Женщина с вороньими перьями вместо волос бродила посреди этого бедлама. Резной костяной нож висел в ножнах на бедре, белый цвет резко контрастировал с серыми камуфляжными штанами. Лохмотья черного плаща, влажного от свежей крови, развевались при ходьбе. Эйслинн удивилась, увидев плащ поверх военной амуниции, но потом поняла, что это вовсе не плащ: волосы-перья женщины струились по спине и, казалось, образуют плотные крылья.
- Красивые картинки, и все – для тебя, - сказала фейри. Она провела перед собой рукой. На ее руки вайдой, пеплом и кровью были нанесены необычные узоры.
Эйслинн взглянула на своих фейри. Еще несколько месяцев назад ей казалось, что она их ненавидит; иногда она по-прежнему их побаивалась. Но теперь она ощущала не ненависть и не страх: ею овладели ужас и горе.
Фейри обвила рукой ее талию.
- Красивые картинки для всех нас.
- Что ты наделала? – прошептала Эйслинн.
Трейси танцевала, но рука ее была вывернута под неестественным углом, словно ее вырвали из сустава.
Эйслинн оттолкнула девушку-ворона.
- Что ты сделала с моими фейри?
- Ничего. – Ворон снова взмахнула рукой, и все стало по-прежнему: и с Летними девушками, и с рябинниками, и с Эобил все было в порядке. На поляне горел костер, но лишь посреди круга, где Летний Двор обычно устраивал пиры. Это был не походный костерок, а яростное пламя.
- Рассказать тебе сказку, маленькая королева? – У фейри были глаза Ириала и Ниалла – абсолютно черные – но в них светился огонек безумия. – Рассказать о том, что было бы и что есть?
- Кто ты такая? – Эйслинн отступила назад, задавая этот вопрос, но она была почти уверена, кто перед ней – Бананак, квинтэссенция войны и бойни. Собственной персоной.
ели за моим столом. – Бананак присела на корточки перед костром. Стоял полдень, но небо было черно от пепла и дыма.
Не иллюзия ли и это тоже? Эйслинн не знала, что делать. Чары фейри не должны действовать на нее, но почему работают чары Бананак?
- Бананак? – спросила она. – Это ведь твое имя, правильно?
- Я использую это имя. – Она наклонила голову под странным углом и взглянула на Эйслинн. – Ты девочка-зола22, пропавшая Летняя Королева, та, которая принесет мир?
- Она самая. – Эйслинн чувствовала жар разгорающегося костра.
Лицо Бананак выражало надежду: глаза расширились, рот приоткрылся.
- Ты бы мне понравилась, если бы добровольно взошла на погребальный костер. Пусть винят друг друга… Это такой пустяк. Даже не больно. Солнечный свет и огонь – почти одно и то же.
Эйслинн задрожала.
- Нет, не думаю.
- Я бы танцевала под твой крик. Ты была бы не одна, - вкрадчиво сказала Бананак.
- Нет. – Эйслинн застыла, поняв по хищному взгляду Бананак, что совершать резкие движения крайне неразумно. – Думаю, ты должна уйти.
- Разве ты не хочешь, чтобы я ответила на твои вопросы, маленькая зола? Мне многое известно.
- Разве есть правильный ответ? – Голос Эйслинн не дрогнул, но она была уверена, что фейри знала, насколько она напугана. Надеясь, что не совершает ошибки, Эйслинн добавила: - Скажи мне, что тебе нужно.
Слово “нужно” казалось неуклюжим. Спросить “Чего ты хочешь?” было бы слишком прямолинейно, не говоря уже о вопросе “Что ты можешь сделать?” - он явно намекал на ограниченность возможностей собеседника. Семантика была одной из странных составляющих общения с теми, кто прожил на свете много веков. Эйслинн лишь надеялась, что на этот раз выразилась правильно.
Фейри-ворон вытерла руки о штаны и встала.
- Однажды, после хаоса, но задолго до тебя, я дала совет. Правителям, находящимся на грани войны, я могла живописать военные игры. Когда мы находимся на краю пропасти, я могу показать, что случится, если будут соблюдены некоторые условия.
Несколько мгновений Эйслинн глядела на нее, не говоря ни слова. Казалось, что пепел, кружащийся в воздухе, осел у нее на языке и не давал говорить. Остальные фейри не видели Бананак. Они вообще не реагировали – ни на Бананак, ни на огонь, ревущий в парке.
Бананак ступила в костер; языки пламени касались ее и тянулись к ней, словно руки страждущих.
- Ты видишь мои мечты о том, что могло бы быть… Мы еще на шаг приблизились к войне, маленькая пепельная королева. И все благодаря тебе.
Пламя устремилось к Бананак, следуя за ней, опаляя перья.
- Ты дала мне надежду, поэтому я по-честному предупрежу тебя. Сейчас между нами равновесие. Следуй своей дорогой, и я буду в долгу перед тобой. Я скучала по моей вражде.
Бананак встала перед Эйслинн, и едкий смрад обгорелой плоти и перьев смешался с успокаивающим запахом горящего дерева. Это была тревожная смесь – почти такая же тревожная, как и хаос, который внезапно прокатился по Летнему Двору, когда иллюзия, навеянная фейри-войной, исчезла в дыму.
Все фейри Летнего Двора увидели Бананак, увидели, как Война стоит лицом к лицу с их королевой. Стража поспешила к Эйслинн. Летние девушки прижались друг к другу, а Эобил поманила их к фонтану.
Бананак хмыкнула, но Эйслинн даже не вздрогнула.
И не собиралась.
Война наклонилась к Эйслинн и прошептала у ее щеки:
- Сломать их? Оставить щепки от этих деревяшек? Пустить на растопку твоего жертвенного костра?
- Нет.
- Жаль, - вздохнула Бананак. – Ты сделала мне подарок: надвигается война… Нужно мясо, скоро будет кровавая баня… и все же…
Бананак двигалась так быстро, что превратилась в размытый силуэт из рук, ног и перьев. Она избивала охранников и орудовала ножом. Затем остановилась так же внезапно, как и набросилась на рябинников. Большинство стражей лежали на земле; некоторые были избиты, но еще держались на ногах. Один из них уже не шевелился.
Бананак поглядела на небо.
- Поздно, мне надо увидеть и других. Мой король ждет, что я вскоре вернусь.
С этим Война и ушла, оставив их в панике метаться по парку.
Кинан. Ниалл. Дония. Куда ушла Бананак? Война. Эйслинн не хотела войны. Сама мысль об этом ужасала ее. Слишком много напоминаний о смерти и о том, что мне придется потерять. Она думала о бабушке и Сете, о своих смертных друзьях. Бабушка была под постоянным присмотром; Сет тоже. Но она неизбежно потеряет их. Смертные умирают – но не сейчас, не так скоро. Она едва начала постигать красоту, которую могла предложить земля теперь, когда прошли долгие годы бесконечной зимы. Это был ее мир. Этот мир должен быть полон жизни и возможностей, даже если эти возможности иногда не вечны.
Она влюблена; ее любят; она – часть чего-то невероятного. Так же, как и многие другие фейри и смертные. Война уничтожит все это. Не опасаясь того, что случится, если разозлить другие Дворы, не зная преград; а правители и воины слишком заняты, чтобы обращать внимание на мелкие обиды… За исключением обособленного Высшего Двора, миру смертных и Фэйри придется иметь дело с двумя – возможно, с тремя – Дворами и с одиночками, которые не преминут воспользоваться создавшимся беспорядком. Эйслинн стало плохо при одной мысли об этом и отчаянно захотелось поговорить с Сетом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});