуюся острую глухоту, и вначале доктор для вида проделывает разные умные манипуляции. Исследует слух с помощью камертона, потом в ход идет отоскоп и прочее. А после он извлекает из уха серную пробку. И все, пациент вновь обретает слух. Конечно, он доволен и славит доктора. А вот я приспособился извлекать из горла рыбьи кости.

— Ну, это не всегда легко сделать, — сказал я.

— Это верно, не всегда, — согласился Ашер. — Особенно когда костей там нет.

— Что значит нет? — удивился я.

Он усмехнулся.

— А то и значит. Вот, послушай. Ко мне явился молодой человек с жалобой, что у него в горле застряла рыбья кость. Конечно, ее там не было. Кости редко когда остаются. Его беспокоила образовавшаяся после укола костью ранка в мягком нёбе. При этом он был убежден, что там у него торчит кость. Он сходил к доктору. Тот осмотрел горло и сказал, что никакой кости там нет. Молодой человек остался недоволен и отправился к другому доктору. С тем же результатом. Побывав у четырех разных докторов (представляешь — четырех!), он наконец попадает ко мне. Я его внимательно выслушиваю и, поняв, что просто-напросто имею дело с дураком, направляюсь к шкафу за рыбьей костью, которую держу для таких случаев в коробочке из-под пилюль. Незаметно зажимаю ее хирургическим пинцетом, и в путь. «Давайте посмотрим, что у вас там, — говорю. — Откройте рот пошире, еще шире, так, хорошо…

А, вот и она, я ее вижу». Я сую ему в глотку пинцет, осторожно шевелю вдоль мягкого нёба. Пациент ойкает. Затем быстро извлекаю пинцет и подношу к его глазам. Он видит рыбью кость и довольно выпучивает глаза. Затем я обрабатываю ранку, и он встает рад-радешенек, восклицая: «Вот это да! Наконец-то я смогу нормально есть». И разумеется, он будет рекомендовать меня всем своим родственникам и знакомым. Вот такая, мой друг, терапия. Как видишь, воображаемую рыбью кость из горла извлечь легко. И пациент доволен… Так что прислушайся к моему совету, держи где- нибудь в кабинете под рукой рыбью кость, стерильную, конечно. Когда-нибудь пригодится. Неплохо также иметь какое-нибудь небольшое засушенное насекомое. Пациенты иногда жалуются, что им что-то попало в ухо. — Он вздохнул. — Ладно, старина, до свидания. Мне пора сворачивать к пациенту, он живет здесь неподалеку. Заходи как-нибудь вечерком, выкурим по трубочке. Теперь ты знаешь, где меня найти. Счастливо! До встречи.

Дружески улыбнувшись на прощание, он свернул в переулок, весело помахивая зонтиком.

Я двинулся дальше. Добродушный цинизм приятеля меня забавлял, и кое-какая житейская мудрость в его наставлениях, безусловно, была. К ней следовало прислушаться.

Посетив еще несколько пациентов, я вернулся в свое временное жилище. В прихожей горничная шепотом сообщила, что меня ждет полицейский.

— Он в смотровом кабинете, — добавила она. — Его фамилия Фоллетт.

Проследовав в комнату, я обнаружил там старого знакомого инспектора. Он стоял, закрыв один глаз, перед плакатом для проверки остроты зрения. Мы тепло поздоровались, затем в ответ на мой вопросительный взгляд он молча достал из кармана служебный конверт, из которого извлек несколько предметов и разложил их на письменном столе: монету, серебряный пенал для карандашей и пуговицу.

Меня заинтересовала монета. Я ее взял и, внимательно рассмотрев, положил на место. Это была гинея времен правления Карла Второго, датированная 1663 годом. В очень хорошем состоянии, чистая и блестящая.

— Вы ее прежде видели? — спросил инспектор.

— Нет.

— А пенал?

Я повертел его в руках.

— Вижу впервые.

— Может быть, вам знакома пуговица?

— Думаю, она от жилета, — заключил я после осмотра. — От твидового жилета. И судя по нитке и кусочку ткани, ее оторвали с усилием. Но она мне незнакома.

Инспектор Фоллетт улыбнулся:

— Я в этом не сомневался, но все равно решил проверить. Эта пуговица не принадлежала жилету несчастного Д’Эрбле, который я тщательно осмотрел. Там все пуговицы на месте. Затем я показал эти вещи мисс Д’Эрбле, и она заверила меня, что ее отцу они не принадлежали. Пеналами он вообще не пользовался. У художников это не принято. И насчет монеты она тоже ничего не знает.