— Если ты мне еще хоть раз такое устроишь, — произнесла она, — я тебе яйца оторву. Понял?
Обед прошел в молчании. Джерри и Хоуи тихо переговаривались между собой. К Майку Стоуну никто не обращался. А когда к половине третьего они пришли на авеню Клебер, ситуация была уже критической. Рут чувствовала, что заставить работать людей, находящихся в скверном настроении может только чудо.
И чудо произошло, стоило ей только взглянуть на предоставленные им туалеты; Это были волшебные наряды, хотя висели они на беспорядочно расставленных стойках в довольно непривлекательных гримерных. Украшения — конек фирмы «Шанель» — лежали на полу в аккуратно пронумерованных коробках. Для каждого туалета предназначались определенные серьги, ожерелья и браслеты. И пока сотрудники распределяли аксессуары, Рут чувствовала, как быстро поднимается ее настроение. Именно такие наряды она искала всякий раз, приезжая в Париж на демонстрацию моды.
В последний раз столь радостное волнение охватило ее, когда Сен-Лоран укоротил свои жакеты и платья. Теперь настала очередь Карла Лагерфельда. Это была его первая коллекция, сделанная для «Шанель». Рут не сомневалась, что целый сезон в этом году только о нем и будут говорить в Париже. Эксцентричный немец вдохнул жизнь в прославленную, но слегка увядшую фирму.
«Уж если это не кольнет моих ребят иглой под задницы, тогда все».
И Рут не ошиблась. Когда Мартини вышла на подиум в свободном жакете с блестящими пуговицами, все не спускали с нее глаз.
Первым очнулся Хоуи. Уложив волосы Мартини на затылке валиком, он украсил прическу бархатным бантом от «Шанель». А когда Джерри взялась за губную помаду, Рут поняла, что работа началась.
Майк с камерой в руках забегал вокруг подиума, беспрерывно делая снимки.
Каждая фотография запечатлевала красивую девушку. Очень женственную. Неотразимую в своей чувственности. И в то же время в ее облике не было ничего развратного. Лагерфельд, создавая коллекцию, ни на минуту не забывал о высоком классе «Дома Шанель». Поэтому Мартини была элегантна и сексуальна.
Эта комбинация производила ошеломляющее впечатление. А когда Мартини закружилась по розовому салону с золочеными стульями, вся группа расслабилась. Начались разговоры, послышался смех.
Посмотрев на часы, Рут вздрогнула от неожиданности. Они проработали около четырех часов и даже не заметили этого.
На улице стало ясно, что хорошее настроение их сегодня уже не покинет. И тогда Майк решил продолжить веселье.
— Зачем нам такси? — воскликнул он. — Вот именно сейчас — зачем? До половины восьмого в этом городе все очень дорого. Не пропустить ли нам где-нибудь по стаканчику?
Он не ждал ответа, ибо знал его заранее.
Хоуи и Джерри считали, что хорошо провести время — значит всласть посплетничать о знакомых. Поэтому когда Майк нашел приличный бар, Хоуи угостил всех за свой счет и тут же повернулся к Джерри.
Кейт с удивлением обнаружила, что ей очень интересно слушать Мартини. Как большинство моделей, она любила обсуждать, как подольше сохранить хорошую форму и оставаться красивой. Кейт тоже занимала эта тема, хотя до сих пор она всегда стеснялась об этом говорить. Католическое воспитание с детства приучило ее думать, что тщеславие — это грех. Но Париж доказал ей, что это не только не грех, а образ жизни. Поэтому Кейт с интересом прислушивалась к болтовне Мартини.
Майк Стоун был доволен собой. И Рут. Самая «трудная» из всех знакомых женщин. Не в смысле, что упрямая как ослица. Просто она умеет добиваться, чего хочет. Майк этим восхищался, ибо и сам играл по тем же правилам.
Около восьми Хоуи и Джерри куда-то ушли. Майк предложил Рут сделать то же самое. Предложение сначала показалось ей заманчивым, но она вдруг задумалась.
Кто он такой, этот Майк? Ветеран секса, которому от нее что-то нужно. Но что? Она могла дать ему только работу, которую он и так уже имел.
Будучи абсолютно несведущей в любви, она и мысли не допускала о том, что мужчина может хотеть ее ради нее самой.
Рут была смущена. Она не знала правил этой игры и не поверила Майку. Не поверила себе.
Короче, она не знала, на что решиться, и сидела, словно каменная статуя. Вдруг живот полоснуло дикой болью, и Рут обхватила себя руками, согнулась пополам.
— В чем дело? — спросил Майк.
Обняв ее за плечи, он помог ей дойти до ближайшего стула. Рут молчала. От страшной боли она лишилась дара речи. К ней бросились Кейт и Мартини.
— Нужен врач, — заявил Майк. — Не нравится мне это.
— Врач? — возразила Кейт. — Мы в Париже, а не в Нью-Джерси. Или тебе достаточно щелкнуть пальцами, чтобы тут же появился доктор с саквояжем?
— Наверное, администрация отеля может куда-нибудь позвонить, как ты думаешь? А я поймаю такси.
Кейт и Мартини нерешительно смотрели друг на друга. Щеки Рут тем временем уже посерели, она вдруг закатила глаза, наклонилась всем телом вперед и потеряла сознание. Владелец бара сразу же вызвал неотложку. И сделал это отнюдь не из милосердия. Просто лежащая без сознания богатая американка — плохая реклама его заведению. Чем скорее ее уберут, тем лучше.
В восемь сорок пять Рут доставили в больницу на улице дю Пои, а в половине десятого Кейт и остальным, ждущим в приемном покое, сообщили, что у Рут острое пищевое отравление. Ей промыли желудок и дали успокоительное. Завтра она должна прийти в себя, но если этого не произойдет, нужно будет известить ее родных.
— Это послужит ей уроком, — сказал Майк, нарушив тишину, воцарившуюся после ухода врача. — Я предупреждал, что не стоит заказывать вторую порцию escargots[2].
В Нью-Йорке ждали материалов из Парижа, однако всем стало ясно, что если их и получат, то не от Рут.
— Тебе придется ее заменить, Кейт, — сказал Майк. — Ты ведь тоже журналистка.
— Да, журналистка, но мода — не моя область. Я даже подиума вблизи не видела и понятия не имею, с чего начать.
— Поговори с Мартини, она все объяснит. Я тоже чем-нибудь помогу.
— А мои интервью? Сегодня у меня назначена встреча с Карлом Лагерфельдом, завтра — с Марком Боханом. Я не смогу разорваться. И мы еще не знаем, как на это посмотрят в Нью-Йорке. Может, мне не разрешат писать о моде.
— Черт возьми, женщина! Во время недели моды нет ничего важнее показа. Ничего. Да пришли ты им хоть интервью с де Голлем, они заменили бы его материалом про женские тряпки. Это Париж. От нас требуются мои снимки и краткие подписи под ними. Все.
— Ты слишком высокого о себе мнения. Ладно, свяжусь с Нью-Йорком, послушаем, что они скажут.