Однако уже на следующий день в Мон-де-Марсане народ, чья интуиция в подобного рода делах просто поражает, проявил бурную радость, увидев королеву «с глазами усталыми, но счастливыми».
— Наша королева явно нуждалась в том, чтобы король прочистил ей дымоход, — говорили в толпе с грубоватой простотой, что вовсе не исключало уважительности. — Вон какая она теперь довольная!
И с полным основанием признавали за этой успокоенной и удовлетворенной женщиной «роль мироносицы и посредницы в деле сохранения мира».
* * *
Путь из Мон-де-Марсана в Фонтенбло через Бордо, Ангулем, Коньяк, где родился Франциск, Блуа и Сен-Жермен-ан-Ле состоял из сплошных праздников и увеселений в честь короля и королевы. Элеоноре казалось, что она грезит. Франциск I продолжал показывать себя усердным и галантным, и она после каждой ночи вынуждена была весь следующий день проводить лежа в своих носилках и едва ли могла заметить где-то вдалеке обеспокоенное лицо мадемуазель де Писле. А между тем фаворитка отнюдь не была в немилости. Прекрасно понимая ситуацию, она старалась не попадаться на глаза королеве; но ее власть над королем усиливалась с каждым днем, чему вскоре широкая публика и стала свидетельницей.
5 марта 1531 года Элеонора была коронована в Сен-Дени. Через десять дней после этого она совершила торжественный въезд в «свой добрый город Париж».
Эта церемония должна была произойти 8 марта, но из-за проливного весеннего дождя, омывшего всю столицу, от нее пришлось отказаться. 9 марта ветер и дождь все еще не стихали, и все приветственные речи, по большей части скомканные, были произнесены представителями духовенства в церкви Святой Женевьевы, которая, как известно, является покровительницей города Парижа.
Однако Св. Женевьева, если можно так выразиться, заставила себя долго просить, и плохая погода длилась целую неделю. Наконец 15 марта показалось солнце, и народ высыпал на улицы.
Шествие открывали лучники, гобоисты, трубачи, швейцарские сотни из королевской гвардии, иностранные послы и папский легат, а за ними несли открытые носилки, устланные золототканой материей. «Сидевшая в них королева была в тунике, расшитой жемчугом, и в сюрко1, отороченном горностаем и украшенном драгоценными камнями. Голову венчала корона, сверкавшая рубинами и алмазами».
Рядом с носилками королевы гарцевали на своих скакунах дофин и герцог Орлеанский. Дальше следовали носилки Луизы Савойской, матери короля, и сопровождавшие ее принцы и принцессы, сеньоры, и пажи, всадники и дамы верхом на иноходцах в богатой сбруе.
<Сюрко — верхняя безрукавная одежда знати (XIV в.).>
Все улицы, по которым двигался королевский кортеж, были украшены коврами и тканями, затканными золотыми лилиями. На всех перекрестках молоденькие девушки распевали сочиненные по случаю гимны, пытаясь с большим или меньшим успехом заменить хор небесных ангелов.
Вся эта невероятная процессия, начавшая свое движение от Сен-Лазара, через четыре часа достигла собора Парижской Богоматери, где королеву встретили настоятель и каноники, всячески демонстрируя ей свою радость и уважение.
Зрелище было великолепным. Однако воображение парижан больше всего поразила не эта пышная кавалькада. В доме напротив собора, в окне второго этажа, все увидели короля и Анну де Писле, без всякого стеснения стоявших в обнимку. Фаворитка добилась наконец того, что Франциск I публично продемонстрировал свою связь с ней.
Давненько уже не было случая, чтобы король Франции вел себя так неприлично на коронации своей супруги, и народ, толпившийся под окном, просто рты пооткрывал от удивления при виде обнимающихся любовников.
Теперь уже толпе было не до уличных фокусников и не до дрессированных животных, дававших представление неподалеку от собора.
Что до английского посланника, привыкшего к скандальным нравам при дворе Генриха VIII, то приходится признать, что даже он был крайне шокирован поведением, обнаружившим, по свидетельству мемуариста, «весьма глубокую близость этих двух людей».
Ночь королева провела в слезах: ее медовый месяц закончился. А если верить современникам событий, то и супружеской жизни пришел конец.
Анна де Писле торжествовала. Ей не удалось полностью выжить м-м де Шатобриан, с которой король регулярно переписывался; однако она заняла пост официальной фаворитки и сохраняла его в течение шестнадцати лет, к большому несчастью Франции.
Празднества по случаю вступления королевы в Париж завершились по обыкновению турниром, который был устроен неподалеку от Отеля Сен-Поль, на улице Сент-Антуан. Наряду с другими участниками турнира на нем выступили король, дофин и маленький Генрих. Среди блистательной публики, явившейся на это зрелище, можно было увидеть, помимо королевы и Анны де Писле, сидевших на самых почетных местах, Луизу Савойскую и Диану де Пуатье.
Юные принцы, впервые в этот день показывавшие свое умение владеть рыцарским оружием, были облачены в новенькие, сверкавшие на весеннем солнце доспехи. С развевающимися над головой султанчиками, они вслед за идущими впереди пажами приблизились к трибунам, чтобы перед началом боя поклониться дамам, ради любви которых они собирались сразиться.
Ко всеобщему удивлению, маленький Генрих опустил свой штандарт перед Дианой де Пуатье. Супруга Великого сенешаля, разумеется, не знала, какие чувства она вызвала у этого подростка: удивленная и польщенная, она улыбнулась ему.
У нее был еще один повод почувствовать себя довольной.
Под конец турнира был устроен конкурс на самую красивую среди присутствующих, а значит, при французском дворе, даму. После того как все сеньоры тайно проголосовали, было объявлено, что сейчас будут сообщены результаты. На трибунах воцарилась благоговейная тишина, и все взоры обратились на Анну де Писле, которую считали единственно возможной победительницей. Но пока герольд говорил, на лицах некоторых гостей мелькали лукавые улыбки. Все дело в том, что половина сеньоров отдала предпочтение фаворитке короля, зато другая половина высказалась за Диану де Пуатье.
Сжав губы, Анна де Писле резко встала и покинула трибуну. Она была смертельно уязвлена и еще больше удивлена тем, что кто-то осмелился предпочесть ей женщину, на одиннадцать лет старше ее.
— Эти люди просто безумцы, — сказала она с нервным смешком. — Неужели возможно сравнивать меня с этой тридцатидвухлетней старухой?
И, произнеся эти гнусные слова, она в ярости вернулась в особняк, подаренный ей королем.
Лютая ненависть к Диане де Пуатье, поселившаяся отныне в душе фаворитки, в один прекрасный день обернулась для Франции роковыми последствиями…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});