Лишь к вечеру, закончив работу, Иешуа подошел к Петру, сидящему на неизменном своем камне. Присел рядышком, потер покрытые мозолями ладони друг о друга, тихо спросил:
— Зачем ты помешал мне сегодня?
Петр слегка опешил: о чем это он?
— Ты что, Иешуа, я к твоей лодке и не приближался даже!
— Утром. Когда я хотел помочь юноше из Ципора, ты опередил меня. Ты сделал свое чудо раньше. Ты не дал мне даже попробовать! Думал, я не замечу? — Голос Иешуа постепенно повышался. — Ты не веришь в меня! А мне надо, чтобы в меня верили, понял? Иначе я ничего не смогу! — Иешуа теперь уже просто кричал. Лицо его покраснело, на шее взбухли вены. — Мне нужна людская вера! Твоя, Марии, Ашера! Вы должны в меня верить! Все! Ясно?.. Или не мешайте. — Последнее было произнесено тихо, почти шепотом.
Иешуа смотрел на Мастера прищуренными глазами, под кожей ходили желваки. Петра окатило холодной чернотой — зло, идущее извне, именно так его чувствовал Мастер.
Не знал Петр своего ученика — таким…
На крик сына из двери показалась Мария, но тут же скрылась в доме: мужчины спорят, женщина не суется.
— Хорошо, Иешуа. — Петр был серьезен и действительно озабочен. Матрица матрицей, но на нее все валить тоже не стоит. Иешуа обретает в себе — себя, это надо понимать не технически, а просто по-человечески. — Я не буду тебе впредь мешать. Но когда и если тебе понадобится моя помощь, знай: я рядом. Ты попросишь — я помогу. Не попросишь — не стану. Ладно? — Мастер говорил спокойно, одновременно посылая в сторону Иешуа успокаивающие импульсы.
Впрочем, безуспешно, он чувствовал, как они отскакивали от мощнейшей блокады, привычно уже выстроенной учеником.
Иешуа не ответил.
Так закончился день.
Наутро, встав пораньше, Иешуа, Андрей и Петр погрузили свежепочиненную лодку на специальную повозку, запряженную ослом, и отправились в Капернаум. Лодку следовало вернуть заказчику, получить с него деньги и, может быть, забрать следующую.
Предстоял полный день неспешного пути. Все это время Петр думал о том, что ему сказал Иешуа тем вечером.
Вера… Ему нужна вера людей в него. Чем больше людей, тем больше веры. Чтобы творить чудеса, ему просто необходима эта треклятая несчитанная вера! Что она для него значит? Как он может использовать ее? Как ее измерить, наконец? И вообще, есть ли что мерить? Вопросов больше, чем ответов! Впервые приходится сталкиваться с тем, что вера, как таковая, может помочь не духовному, но абсолютно материальному. Или это обыкновенное заблуждение Иешуа?.. В последнее время его ученик частенько стал темнить. Как знать, вдруг давешний его вопль о вере лишь плод фантазии или, что хуже, — хитрости? Как с запретом говорить о чуде….
Капернаум неожиданно открылся путникам, едва они взошли на очередной холм. Поселок, который тут почему-то называют городом, чуть больше Назарета, вплотную придвинутый горами к Генисаретскому озеру, озеру Генесар, которое тут почему-то называют морем. Уже отсюда, издалека, были видны лодки рыбаков, лежащие на берегу. Где-то там, в одном из рыбацких домиков, в изобилии раскиданных по побережью, жил хозяин той, которую Иешуа отремонтировал накануне.
День был слишком ветреным, и рыбаки не спешили выходить на промысел. На суше тоже работы хватало. Кто-то чинил сети, кто-то сортировал давешний улов по корзинам, чтобы отнести его на рынок, а там продать за бесценок. Рыбы в Капернауме слишком много, чтобы она стоила дорого. Петр давно отметил для себя любопытную вещь: в местном языке не существует названий видов рыб, всякая рыба — просто рыба. Большая или маленькая.
— А-а, плотник из Нацерета! Скоро же ты сделал работу. — Пузатый рыбак с радушно разведенными руками вышел из ветхого строения, служившего складом снастей и жильем одновременно.
Из соседнего домика тоже выглянул мужчина и крикнул куда-то в сторону:
— Эй, Яаков, иди сюда! Иешуа из Нацерета лодку привез! Очень скоро вокруг лодки собралась небольшая толпа — в основном рыбаки или их жены. Дружно сгрузили лодку с повозки, стали шумно обсуждать, как всегда, добротную работу известного плотника.
Иешуа отвлек мальчишка — оборванец, худющий, как скелет, он тянул его за край одежды.
— Что тебе от меня нужно, мальчик? — мягко спросил Иешуа.
— Ты ведь плотник из Нацерета? — Парнишка пытался выглядеть серьезно, хмурил брови, но хитринка в глазах была видна слишком отчетливо.
— А что ты хотел?
Парень не ответил. Хихикнув, он опрометью помчался куда-то в глубь города с воплем:
— Плотник из Нацерета уже здесь!
Внешне Иешуа никак на это не отреагировал, однако Мастер ощутил резкую перемену настроения своего ученика. Смесь каких-то непонятных чувств обуревала Иешуа. Неприятное предчувствие, неуверенность, может, даже боязнь чего-то. Петра вдруг осенило: Иешуа просто волнуется! Нервничает, как студент перед экзаменом. Учащенное сердцебиение, бледнота кожи, сумбур в мыслях… Все признаки. Вот только не из-за лодки это. За лодку Иешуа спокоен — он починил ее на славу: вон рыбаки все хвалят, никак нахвалить не могут. Значит, заплатят славно… Нет, здесь дело в другом.
Очень скоро Петру удалось подтвердить свою догадку. Рыбак, заказавший ремонт лодки — толстяк по имени Фома, — пригласил Иешуа, Петра и Андрея к себе в дом: поесть, отдохнуть с дороги и переночевать перед обратным переходом. На ужин (естественно, рыбный) пришло еще несколько мужчин — друзья Фомы. В самом разгаре пиршества, когда вино уже многим развязало языки и начались сугубо мужские разговоры, сдобренные крепкими выражениями и обычными для всех времен и народов физиологическими подробностями взаимоотношений полов, Петр заметил, что в дверях скромно стоит молодая женщина — крестьянка, а подле нее — ребенок. Непонятно только, мальчик или девочка — дитя было абсолютно лысо и настолько грязно, что определить пол не представлялось возможным.
— Полегче, братья, полегче! — Петр сказал это громко, чтобы услышали все. Непристойности прекратились. Мастер показал утихшим рыбакам на женщину. Давайте пощадим ее уши!
Всеобщий смех был ему ответом. Посыпались возгласы:
— Да она все лучше нас всех знает!
— Сама может рассказать и не такое!
— Эй, красавица, что тебе здесь надо?
Все время молчавший Иешуа произнес:
— Она пришла ко мне.
Хохот еще громче.
— К тебе, плотник? Зачем ты ей? Разве только починить руки ее дитяти?
Теперь Мастер заметил, что у мальчика-девочки совершенно сухие руки — две безвольно болтающиеся плети, тонкие, бледные. Кости, обтянутые кожей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});