– Я не обвиняю вас, сэр, – пробормотал Фентон. – Джиллиана – уличная женщина, женщина низменных наклонностей. Она отказалась от своей семьи и друзей, от всех принципов своего воспитания в погоне за земными удовольствиями, и я убежден, что и сейчас она добивается того же. Когда я нашел ее, она жила в Эдинбурге, готовая продавать свое тело за звонкую монету.
Как жалко, что невозможно, закрыв глаза, просто исчезнуть с этого места. Но Джиллиана по-прежнему ощущала мягкий утренний ветерок на щеках и слабый запах болотной травы, зацепившейся за подол платья. Воздух был пропитан резким запахом серы.
Открыв глаза, Джиллиана обнаружила, что оба мужчины пристально разглядывают ее.
Грант ничего не говорил, но его глаза, эти удивительные, чудесные серые глаза, вдруг сделались жесткими и холодными как сталь.
– Довольно! – внезапно отрезал он, повернувшись к доктору. – Довольно, старик, вы свое слово сказали. Вы должны быть удовлетворены результатом своих утренних усилий.
– Я не смогу быть удовлетворен, ваше сиятельство, пока Джиллиана не будет знать свое место. Вы должны проводить время с Арабеллой, а не с этой тварью. Я горько сожалею о том дне, когда милосердие и жалость убедили меня привести ее в мой дом. И что же я вижу теперь? Она без зазрения совести отвлекает ваше внимание от моей дочери.
– Если уж вы такой приверженец искренности, позвольте и мне вам кое-что сказать, доктор. Между мной и вашей дочерью нет абсолютно никакой привязанности. И я сомневаюсь, что она когда-либо возникнет. У меня сложилось стойкое впечатление, что Арабелла не способна на нежные чувства.
Доктор Фентон хотел еще что-то сказать, несомненно, в защиту своей дочери, но Грант вскинул руку, останавливая его:
– У меня нет желания продолжать эту дискуссию, сэр. Я сейчас провожу мисс Камерон назад в Роузмур.
Доктор Фентон заколебался.
– Мы не нуждаемся ни в вашем разрешении, ни в вашем присутствии, Фентон, – резко добавил Грант.
С явной неохотой доктор Фентон покинул их.
Джиллиана отвернулась, устремив взгляд на тропу, ведущую на болото. Когда она заговорила, голос ее был спокойным и ровным, словно она читала отрывок из хорошо знакомой книги.
– Я не была продажной женщиной, – сказала она, – хотя, несомненно, являлась фигурой скандальной. Образец неприличия. – Она опустила голову и стиснула руки.
Грант молчал. Он просто не знал, что сказать. Джиллиана вздохнула.
– Я бы совсем не удивилась, если б матери предостерегали своих дочерей, чтобы те не становились такими, как я.
– А почему вы стали такой?
– Я влюбилась, – ответила Джиллиана и снова отвела взгляд. Ему так хотелось взять ее за подбородок, повернуть к себе и заглянуть в глаза. Что бы он там увидел? Отблеск раскаяния? Быть может, тоски? Грант понял, что не хочет этого знать.
– Вы не обязаны рассказывать мне, Джиллиана.
Она кивнула:
– Я знаю. Но это не важно. Я влюбилась, – повторила она. – Я думаю, что полюбила Роберта потому, что он обратил на меня внимание. – Она подняла голову и посмотрела на Гранта, и он не удивился, увидев в ее глазах печаль.
– Я не требую от вас признаний, Джиллиана.
Она снова кивнула и продолжила:
– Я так давно не чувствовала себя любимой. Возможно, весь этот скандал был основан не на чем ином, как на признательности.
Жизнь несовершенна, неопределенна, слишком скоротечна, и к тому времени, когда человек начинает ее понимать, судьба или несчастный случай уносят эту жизнь. А его жизнь – это жизнь, сделавшаяся особой благодаря обстоятельствам, и он постоянно помнит об этом. С того момента, как он открывает утром глаза, как засыпает ночью, он – граф Стрейтерн. Он сознает свое наследие так же, как и свою ответственность. Но вместе с тяжелым бременем, лежащим на его плечах, он получил и величайшие выгоды и преимущества. И об этом он тоже никогда не забывает.
Один из самых больших плюсов быть графом Стрейтерном заключается в силе его влияния. Чего бы он ни захотел, он это получает. Слово, мягко высказанная просьба, повелительно согнутый палец – вот и все, что требуется, чтобы его желания были переданы и исполнены.
Сейчас Гранту хотелось, чтобы в его власти было прогнать печаль из глаз Джиллианы, вернуть на ее лицо улыбку, но он не мог сделать ничего, кроме как протянуть руку и коснуться ее руки в нежной, допустимой приличиями поддержке.
– Ну так как вам приключение? – спросил он.
Джиллиана непонимающе заморгала.
– Сегодня, – пояснил Грант, – на болоте. Вам понравилось?
Молчание словно пропасть пролегло между ними. Наконец она снова заговорила:
– В вашей власти, ваше сиятельство, отослать меня из Роузмура.
– Да, – кивнул он.
– На том основании, что я неподходящая компания для Арабеллы. Что я могу дурно повлиять на ваших детей.
– Пожалуй, об этом следует подумать, – весело отозвался он. – Ну, вы уже закончили со своим признанием?
Она кивнула.
– Да не смотрите же вы таким убитым взглядом, мисс Камерон. Я не имею намерения выгонять вас из Роузмура. В жизни не слыхивал подобной чепухи.
Она подняла на него изумленный взгляд.
– Вы научились чему-нибудь сегодня?
– Я научилась сегодня очень многому, – медленно проговорила она.
– Значит, наш поход был успешным. Каждый день надо стараться что-нибудь узнавать, – сказал Грант.
Джиллиана нахмурилась.
– А хотите знать, что сегодня узнал я?
Она нерешительно кивнула.
– Я узнал, что доктор Фентон – деспот и что вы слишком живете прошлым.
Джиллиана ничего не ответила. Он мог бы сказать ей больше, будь он честнее, да и если бы момент был более подходящим. Он мог бы сказать ей, какая она красивая сейчас, в утреннем солнце, просвечивающем сквозь листву деревьев и падающем ей на волосы. Они у нее вовсе не банально каштановые, но какой-то любопытной смеси оттенков золотистого, рыжего и коричневого, словно осенние листья. Еще он мог бы сказать ей, что печаль в ее глазах напоминает ему его собственную. Всегда, сколько будет жить, он будет помнить своих братьев, но, возможно, со временем, воспоминания станут светлее. Может, он даже будет рад им, ибо покуда воспоминания живут в его душе и сердце, его братья не умрут.
Но поскольку Джиллиана смотрела на него так настороженно, он лишь улыбнулся и протянул ей руку.
– Хотите увидеть вторую часть эксперимента?
– Где вы будете производить взрывы? – спросила она.
– Люблю взрывы, каюсь. Но, – поспешил добавить Грант, – никакой опасности не будет. Обещаю.
Эти слова, очевидно, убедили ее. Она вложила в его руку свою, и он повел ее по тропинке так, словно они были обычными спутниками, а не двумя людьми со своими секретами каждый.